Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович - Страница 40

— Сейчас, — ответил тот и отошёл от «кона». — Бей!

Краснощёкий долго нацеливался, прищуривался, а когда метнул налиток — промахнулся.

— Ставь на промах три бабки, — скомандовал Сёма. Тут он увидел Викешу и быстро оглядел его с ног до головы.

— Ты с пчелиным волком приехал? — спросил он бесцеремонно.

— Я приехал с дедом, он старшина, — ответил Викеша.

— Так я и знал, что ты внук пчелиного волка, — уже насмешливо заметил оборвыш и лихо плюнул сквозь зубы.

— Ты знаешь, почему твоего деда зовут пчелиным волком? — не отставал Сёма.

— Нет, — тихо произнёс Викеша.

— Ну так я тебе скажу… Бывал на пасеке?

— У нас своя есть. Шесть ульев стоит.

— Ну вот. Видал наподобие шмеля такую тварь? Она в земле больше живёт. Завидит пчелу и убивает её жалом. Потом высасывает из неё мёд. Понял теперь? — Сёма покрутил пальцем возле носа Викеши. — Понимать тут надо, что люди говорят… В бабки будешь с нами играть?

Викеша покосился па раскрытые окна управы. Оттуда доносились просящие голоса мужиков и баб, сердитый голос деда:

— В острог посажу! — И, тяжело вздохнув, он тихо сказал:

— Буду, только у меня бабок нет.

— А деньги? — бойко спросил Сёма.

— Есть десять копеек.

— Давай сюда, — оборвыш заложил серебряную монету за щеку и начал отсчитывать бабки.

За игрой время пролетело незаметно, и когда с крыльца управы раздался голос деда: — Едем! — Викеша неохотно простился с ребятами.

Дорогой он спросил:

— Дедушка, а почему тебя называют пчелиным волком?

Старик круто повернулся на сиденье.

— Кто называл?

— Сёмка, один мальчик, с которым я играл в бабки…

— Твой Сёмка — дурак, — дед нервно потеребил свою бородёнку. — Не надо было тебе с шельмецами связываться. А об этом Сёмке я разузнаю, кто его родители.

Викеша жалел, что нечаянно подвёл Сёму, и чтобы исправить положение, сказал уверенно:

— В Долгой все так думают.

— А ты откуда знаешь?

— Ребята сказывали.

— Твоих ребят выпороть надо, и тебя заодно, чтоб не слушал разную брехню. — Дед сердито задёргал вожжами. Всю дорогу он сидел нахохлившись, как старая птица.

Дня через два после поездки в Долгое старик явился откуда-то пьяным. В большом булыгинском доме все притихли. В хмелю дед часто буянил. Больше всего доставалось младшему сыну Спиридону, тихому неловкому парню, который боялся отца, как огня. Так было и на этот раз.

— Эй, Спирька! — крикнул пьяный дед. — Студень ты трясучий. И в кого ты уродился такой — ни сено, ни солома! Ты возьми Стёпку, — говорил он про отца Викеши, — на дело мастак, умом не обижен, голыми руками его не возьмёшь, в люди выйдет. А от тебя, дохлятина, девки и те бегают. Женить олуха надо. Может, поумнеешь.

— Ваша воля, тятенька, — тихо ответил Спиридон, переминаясь с ноги на ногу.

— В Обаниной у кожевника дочь тебе выглядел, хотя и кособока, зато единственная наследница всему богатству.

— Воля ваша, — Спиридон ещё ниже опустил голову.

— Воля ваша, воля ваша, — передразнил дед, — женю и весь разговор.

Все в доме, кроме старика, знали, что Спиридон любил девушку из бедной семьи, знали и жалели его.

— Дарья! — крикнул старик снохе. — Где Викешка?

— На улице играет, — мать Викеши спокойно вскинула серые, умные глаза на расходившегося старика.

— Позови.

Дарья вышла и через несколько минут явилась с сыном.

— Уходи! — махнул дед рукой на Спиридона и зло посмотрел ему в спину. Пошарив нетвёрдой рукой по карманам своего частобора, он вынул пряник и подал его внуку.

— Ты меня любишь? — дыша винным перегаром в лицо мальчика, спросил он.

— Пьяного не люблю, — жуя пряник, ответил Викеша.

— Ах ты, пострел, — мышиные глазки деда посветлели, и, обнимая внука, он продолжал ласково:

— Викешка, Викешка, попом ты у меня будешь, попы живут хорошо, выучим — и станешь ты поп Викентий Булыгин.

— Я не хочу попом, — Викеша недовольно надул губы.

— Почему?

— А они толстые больно…

— Дурак ты, Викешка. Так, стало быть, не хочешь попом? — дед вдруг сердито махнул рукой. — Дарья! Сними сапоги, — он выставил ногу, и сноха стянула с него сапоги. Опираясь одной рукой о стену, второй о Дарыо, старик, что— то бормоча под нос, ушёл спать.

В булыгинском доме тихо. Слабо мерцает огонёк лампады. В маленькой горенке храпит дед. Безмятежно спит на полатях Спиридон, только что вернувшийся с вечёрки. Уснули отец и мать Викеши. Только в углу, недалеко от печи, сидит за прялкой бабушка Авдотья Максимовна и под мерное жужжанье веретена рассказывает внуку сказку про Бову Королевича. В голове восьмилетнего Викеши роем кружатся воздушные замки, серебряные пруды, дремучие леса.

Глубокая полночь. Пропели первые петухи, а золотая нить сказки тянется ещё долго-долго.

Глава вторая

Утро выдалось ясное. Под лучами солнца снег вспыхнул ослепительными искрами. Хорошо покататься в такую погоду с горки! Ребятишки гурьбой высыпали на улицу. Смех, крики и стук опрокинутых деревянных салазок! Остроухий Шарик хватается зубами за полы ребячьей одежды и скатывается на лапах с высокой горки. Мороз больно щиплет нос и обжигает щёки. Весь в снегу, румяный, Викеша вбежал в избу. Быстро сбросил шубейку и, садясь за стол, заявил отцу:

— После обеда пойду с ребятами на Васькино.

— Зачем?

— А так, — беспечно ответил Викеша.

Когда он опять выбежал на улицу, мальчишки уже прорыли метра на два проход в снежной горе, которая, закрыв высокий заплот булыгинского дома, тянулась до крыши соседнего амбара.

Из дыры торчали подшитые пимы Назарки Сорокина, первого коновода и большого забияки. Вскоре послышался его голос: — Ребята, Викеша пришёл?

— Здесь, — отозвался тот.

— Бери лопату, начинай копать с другой стороны, возле забора, — приказал ему Назарка и, подтянув под себя ноги, начал выбрасывать снег.

— А на Васькино когда пойдём? — наклонясь к большой снежной дыре, спросил Викеша.

— Пророем сугроб, тогда и пойдём. Давай копай.

Через час проход был готов. Энергично работая локтями, ребятишки стали переползать глубь снежной горы. Было интересно и таинственно. Яркий свет у входа постепенно переходил в голубой полумрак. Вылезая из «туннеля», «строители» радовались блеску зимнего дня, и он казался им ещё ярче и краше.

— Теперь на Васькино! — скомандовал Назарка своей ватаге.

Озеро Васькино примыкало одним концом к деревенским огородам. Противоположный берег вплотную подходил к большому сосновому лесу, который охватывал озеро в форме подковы. Летом на Васькино водилось много уток, зимой в камышах петляли зайцы, и охотники не раз замечали свежий волчий след.

Утопая в глубоком снегу, мальчики прошли камыши, пересекли затянутое льдом большое плёсо. Вот и лес. Сколько здесь звериных следов! Тонкой строчкой рисуя затейливые узоры, бегал какой-то небольшой зверёк. А вон там, возле старого пня, из леса в озёрные камыши протоптали дорожку зайцы. Возле небольшой сосёнки, ветки которой под тяжестью снега повисли до самой земли, пробежала белая гибкая ласка.

Викеша раздвинул густые ветви сосёнки и заглянул в пустоту. Там было сухо, уютно, тепло. Вот бы полежать сейчас на жёлтой прошлогодней хвое, вдохнуть запахи осени… И пусть сердитый ветер шумит в камыше, наметает сугробы; здесь так хорошо и тихо. Викеша опустился на колени и стал разгребать снег. Но нижние ветви крепко примёрзли к земле, и, вздохнув, он пошёл на голоса друзей.

Ребята не заметили, как наступил вечер и поднялся сильный ветер. Выйдя на опушку леса, они остановились. Озере, камыши — всё было затянуто белесой мглой. Не видно и деревни. Резкий порыв ветра повернул ребят лицом к лесу, и Викеша, вспомнив про уютную сосёнку, предложил укрыться в бор — там тише.

— Сказа-ал, — протянул насмешливо Назарка. — Что мы, в лесу что ли ночевать будем? Айда, ребята, домой.

Назарка первым шагнул на берег. За ним последовали остальные. Выйдя из камышей, все сгрудились возле Сорокина. Идти через открытое плёсо было трудно. Ветер крепчал. Снег повалил сплошной стеной. Казалось, он гнал ребят обратно в камышовое затишье, где можно было бы переждать бурю.