33 стратегии войны - Грин Роберт - Страница 143

ТОЛКОВАНИЕ Голливудской актрисе необходимо быть толстокожей, а Джоан Кроуфорд была воплощением голливудской звезды: она прекрасно умела держать удар и, не показывая виду, сносить оскорбления и обиды. Однако не упускала она и возможности посмеяться последней, отомстить, унизив обидчика или выставив в смешном свете. Кроуфорд прекрасно знала, что ее считают стервой, женщиной жесткой и не всегда приятной. Она считала, что такое отношение несправедливо — многим людям она помогала, со многими была добра, — однако это вполне можно было пережить. Ее раздражало, как далеко зашла Ширер, изображая благородную элегантную даму, ведь на самом деле — Кроуфорд была в этом уверена — под очаровательной маской скрывалась вздорная сварливая бабенка. Поэтому Кроуфорд решила, что разоблачит Норму, заставив ее показать окружающим ту сторону своей натуры, которую мало кому удавалось увидеть. Краткий эпизод, — но он надолго запомнился Голливуду и потому оказался особенно унизительным для Ширер.

Что касается Дэвис, тут все дело было в тонком расчете времени: Кроуфорд разрушила ночь ее славы (о которой та мечтала и к которой готовилась на протяжении нескольких месяцев), не произнеся ни единого неприятного слова. Кроуфорд заранее получила от доверенных лиц информацию о том, кто именно получит приз. Узнав, что Бэнкрофт не сможет присутствовать на церемонии, она с готовностью предложила ей получить статуэтку от ее имени.

Кому из нас не приходилось испытывать желание отомстить тем, кто с нами плохо обошелся? Как велико искушение броситься на обидчиков, откровенно высказать все, что мы о них думаем, поведать всем о наших чувствах, но слова здесь не помогают. Словесные перепалки не приносят удовлетворения, от них мы не испытываем ничего, кроме горечи и пустоты. Куда более сладкая месть — возможность посмеяться последним, заставив обидчика мучиться смутным, но разъедающим чувством бессилия. Спровоцируйте их на то, чтобы приоткрыться, выставить напоказ неприглядные черты своей натуры, отнимите у них мгновения славы — но сделайте это завершающим маневром в сражении. Это подарит вам двойное наслаждение: во-первых, вы покажете, что никто не смеет безнаказанно вас задевать, во-вторых, нанесенная вами рана не скоро заживет. Верно говорят, что месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным.

Образ:

Маска. Каждый актер на сцене носит маску — милое, привлекательное лицо, которое он обращает к публике. Но вот собрат-актер — будто нечаянно — толкает его, и маска падает, открывая куда менее сим патичную физиономию. Мало кто забудет это истинное лицо, даже если маску быстро в о д р у з я т на старое место.

Авторитетное мнение:

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА В определенных обстоятельствах открытая война предпочтительней — когда, например, вы можете окружить неприя- теля и разгромить его. В повседневной жизни, однако, часто разумнее и эффективнее действовать исподтишка, нанося незаметные удары. По сравнению с открытыми стычками эти меры могут показаться слишком слабыми — иногда нам так и хочется выйти на врага с открытым забралом. Но сиюминутное преимущество, которого вы этим добьетесь, будет почти сразу же сведено к нулю: ваша агрессивность может вызвать у окружающих подозрения, они перестанут доверять вам, ожидая новой вспышки. В конце концов, более важно сохранить доверие и репутацию. Мудрые царедворцы всегда кажутся воплощением благонравия, скрывая, однако, под бархатными перчатками железные кулаки.

Стратегия 29 ОТКУСЫВАЙ ПОНЕМНОГУ: СТРАТЕГИЯ СОВЕРШИВШЕГОСЯ ФАКТА

Чересчур откровенно стремясь к успеху, не скрывая своих амбиций, вы рискуете вызвать неприязнь окружающих. Откровенные попытки урвать побольше и забраться прямиком на вершину власти опасны, они порождают зависть, недоверие и подозрительность. Часто лучшим и более разумным решением является постепенное продвижение: откусывайте по кусочку, поглощайте небольшие участки, играя на том, что людям свойственно быстро забывать. Замрите, затаитесь — и никто не заметит вашего продвижения. А если и заметят, будет уже слишком поздно: территория принадлежит вам, событие совершилось. К тому же вы всегда сможете заявить, что действовали из самозащиты. Пока окружающие разберутся, что к чему, вы уже соберете целую империю.

ПОСТЕПЕННОЕ ЗАВОЕВАНИЕ В 1940 году, а точнее 17 июня, премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю был нанесен неожиданный визит — его посетил французский генерал Шарль де Голль. За пять недель до того немцы начали блицкриг — стремительное победное шествие по Нидерландам и Франции, — в результате которого дрогнула не только французская армия, но и правительство. Многие представители власти были вынуждены спасаться бегством либо в районы Франции, еще не оккупированные гитлеровцами, либо во французские колонии в Северной Африке. В Англии, однако, никто из них убежища не просил — и тем не менее это был он, де Голль, одиночка-изгнанник, который искал убежища и предлагал свою помощь в борьбе против Гитлера.

Они встречались и раньше, после назначения де Голля заместителем министра национальной обороны, — в критические для Франции дни, когда уже начался блицкриг. На Черчилля тогда произвело впечатление мужество генерала и то, что даже в такой момент он не утратил решимости. Однако де Голль казался ему немного странным. Послужной список этого пятидесятилетнего военного не впечатлял, да и назвать его видным политическим деятелем можно было лишь с большой натяжкой. При этом де Голль всегда держался и действовал так, словно события вращались вокруг него. И вот, прибыв в Лондон, этот человек заявил, что он и только он должен и может спасти Францию, — а ведь немало найдется французов, которым эта роль приличествовала бы куда больше. Тем не менее Черчилль решил, что с де Голлем можно сотрудничать и использовать его в интересах дела.

Не прошло и суток с момента прибытия генерала в Англию, как французское правительство объявило о капитуляции. Был подписан унизительный мирный договор, согласно которому на неоккупированной территории страны устанавливался коллаборационистский режим сотрудничества с фашистской Германией.

В тот же вечер де Голль представил Черчиллю свой план: он должен обратиться по радио Би-би-си к соотечественникам, не поддержавшим пособнический режим и хранившим верность свободной Франции. Он призовет их не сдаваться и продолжать сопротивление. Кроме того, если кому-то из французов удалось бежать в Англию, он предложит им встретиться с ним.

Черчилль сомневался: ему не хотелось бы портить отношения с новым французским правительством. Но де Голль обещал, что не скажет ничего, что можно было бы рассматривать как измену по отношению к вишистам. После долгих уговоров он получил разрешение на выступление.

В своей речи де Голль почти не отклонился от оговоренного ими плана, вот только закончил он неожиданно — пообещав слушателям, что назавтра снова выйдет в эфир. Это заявление было для Черчилля сюрпризом, но обещания нужно выполнять. Не выпустить де Голля в эфир? Это выглядело бы нехорошо, да и вообще необходимо было подбодрить несчастных французов в столь мрачные дни.

В следующем выступлении де Голль был заметно решительнее. «Любой француз, у которого есть в руках оружие, — заявил он, — обязан продолжить сопротивление». Он пошел еще дальше, призвав французских генералов и офицеров, оставшихся во Франции, противостоять врагу. Он сам и те, кто присоединится к нему в Англии, представляют часть нации в изгнании. Они назовутся «Свободной Францией» и сформируют армию, чтобы в итоге добиться освобождения своей родины от гитлеровцев.

Черчилль не имел возможности постоянно и пристально следить за деятельностью де Голля. Полагая, что аудитория французского генерала невелика, он смотрел сквозь пальцы на его нескромные заявления и позволял продолжать выступления по радио. Между тем с каждым разом де Голль приобретал все большую известность, так что прекратить передачи теперь уже было бы невозможно — генерал стал настоящей знаменитостью. Линия, избранная французским правительством и командованием армии перед лицом оккупантов, многими расценивалась как бесчестье. Французы осуждали вишистов — однако де Голль был единственным, кто открыто выступил и предложил альтернативу. В его голосе звучала уверенность, его высокая фигура и худое лицо мелькали теперь на страницах газет и в кинохронике. Но важнее всего было другое: его призыв был услышан, его армия, начавшись с нескольких сотен солдат в июле 1940-го, уже через месяц насчитывала несколько тысяч человек.