Остров Панданго - Капица Петр Иосифович - Страница 36

– Что же ты, брат, на ровном месте этакую отчаянную посадку делаешь?

Поднявшийся из воды пилот сначала смутился, потом тряхнул мокрой головой и весело рассмеялся.

– Для бортмеханика, ей-богу, не плохо! – сказал он. – Я ведь не учился на пилота. И машина эта собрана по частям. С трудом склепали и отрегулировали. Сегодня я впервые вылетел так далеко. Чуть не скапотировал.

– Похоже было. Но ты молодчина! Не всякий механик осмелится взлететь, – похвалил его Наварро. – И приземлился для новичка лихо, – на две точки. Говорю тебе как специалист, сам не раз давал козла.

– Вы, значит, летали прежде?

– Конечно. И на спортивных и на боевых. Асом числюсь. Не зря же в воздушный легион приняли, – похвастался Наварро.

– И я на таком же гробу, как твой, летал, – сообщил Паоло.

Парень вдруг посуровел, не без подозрения оглядел собеседников и спросил:

– Простите, а вы кто такие? Откуда прибыли?

– Мы полосатики с острова Панданго.

– Китобои? Охотитесь за полосатыми китами?

– Да нет, просто каторжники.

– Ах, вот оно что! – обрадовался парень. – Вас-то мне и надо! Случайно, нет ли там на катере Хосе и Энрико?

– К сожалению, они остались. Но если тебе срочно, мы мигом доставим.

– А как же самолет?

– Поезжай, я присмотрю, – успокоил его Паоло. – Только выкатить надо. Видишь, как колеса увязли? Скоро совсем засосет.

С помощью парней Манжелли они выкатили самолет на крепкий грунт и развернули так, что он мог взлететь в любое время.

– Ну, а какие ты нам вести привез? – полюбопытствовал Паоло.

– Самые хорошие. Полиции не опасайтесь, ей сегодня не до вас. Под самим Коротышкой земля горит. Взбунтовались солдаты и офицеры. В городе сумятица. Вам опасны только «гринго»[13]. Они, чего доброго, могут подняться со своих военных баз и разбомбить. Так что лучше укрыться вам под скалами. Одежду и еду скоро подбросят на автофургонах. Дорога к Позабытому берегу нами оседлана…

В часы дежурства в радиорубке смотритель маяка уловил сигналы с судна, захваченного каторжниками, но первым связаться с ним не сумел, так как от волнения оборвал тросик, а когда исправил его, то расслышал лишь конец разговора с подпольным центром и выкрик Мануэля.

Когда утром вернулись девушки, передававшие последние известия и воззвания Центрального Комитета, смотритель маяка рассказал им об услышанном.

Весть о ранении Реаля так напугала Долорес, что она стала упрашивать Энрикету немедля выйти на баркасе встречать беглецов.

– Не советую торопиться: в океане легко разойтись с судном, – сказал смотритель маяка. – Лучше дождаться здесь; они скоро должны показаться.

– А как вы думаете, есть там врач? – волнуясь допытывалась Долорес.

– Насчет этого не слышал, но знаю, что на каждом судне существуют аптечки и человек, умеющий оказывать первую помощь.

Долорес больше ни о чем не расспрашивала. Взяв бинокль, она поднялась по железной винтовой лестнице на самый верх башни и оттуда наблюдала за морем. Как только на горизонте показался теплоход, девушка закричала:

– Посмотрите, это, кажется, они!

Смотритель маяка, всмотревшись в судно, замедлявшее ход, сказал:

– Им, видно, нужен лоцман. Пошли!

Взяв с собой только Долорес, он повел баркас к теплоходу на полной скорости.

Капитан, издали разглядев на лоцманском суденышке женщину, приказал спустить забортный трап и вызвать кого-нибудь из штаба.

Долорес первой взбежала по качающемуся трапу на верхнюю палубу. Здесь ее встретили два человека: молодой был в полицейской форме, а бородатый – в какой-то полосатой рвани. У девушки тревожно забилось сердце: «Не провокация ли?»

Бородатый каторжник почему-то смотрел на нее сияющими глазами. Он вдруг раскинул руки и, схватив Долорес в объятия, принялся при всех целовать и приговаривать:

– Пальмита… моя Пальмита!

Так называл ее в детстве только брат Энрико. Как он пожелтел и постарел, бедняга!

– А почему ты с полицейскими? – шепотом спросила она.

– Какой он полицейский! – засмеялся Энрико. – Это наш Мануэль, знакомься. Моя сестра Долорес, – представил он ее товарищам. – Я думал, уж никогда не увижусь.

– Я тоже, – особенно тут, на Позабытом берегу. Извелась, ожидая от вас шифровки. – Не видя нигде Реаля, она забеспокоилась: – А где Хосе, что с ним?

– Нелепейшая история! Меня лихорадка свалила, но он все время был с ними, только на какие-то минуты остался один. И вдруг выстрелы. Мы все в этом виноваты, под конец распустились, ослабили вожжи. Но ты не беспокойся, он выживет. На счастье, нашлись хорошие специалисты, ему сделали операцию. Сейчас он спит.

– Я не разбужу… Мне только взглянуть.

– Хорошо, идем.

Энрико взял ее за руку и привел в радиорубку. Реаль лежал на койке забинтованным. Его бледное заострившееся лицо с выгоревшими усами и бровями было удивительно спокойно. Долорес подошла ближе и, нагнувшись, прикоснулась губами к его пылавшему лбу.

– Вот мы и встретились, любимый, – прошептала она. – Это я, Долорес.

Веки у Хосе задрожали и глаза медленно раскрылись. Они были затуманенными; казалось, что он ничего не видит. И вдруг Реаль отчетливо сказал:

– Я сдержал свое слово, вернулся.

– Милый, скажи, тебе очень плохо?

Он закрыл глаза и, видимо, опять впав в забытье, не ответил. Дежурный врач жестом показал, что надо выйти. За дверями он шепнул:

– Большая потеря крови. Видимо, придется делать переливание.

– Его положение безнадежно? – спросила она.

– Этого я не скажу. От таких ран не умирают, но возможны осложнения. Нужен абсолютный покой.

В это время прибыл прилетевший бортмеханик и передал Диасу письмо из Центрального Комитета партии. Оно было недлинным:

Обсудив письмо, беглецы приняли решение: судно немедля подтянуть к скалистому берегу и высадиться. Тут же были распределены обязанности. Лео Манжелли получил в свое распоряжение один из катеров. Он должен был организовать охрану самолета и подступов к маяку. Мануэлю поручили сформировать вооруженный отряд для посылки в столицу, а Долорес и Наварро – наладить и поддерживать радиосвязь с подпольным центром.

Подбором людей, способных выступить по радио, занялся Диас.

– Эх, беда, Хосе выбыл из строя! – сожалея, сказал Энрико. – Он сумел бы подобраться к душе слушателей.

Чтобы судно могло подойти к обрывистому берегу, смотритель маяка пересел на свой баркас и, делая промеры глубин, повел теплоход по извилистому, известному лишь местным рыбакам фарватеру к бухте Терпение. Эта тесная и открытая для всех ветров бухта имела достаточные глубины, но считалась опасной для стоянки судов: во время штормов в ней трудно было удержаться на якоре.

Капитан решил идти на риск.

– Все равно, если нам не удастся стать в тень нависших скал, – сказал он, – то придется затопить судно. А так мы будем иметь жилье, камбуз и радио.

Невдалеке от бухты все почувствовали толчки: судно днищем коснулось грунта. Капитан застопорил ход.

– Надо пассажиров выгрузить! – крикнул с баркаса смотритель маяка. – Нам лишь эту банку перевалить, там глубже будет.