Темные врата - Грановский Антон - Страница 10

Кузнец все еще смотрел на Глеба с сомнением.

– Но у тебя всего лишь одна ольстра, а у них – мечники, копьеносцы и лучники. Изрубят тебя в капусту, оторвут голову, нашпигуют стрелами, насадят на вертел и…

Глеб поморщился.

– Не слишком-то увлекайся, – сухо одернул он. – Но в целом ты прав. Действовать надо быстро. И если одной ольстры мало, значит, я должен раздобыть другое оружие. И будь уверен, я это сделаю. Сделаю, пока еще моя голова крепко сидит на плечах.

8

Несмотря на беды и невзгоды, обрушившиеся на Хлынь, его гнилой отросток, под названьем Порочный град, жил своей обычной жизнью. Порочному граду не угрожали набеги коварных степняков и кровожадных соседей, поскольку слава о нем шла почти такая же дурная, как и о Гиблом месте.

Степняки были уверены, что тот, кто хотя бы однажды попал в Порочный град, уже проклят богами и обречен на вечные муки. Примерно такого же мнения, хотя и сформулированного не столь радикально, придерживались и соседи хлынцев – кривичи, радимичи и дреговичи.

Порочный град, город пропащих душ, не бедствовал в любые, даже самые лютые времена. Поскольку в любые времена в мире было полно сумасшедших богатеев, готовых выложить кошель с золотыми монетами за возможность напиться водки и поглазеть на бои оборотней с волколаками. Или сыграть в кости, поставив на кон золото, а после, когда кошель опустеет, – и саму жизнь. Желающие переспать с красивой волколачихой также не переводились.

Глеб шагал по Порочному граду, таращась на пестрые, подсвеченные смоляными плошками вывески с перечнями удовольствий. А для тех, кто не силен в клинописной грамоте, все объясняли яркие картинки. Где-то голая баба, где-то кружка с пенистым олусом, где-то игральные кости, а где-то и вовсе такое непотребство, что тошнота подкатывала к горлу от одного только вида.

Когда-то Глеб и сам был не прочь потягаться с «зеленым змием» в здешних кабаках, поставить пару серебряных монет на нового оборотня или провести ночь в компании румяной девки.

Вот и сейчас, глянув на вывеску с игральными костями, Глеб на мгновение задумался: не зайти ли? Два года назад он сорвал в этом игральном доме большой куш. Выигранных денег тогда хватило на два месяца безбедной и даже роскошной жизни.

Пару секунд Глеб размышлял, а потом тряхнул головой: нет. Только не сейчас. Он с трудом отвел глаза от вывески, вздохнул и зашагал дальше.

Возле главного кружала стоял тощий мужик в потертом кафтане и считал ворон. Глебу хватило одного взгляда, чтобы понять, что это «вестовой». Так местные разбойники называли проныр, шныряющих по заулкам Порочного града и подыскивающих для них добычу.

Площадь и примыкавшую к ней улочку разбойный люд облюбовал издавна, драки и поножовщина случались здесь постоянно – но переулок специально не перегораживали, чтобы после смертоубийства злоумышленники могли юркнуть в него и раствориться во тьме. В Порочном граде каждый промышлял как мог, и Крысун Скоробогат, хозяин всех местных заведений, препятствовал этому лишь по мере огромной необходимости и с большой неохотой.

Зная, что порочноградские вестовые всегда в курсе всех дел, Глеб двинулся к мужику, остановился перед ним и прямо сказал:

– Мне нужен Бельмец. Где мне его найти?

Вестовой, плешивый, невзрачный, с костлявыми, обезображенными оспой щеками, окинул высокую фигуру Глеба подозрительным взглядом.

– А ты кто таков? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Я охотник, – ответил Глеб. – Только что с промысла. Привез Бельмецу кучу пушнины и целую бочку вяленого лосиного мяса.

Глеб достал из кармана несколько медных монет и подбросил их на ладони.

– А это я нашел на большаке, – так же спокойно проговорил он. – Может, знаешь – чьи?

Вестовой уставился на монеты и облизнул губы. Затем поднял на Глеба угрюмый взгляд и сухо изрек:

– Чьи монеты, не ведаю. Поспрашивай в кабаке: может, хозяин и сыщется.

Вестовой предпочел не рисковать. Быть в курсе всех дел полезно. Но еще полезнее – знать да помалкивать. Распускать язык в Порочном граде, бахвалясь своей осведомленностью, – еще опаснее, чем погореть по незнанию и неведению.

Вестовой повернулся и хотел юркнуть в черный переулок, но Глеб схватил его за плечо и резко развернул.

– Братва! – заорал вдруг вестовой, вытаращив на Глеба воспаленные глаза. – У него полные карманы денег!

Из темного переулка, как серые волки из чащобы, стали выскальзывать душегубы. Один, второй, третий…

«Опять! – с досадой подумал Глеб. – Да когда же это кончится?!»

Он выхватил меч-всеруб, увернулся от удара кривой печенегской сабли, сделал резкий выпад и рассек одному из душегубов руку. Затем быстро развернулся и ударил второго душегуба голоменью клинка по голове. Третьего он сшиб с ног плечом, а когда тот попытался подняться, припечатал к земле ударом кулака.

Вестовой бросился наутек. Глеб быстро поднял с земли камень, тщательно прицелился и швырнул его улепетывающему бродяге в голову. Удар пришелся аккурат по макушке. Вестовой вскрикнул, споткнулся и рухнул лицом в грязь.

Глеб неторопливо подошел к вестовому. Тот лежал на земле, обхватив ладонями окровавленную голову, и тихонько поскуливал. Глеб присел рядом с ним, глянул ему в лицо жесткими холодными глазами и поинтересовался:

– Что – больно?

– Больно, – прохныкал мужик.

– Не надо было тебе от меня убегать. Но что сделано, то сделано. Теперь скажешь, где Бельмец?

Вестовой скосил на Глеба выпуклый глаз и хрипло прошептал:

– Теперь скажу.

9

Барыга Бельмец ничуть не изменился за те полтора года, что Глеб его не видел. Такая же паскудная физиономия, такой же белый глаз, такие же рыжеватые, длинные, реденькие патлы, невесть как держащиеся на плешивой, будто обглоданная кость, голове.

Остановившись у стойки кружала, Глеб взглянул на Бельмеца и негромко произнес:

– Ну, здравствуй, барыга.

Бельмец побледнел и пугливо стрельнул единственным зрячим глазом по сторонам, выискивая пути к бегству. Однако бежать было некуда. Тогда Бельмец взглянул на Глеба, растянул губы в улыбку и приветливо воскликнул:

– Сколько лет, сколько зим, ходок! Если я не ослышался, ты пожелал мне здоровья, а это значит, что ты не станешь меня убивать.

Глеб мрачно усмехнулся:

– Порочный град кишит змеями. И если я убью одну из них, это ничего не изменит.

Барыга хихикнул и облизнул красные губы.

– А ты все такой же шутник, Первоход. Что будешь пить?

Глеб повернулся к целовальнику и громко распорядился:

– Стопку «порочноградской»!

Широкоплечий, грудастый, как баба, целовальник кивнул, наполнил оловянный стаканчик водкой из покрытого изморозью кувшина и поставил перед Глебом.

Водка показалась Глебу не такой хорошей, как раньше. Он поморщился, а Бельмец, заметив это, быстро проговорил:

– Водочка-то уже не та, что прежде, верно?

Глеб не ответил. Тогда Бельмец добавил:

– При Баве Прибытке все было иначе. Жаль, что ты его убил.

– Его убил не я, – возразил Глеб. – Его убила темная тварь.

– Пусть так, – тут же согласился Бельмец. Он промочил губы в кружке с олусом, вытер их рукавом и снова воззрился на Глеба. – Так зачем я тебе понадобился, Первоход?

Глеб глянул на барыгу таким взглядом, что тот поежился, и негромко отчеканил:

– Мне нужны чудны́е вещи.

Лицо барыги легонько дернулось, словно у него внезапно заболел зуб, и он скорбно вздохнул:

– Прости, Первоход, но нынче ты обратился не по адресу. Я больше не приторговываю чудны́ми вещами.

Глеб свирепо усмехнулся.

– Это ты расскажи своей ручной куропатке и свирепому хорьку, – презрительно и небрежно проронил он.

Бельмец суетливо повел узкими плечами и сказал:

– Но это в самом деле так. Нынче торговать чудны́ми вещами невыгодно. Богатые стали такими богатыми, что не нуждаются в чуде. Оно им просто ни к чему. А бедным чудо не по карману.