Остров Панданго - Капица Петр Иосифович - Страница 32

Лео Манжелли привел длинноусого заключенного с нависшими бровями.

– Капитан дальнего плавания, – доложил он. – Берется вести судно куда угодно.

Видно было, что каторга прежде времени состарила некогда бравого моряка. После нескольких вопросов выяснилось, что он попал на Панданго за высмеивание в кругу знакомых распоряжений правительства «Пекиньё» и отсидел за это больше трех лет.

– Принимайте судно, – сказал Реаль. – Каким курсом пойдем, я вам скажу позже.

Кончеро привел в штаб истощенного сгорбленного старичка, державшего в руке продранную шляпу. Это был известный всем профессор.

– Насилу уговорил, – сообщил силач. – Может, он действительно профессор.

– Да, я профессор Чарльз Энгер, – подтвердил старик. – И уговаривали меня необычно. Встряхнули за ворот и спрашивают: «Сам пойдешь или нести тебя?».

– Подумаешь, за ворот взяли! – не смущался Кончеро. – Меня самого сегодня контузило. И ничего, не умер. Я, конечно, вежливо встряхнул и посоветовал помалкивать, пока не дойдем до первого поста.

– «Только пикни», говорит, – дополнил старик под невольный смех присутствующих.

– Как же иначе, если он сумасшедший? – не сдавался силач.

– А я в свою очередь решил, что стражник с ума сошел, – не без юмора сказал Энгер, вызвав новый взрыв смеха. – Господа, кто же здесь старший? – обратился он ко всем.

Диас глазами указал ему на Реаля. Старик низко поклонился и отрекомендовался:

– Я был когда-то известным человеком, имел свою хирургическую клинику. Ее так и звали: Клиника профессора Энгера.

– Профессор, а вы не припомните, кто бы мог сказать такую фразу: «Сквозь тьму надвигающейся на человечество ночи я вижу свет»? – неожиданно спросил Хосе.

– «Он идет с востока, озаряя страдающий мир», – закончил удивленный старик. – Откуда эти слова известны вам? Я сказал их тогда… на конференции. Потом они потребовали, чтобы я отказался, написал письмо в газеты. Они часто били меня по голове резиновыми палками.

В комнате стало тихо.

– Средневековые инквизиторы принудили великого Галилея отречься от своего учения. Он был слаб и стар, господа, и подчинился, – продолжал говорить профессор. – Но земной шар ведь все равно вертится!

– За слова правды мракобесы сослали вас на каторгу, – сказал Реаль. – А мы, коммунисты, освобождаем вас и приветствуем как честного ученого!

Когда Энгер понял, для чего его сюда привел Кончеро, слезы потекли по его впалым щекам. Борясь с волнением, он пояснил:

– Это слезы радости не за себя, нет! Я радуюсь за несчастную родину, за все человечество. На свете существуют мужественные люди, которые не позволят торжествовать реакции. Да, господа, я преклоняюсь перед вами. – И седой человек, по-старомодному шаркнув, склонил голову в торжественном поклоне.

Люди, не привыкшие к благодарности, смущенно опустили глаза; они не считали себя героями.

Реаль, поручив Жану позаботиться о старике, отправил – их на корабль вместе с капитаном дальнего плавания. Часы на стене пробили три звонких удара; приближался рассвет. Надо было расставаться с островом Панданго.

Штаб восставших вновь отправил посыльных в бараки с предложением ко всем, не желающим оставаться с уголовниками в лагере, выйти за пределы электропояса. На размышления давались пятнадцать минут, после чего проход через электропояс закрывался.

Минут через десять послышался стук деревянных подошв: «клюк-клек-кляк». За электропояс выходили люди, опасливо озирающиеся по сторонам. Вид повешенного Альвареца пугал их; они шарахались в сторону от пристани и собирались на берегу небольшими группами.

– Вот до чего дошли! – с презрением сказал Диас. – Даже свободы боятся. А вдруг просчитаются, если убегут? Авось Коротышка смилостивится и простит их. Трусы презренные!

– Все вышли? – спросил Реаль.

– Так точно. Из политических в бараках как будто никого не осталось, – доложил Лео Манжелли и тихо добавил: – Тут какой-то уголовник требует, чтобы немедленно подошли к нему для переговоров.

– Кто такой?

– Тот, что без руки.

– Пусть остается. На свободе таким делать нечего. Гангстеров и без него хватает. Выводите своих часовых. Через три минуты проход закроем.

Диас отошел к пристани. Поднятая секция электропояса медленно опустилась, и проход закрылся.

– Всем, кто борется за свободу, перейти на катера! – скомандовал Реаль.

Вместе с часовыми Лео Манжелли, спешившими покинуть берег, человек десять отделились от групп, стоявших на берегу, и устремились к отходящим катерам.

– Поднять трапы! – вскоре раздалась команда.

Заработали винты. Взбурлив воду, оба катера одновременно отошли от пристани и направились к темневшему на рейде судну.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ВЫЗОВ НЕ СОСТОИТСЯ

Погруженный во мглу остров медленно таял, как бы растворялся в белесоватом тумане, поднимавшемся над океаном. Все дальше и дальше уходил блекнущий луч вращающегося маяка.

Более семисот каторжников застыли в торжественном молчании. Они прощались с опостылевшим островом, с кошмарами дней и ночей, пережитых на нем.

Людям все еще не верилось, что желаемое свершилось, что они уже свободны и скоро увидятся с родными и любимыми. Многих тревожила мысль: «Каким-то будет новый день? Что предпримут враги? Они, конечно, постараются не выпустить на берег. Скоро появятся самолеты, выйдут миноносцы и помчатся по дорогам машины с полицейскими. Неужели придется умирать в море? Впрочем, что бы ни случилось, – впереди свобода!»

Появилось желание петь. Кто-то затянул «Бандера роха» – песню а красном знамени, будившую воспоминания о героической борьбе свободных испанцев.

Когда песня стихла, с капитанского мостика в рупор послышалось:

– Компанейрос! Прошу всех покинуть верхнюю палубу. Отдыхайте, пока есть время. Новый день будет трудным. На вахте остаются лишь назначенные.

Разойдясь по каютам, кубрикам и трюмам, группа Манжелли начала составлять списки освобожденных: перед лагерными номерами ставились настоящие имена и фамилии. А попутно шла проверка, не скрывается ли в группах беглецов кто-либо из агентов Луиса.

В каюте люкс лежал Энрико Диас. Приступ тропической лихорадки, начавшийся перед грозой, окончательно свалил его с ног. Реаля он встретил благодарным пожатием руки.

– Спасибо, Хосе: твоя чудесная голова, смелость и решительность помогли нам свершить чудо.

– Я только был крошечным фитилем, поднесенным к пороху, – ответил Реаль.

– Не скромничай. Даже если нам грозит смерть, то смерть на свободе! А главное – весь народ будет знать, что нас не удалось ни запугать, ни сломить. Пусть дрожат продажные шкуры, стоящие у власти! Весь мир узнает, на что способны эти подлецы, лебезящие перед Зеленым папой, чтобы удержаться у власти. Я тебя очень прошу связаться по радио с нашими и продумать, как лучше высадить и разместить всех спасенных. Потребуется одежда, продукты, нелегальные квартиры, документы.

– Не беспокойся, мы обо всем договоримся. Скоро наступит час действий нашей коротковолновой станции. Прими хинин, который я тут разыскал, и спи, ни о чем не думай.

Вместе с Мануэлем Хосе спустился в машинное отделение. Здесь их встретил равномерный гул и тепло, идущее от работающих машин. Знакомые механики-дизелисты показывали своим помощникам из заключенных, как надо обслуживать главный двигатель и что делать на вахте у приборов. Чувствовалось, что недавние каторжники получают наслаждение от того, что могут прикасаться к маслянисто поблескивающим механизмам и опять заняться привычным и любимым делом. Каждый новый оборот винта уносил их прочь от острова смерти.