Эльфийская песнь - Каннингем Элейн - Страница 30

Текстер обнажил меч и погнал коня вниз по склону холма. Грохот копыт могучего жеребца сотряс землю, и испуганные орки, бросив женщину, потянулись к оружию. Один из них схватил боевой топор и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда Текстер замахнулся для первого удара. Его оказалось достаточно, чтобы обезглавить противника. Голова орка скатилась в воду и унеслась вниз по течению.

Второй орк перепрыгнул через тело погибшего собрата и рванулся вперед с усеянной шипами палицей наперевес. Закаленный в боях конь Текстера проворно шагнул в сторону и пропустил врага мимо себя. Странник нанес удар слева обратной стороной меча, но этого хватило, чтобы орк опрокинулся навзничь. Отдергивая меч, Текстер срезал с груди врага часть шкуры, и в воздух полетели клочья серой шерсти. Последним ударом Странник поразил орка в самое сердце, и тот остался лежать без движения в луже собственной крови.

Текстер спешился и бросился к лежащей на земле плачущей женщине.

– Не беспокойтесь, леди, – ласково сказал он. – Теперь вы в безопасности.

Слезы, не переставая, катились по щекам, но спасенная подняла голову. Она оказалась удивительно молодой, не больше пятнадцати зим, и поразительно красивой, несмотря на заплаканные глаза. По спине змеились две каштановые косы, глаза светились благодарностью, а лоб и щеки украшала россыпь веснушек.

Крестьянская красотка, отметил про себя Текстер. Возможно, с фермы близ Йартара, хотя она и зашла далеко от дома. Причина столь дальней прогулки содержалась в стоящей рядом корзинке – связка стеблей молодого папоротника, росшего вдоль тихой речной заводи. Это растение, приготовленное с маслом, было очень вкусным, а учитывая гибнущий урожай, и совершенно необходимым добавлением к крестьянскому столу.

– Я отвезу тебя домой, – предложил Текстер, протягивая руку. – Галадин достаточно силен, чтобы легко выдержать нас обоих.

Девушка позволила Страннику поднять Себя на ноги.

– Сначала я должна поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь, – заговорила она мелодичным, чистым и на удивление спокойным голосом. – Сожалею, что мне нечем тебя вознаградить, кроме песни.

Потупив взор, девушка захлопала в ладоши и запела. В ее пении слышались мелодии ветра и моря, тоска почти забытых воспоминаний. Песня продолжалась, а лицо девушки менялось, из миловидной крестьянки она превратилась в красивую даму. На глазах у изумленного Текстера ее лицо стало настолько прекрасным, что перед ним не устояло бы ни одно мужское сердце. Роскошные волосы расплелись сами собой, изменили цвет на зеленоватый и пышной волной закрыли плечи. Тонкие руки с перепонками между пальцами продолжали грациозно двигаться в такт мелодии. Только цвет глаз остался неизменным: зеленовато-синий цвет морской волны, цвет глаз сирены.

Все внимание Текстера было поглощено чудесным пением сирены, а между тем пейзаж вокруг него стал меняться: очертания утратили четкость, цвета стали расплываться и смешиваться между собой, словно на акварельной картине, оставленной под дождем. Текстер не замечал ничего, кроме чарующей песни без слов и звучащего в ней пронзительного одиночества, от которого перехватывало дыхание.

Не отдавая себе отчета, Текстер снова взобрался на коня, и сирена поманила Странника за собой, а сама, не переставая петь, вошла в воду. Она легко поплыла против стремительных струй течения, направляясь на север, а песня все продолжалась.

Очарованный пением Текстер некоторое время ехал вдоль берега реки, не подозревая, что прекрасная певунья заманивает его в темную морскую бездну.

Глава 7

Путешественники поднялись очень рано и еще до восхода солнца вступили в Высокий Лес. Тропа, ведущая на север, все больше сужалась, пока не превратилась в узенькую стежку, почти полностью скрытую густой травой. По обе стороны росли высокие папоротники, а сплетения выступавших на поверхность корней были укутаны толстым слоем бархатистого мха. Время от времени между деревьями мелькала река Единорога, и было слышно, как ее резвые струи плещутся на отполированных камнях. Сам воздух казался зеленоватым, поскольку свет проникал через густую листву, легкий ветерок приносил аромат дикой мяты, по слухам, Любимой травы единорогов. Данила внимательно оглядывался по сторонам в поисках этих волшебных животных, но утро прошло, а знака удачи все не было. Возможно, единороги чувствовали опасность, грозящую путникам, и держались от них подальше.

Молодой человек ни на мгновение не забывал, что дракон всего лишь одна из подстерегающих их опасностей. Хотя ему почти не удалось поспать, поскольку заучивание сложного заклинания заняло чуть ли не всю ночь. Арфист держался настороженно и внимательно следил за окрестностями.

Своему партнеру, лунному эльфу, он и раньше не доверял, а то, что Элайт не расставался с Лунным Клинком, только добавляло беспокойства. Данила никак не мог понять, зачем эльф носит при себе свидетельство своего падения. Да и остальные мотивы его поведения немного смущали юношу. Даниле было непонятно, почему Элайт запросил из сокровищ дракона лишь груду драгоценных камней. При его страстной любви к магическим предметам эльф мог придумать нечто более интересное, чем ювелирные поделки. К подозрениям Арфиста добавилось еще одно: Элайт может нарушить соглашение, как только достигнет первоначальной цели своего путешествия.

Всадники добрались до небольшой полянки задолго до полудня и начали подготовку, следуя указаниям Элайта. Двое наемников развели костер, а лучший лучник подстрелил несколько белок, резвящихся на древних дубах. Вскоре в котелке закипела щедро приправленная травами похлебка, и аромат, распространившийся в воздухе, мог привлечь не только дракона. По словам Элайта, эта предосторожность могла скрыть от Гримноша присутствие эльфов. Поскольку драконы всем лакомствам предпочитают именно эльфов, они нередко выслеживают их по запаху, и Гримноштадрано, учуяв Вина, мог отвлечься от загадок. Затем Элайт отослал с поляны всех солдат. К удивлению Данилы, он передал поводья своего вороного жеребца Зуду и приказал другому воину увести также коней Вина и Балиндара.

– Мы втроем останемся поблизости, – заявил Элайт. – Балиндар будет защищать меня, а Вин в случае необходимости исполнит песню-чары.

Данила повернулся к эльфу и сердито сверкнул глазами:

– Это не совсем то, о чем мы договаривались. Тебе не стоит подставлять Вина под удар.

– Стоять здесь и разглагольствовать, вместо того чтобы объявить дракону о своих намерениях, – значит ставить под удар нас всех, – парировал Элайт, показывая на котелок с ароматной похлебкой. – Как ты думаешь, сколько времени потребуется Гримношу, чтобы обнаружить, что в его лесу появились посторонние?

– Лучше сделать так, как он говорит, – вмешался Вин. – Он прав насчет дракона. Мы сделаем все, что сможем, чтобы забрать у него свиток.

Арфист нехотя кивнул, и Балиндар с двумя эльфами укрылись в зарослях кустарника и гигантских папоротников. Моргалла не слишком туго привязала трех оставшихся коней на тропе, по которой они намеревались отступать, а Вартайн срезал еловую лапу и замел все следы на песке.

Затем все трое собрались у костра. Все было сделано с таким расчетом, чтобы убедить дракона, что путешественников всего трое. Убедившись в готовности спутников, Данила устроился на большом замшелом валуне и стал настраивать лютню.

– Поторопись, – прошипел из кустарника Элайт.

– Этот ваш дракон внесет хоть какое-то разнообразие в наше путешествие, – пробормотала Моргалла, поглядывая в сторону эльфов.

Данила вдохнул побольше воздуха и запел «Балладу о Гримноштадрано», к которой добавил один куплет, где излагал свои условия.

– А что теперь? – спросила Моргалла, когда песня закончилась.

– Будем ждать, – ответил Арфист, – а через несколько минут я спою балладу еще раз.

Ожидание затянулось на целый час, балладу пришлось повторять снова и снова, но, наконец, их терпение было вознаграждено.