Закат Америки. Уже скоро - Капхен Чарльз - Страница 19

Переходя к вопросу о новой американской карте мира, Фукуяма обращается к другому признанному немецкому интеллектуалу прошлого – Иммануилу Канту. Кант полагал, что республиканское правительство окажется в состоянии обеспечить продолжительный мир между нациями во всем мире. Представительская форма правления и неприятие социумом войны как способа решения проблем послужат сдерживанию агрессии. Кант также верил, что демократии, подобно одной дружной семье, будут стремиться к развитию тесных отношений друг с другом.

Современные ученые, и Фукуяма в их числе, подхватили идею о мирном сосуществовании демократий. Логика модели так называемого демократического мира очень напоминает логику модели конца истории(15). Подобно тому как либеральные демократические государства естественным образом обеспечивают своим гражданам чувство собственного достоинства, эти государства будут относиться друг к другу с взаимным уважением, которое является основой долгого мира. Войны за престиж и статус останутся в исторических книгах. По словам Фукуямы, «либеральная демократия заменит нерациональное стремление к утверждению превосходства рациональным желанием быть признанным равным среди равных. Мир, состоящий из либеральных демократий, будет гораздо меньше стремиться к войне, потому что все нации будут признавать легитимность друг друга»(16).

В соответствии с этой декларацией Фукуяма делит мир на две группы государств. Одна состоит из либеральных демократий, т. е. государств, которые прошли исторический путь до конца и больше не участвуют в стратегическом мировом соперничестве. В этой постисторической части мира «главной основой взаимодействия между государствами будет экономика, и старые правила практической политики окажутся не очень уместными. Постисторический мир сохранит деление на национальные государства, но национализм будет носить либеральную окраску, и найдет себе выражение исключительно в сфере частной жизни»(17). Внутри семьи демократий традиции геополитического соперничества и конкуренции будут работать во благо мирового сообщества.

Другой составляющей геополитического деления будут не-демократии. В отношениях друг с другом и с либеральными демократиями эти государства будут привержены прошлому, они станут уделять большое внимание вопросам престижности и руководствоваться стремлением к завоевыванию все более высокого статуса, а потому будут придерживаться «грязных правил» традиционной политики силы. Фукуяма утверждает, что новая разграничительная линия в мире будет проходить на стыке постисторического (демократического) и исторического (недемократического) мира. Даже когда либеральная демократия и зона демократического мира расширятся, «это ни в коей мере не будет означать завершения международного конфликта как такового. Исходя из этого, мир будет поделен на историческую и постисторическую части. Конфликт между государствами, которые все еще находятся в процессе исторического развития, и теми, которые его практически завершили, сохранит свою актуальность»(18).

Согласно Фукуяме, высшим приоритетом большой стратегии Соединенных Штатов должно стать расширение демократии и, следовательно, стирание единственной оставшейся разграничительной линии и достижение конечной точки исторического развития. Расширение мировых рынков и использование экономической либерализации для осуществления либерализации политической предоставляют прекрасные возможности для достижения этих целей. Однако Соединенным Штатам и их демократическим собратьям, даже в состоянии постисторических мирных взаимоотношений, следует оставаться настороже из-за потенциальной угрозы со стороны государств, которые все еще не исчерпали традиционных исторических отношений.

Фукуяма полагает, что эти два масштабных геополитических блока имеют все возможности для пересмотра карты мира и организации нового витка истории. Граждане либеральных демократий могут в конечном счете решить, что конец истории слишком скучен и однообразен, и заняться поиском новых проблем. Стремление к обретению чувства собственного достоинства и самоуважения может оказаться ненасытным (или слишком простым для человеческой натуры). Если оставить в стороне удовлетворение от процесса завершения истории, то жизнь без борьбы может показаться однообразной. Напротив, поступательное развитие науки и развитие биотехнологий (расшифровка и изменение генотипа) может не только изменить человека физиологически, но и повлиять на формирование его поведения19. Если наука изменит человеческую природу, то все старания окажутся ни к чему. Отрицая эти радикалистские теории, Фукуяма верит, что демократия будет распространяться, конец истории будет приближаться, и все геополитические карты мира рассыплются в прах и останутся в прошлом.

Миршеймер, приверженец реальной политики традиционного толка, непоколебимо отстаивает утверждение о том, что «распределение и характер военной мощи – основные причины войны и мира»(20). Он доказывает, что соотношение сил, сохранившееся после «холодной войны», в конечном счете вновь приведет к мультиполярному миру. В отсутствие главного противника международные обязательства Америки станут ненужными, и потому Соединенные Штаты, видимо, уйдут из Европы и Восточной Азии, что может породить внутреннее соперничество в этих двух регионах(21). Германия, стремясь заполнить вакуум, образовавшийся на Востоке после ухода России, снова начнет играть доминирующую роль в Европе и вызовет нарастание напряженности в регионе. Территориальные споры и борьба за самоутверждение национальных меньшинств возникнут в Центральной Европе, побуждая государства обращаться за внешней помощью. «Сильное искушение вовлечь значительные силы в локальные конфликты», – утверждает Миршеймер, – распалит националистические страсти, ускоряя возвращение Европы к такой «государственной системе, которая порождала мощные стимулы к агрессии в прошлом»(22). Подобное возвращение национального противоборства ожидает в таком случае и Восточную Азию.

Миршеймер сожалеет об окончании «холодной войны» по той причине, что биполярность, порожденная противостоянием Востока и Запада, неизмеримо более стабильна, чем мультиполярный мир, который установится в грядущем. Миршеймер рассматривает три главных причины предпочтения биполярности. Мир, состоящий из двух блоков, имеет одну-единственную разграничительную линию, в то время как мир, состоящий из нескольких блоков, имеет несколько таких линий. Биполярность порождает приблизительное равновесие сил между существующими альянсами, в то время как мультиполярность порождает дисбаланс из-за непостоянного характера союзов. Биполярная система проще устроена и более предсказуема, чем мультиполярная, за счет чего уменьшается возможность просчетов в политике и непреднамеренных конфликтов.

Войны, сотрясавшие мир вплоть до 1945 года, из– начально были продуктом «мультиполярности и дис– баланса сил, часто возникающего между большими государствами в мультиполярной системе»(23). Поэтому конец противостояния Восток – Запад и возвращение мультиполярности мира не являются благоприятным вариантом развития событий; Миршеймер с тревогой предупреждает, что «вскоре мы заскучаем по „холодной войне“. Поэтому его карта будущего похожа на карту кануна „холодной войны“, с разграничительными линиями между главными национальными государствами мира и с международной системой, обладающей ярко выраженной склонностью к конфликтам.

Миршеймер критикует Фукуяму и тех, «кто думает, что вооруженные конфликты между европейскими государствами уже не стоят на повестке дня»(24). По его мнению, нет достаточных исторических сви-детельств в пользу того, что демократии не будут воевать друг с другом. При этом он опровергает теоретические выкладки о наличии связи между представительской формой правления и мирным поведением: «Народные массы, будь то в условиях демократии или без оной, могут быть охвачены националистической или религиозной страстью, порождающей агрессию, цена которой им в значительной степени безразлична»(25).

Миршеймер также отвергает мнение о том, что Европейский Союз сохранит согласие между главными европейскими национальными государствами и обеспечит жизнеспособность интеграции, ставшей возможной благодаря советской угрозе, а также умиротворяющему влиянию Америки в Западной Европе. «Без советской угрозы и американского сторожа западноевропейские государства будут делать то, что делали веками до начала „холодной войны“, – то есть испытывать постоянные подозрения в отношении друг друга»(26). Вместо того чтобы объединяться в ответ на убывающий интерес Америки к Европе, Европейский Союз разделится, а «Германия, Франция, Великобритания и, возможно, Италия обретут статус главных сил»(27).