Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович - Страница 32

— Трудный денёк достался нам, ребята. Что с тобой? — увидев на лице Яньки ссадину, опросил он тревожно.

— Провалился в тартарары, — улыбнулся Янька. — Хорошо, что Кирик вытащил, — добавил он после короткого молчания.

Охотник повернулся к скалам, где были пещеры, и, покалывая на них, произнёс с горькой усмешкой:

— Достались они нам, долго будем помнить.

— А я не жалею, что мы поехали сюда, — сказал Кирик.

— И я тоже! — поддакнул Янька.

Глядя ни ребят, Темир подумал: «Бесстрашные, сильные будут в жизни».

Подняншись из ущелья на плоскогорье, они повернули к знакомому логу и, расседлав коней, пустили их пастись. На поляне запылил костёр, и усталые люди уснули под охраной собак.

Утром, вскипятив воду, Темир бросил в неё щепотку зелёного чая и соли, положил ложку топлёного масла и, перекипятив смесь, достал из дорожного мешка деревянные чашки и толкан.[31]

Давно с таким аппетитом не пили ребята алтайский чай! Кирик даже вспотел в своей шубе. Они развалились с Янькой на траве и с блаженным видом созерцали медленно плывущие в синеве неба причудливые облака.

Прошли вчерашние тревоги, и как приятно сейчас поваляться на траве. Как хорошо чувствовать себя свободным и смелым. Темир молча курил свою длинную трубку, поглядывая изредка на лошадей.

Токшун с Мойноком дремали.

— Когда вернёмся в школу, есть что рассказать ребятам, правда, Янька?

Янька кивнул головой и попросил охотника:

— Темир, расскажи нам о Прителецкой тайге.

— Что же, можно, — ответил тот.

Ребята подвинулись ближе к охотнику.

— Вы не видели Катунь?

— Мы только переезжали её по мосту возле Усть-Семы.

— Э, значит вы не видели Алтая, — убеждённо сказал Темир.

— Как не видели? Да ведь мы живём на Алтае, — Янька с недоумением посмотрел на охотника. Тот выбил пепел из трубки и, спрятав её за голенище сапога, заговорил:

— Катунь — это дочь Алтая. Вы видели лишь кончик её длинной косы… Самый лёгкий путь туда от старой Каянчи до Маймы. Сначала поплывём вниз по Катуни, потом от Ойрот-Туры поедем уже на лошадях через Тулой на Кебезень. Там перед нами и откроется Прителецкая тайга, где живут люди племени туба, или, как они называют себя, иишкижи, что значит лесной человек.

— А чем они занимаются? — полюбопытствовал Янька.

— Охотой, сбором кедрового ореха и пашут землю.

— А язык?

— Теперь они говорят по-алтайски, но мне рассказывал отец, что племя туба имело когда-то свой язык. А сейчас, друзья, — поднимаясь, сказал Темир, — вы оставайтесь здесь, а я ещё раз схожу к пещерам, обследую скалы и узнаю, нет ли там следов Чугунного. С вами останется Мойнок. Токшу— на на всякий случай я возьму с собой. За меня не беспокойтесь!

Вложив в винтовку свежую обойму, охотник с Токшуном направился к скалам. Вскоре он исчез среди валунов на плоскогорье. Кирик и Янька для безопасности выбрали укромный уголок среди дикой акации и, поглядывая на лошадей, продолжали разговор о Прителецкой тайге.

В полдень вернулся Темир.

— Обшарил весь район и нашёл только вот что, — охотник вытащил из-за пазухи полуобгорелый клочок бумаги, на котором часть слов была написана по-русски и часть по — алтайски:

«Иван, жду тебя. Чуйк. Соормок… Сергек-бол…» Дальше понять ничего было нельзя. Концы бумажки обгорели.

— Соормок — это значит болото, кочковатая низменность, — перевёл Кирик. — Сергек-бол — череп человека.

Кирик помолчал, обдумывая что-то, и, хлопнув себя по лбу, сказал радостно:

— Кто-то извещает Ивана Чугунного, что ждёт его на Чуйке, где кочковатая низменность, на ней висит череп человека. Здесь был Чугунный. Наверное, он хотел нам всем подстроить ловушку.

— Ты, пожалуй, прав, — задумчиво сказал охотник. — Он был здесь и, похоже, встревожен нашим появлением. Делать нам здесь больше нечего. Хорошо, что мы обнаружили след бандита. Он от нас не уйдёт, — жёстко сказал Темир, и все трое, вскочив на коней, стали поспешно спускаться с плоскогорья к Чарышу.

В Тюдралу они приехали на второй день под вечер. Прокопий по обыкновению был в сельсовете, Степанида копалась в огороде. Увидев Яньку, Кирика и Темира, она поспешно вышла к ним навстречу.

— Наконец-то дождалась. Думала, не приключилось ли что с вами, — сказала она радостно.

— Нет, мама, всё благополучно, — соскакивая с лошади, бодро ответил Янька. — Только я провалился в тартарары, хорошо, что Кирик выручил.

— Да что с тобой случилось, расскажи толком! — всплеснула руками Степанида и, вспомнив про обед, воскликнула: — Да что я стою, вы, поди, голодные, сейчас соберу на стол! — она торопливо поднялась на крыльцо и, оглянувшись ещё раз на ребят, промолвила: — Идите скорее.

Расседлав лошадей и приласкав Делбека, Кирик и Янька пошли в дом. Темир направился в сельсовет сообщить Прокопию о поездке в район Чарышских пещер.

Темир подробно рассказал о своих приключениях в пещере и о найденной записке.

— Да, — покачал головой Кобяков, — Чугунный хитёр и злобен, как росомаха. Тебе, Темир, придётся выехать в Прителецкую тайгу на поиски бандита.

— Прокопий Иванович, как быть с ребятами?

— А что?

— Видишь ли, мы знали, что искать Чугунного нам придётся в Прителецкой тайге, и договорились ехать туда вместе. До Маймы мы решили плыть по Катуни. В Ойрот-Туре возьмём лошадей у Печёрского и двинемся дальше.

— Но ведь поездка по Катуни — это не просто прогулка. Ты забыл Тельдекпенский и Манжерокский пороги? Ты хорошо знаешь, что опытные сплавщики леса не раз разбивали о манжерококие камни свои плоты. Да и на лодке небезопасно.

— Прокопий Иванович, буду пороги переезжать — высажу ребят на берег, а сам поведу лодку.

— Пускай едут, но помни уговор: беречь ребят! Я вижу, что тебе без них скучно.

— Как же, — признался с чувством Темир, — сколько лет вместе. Привык я к ним, Прокопий Иванович.

— И то прошлый раз Степанида жаловалась, что они всё больше с тобой, чем с ней, — улыбнулся Прокопий.

Сборы в Прителецкую тайгу заняли немного времени. Почистили ружья, перебрали крючки и блёсны для ловли рыбы, набили подсумки патронами.

— Ничего не забыли? — спросил Янька.

— Как будто нет, — оглядывая лежавшие на лавке рыболовные принадлежности, деловито ответил Кирик. — А мама-то сердится на тятю, — вздохнул он.

Узнав, что ребята отправляются вместе с Темиром в Черневую тайгу, Степанида сначала и слышать не хотела о поездке.

— Только что вернулись с Чарыша и опять в дорогу. Когда вы отдыхать-то будете?

— А для нас, мама, это отдых, — Янька подвинулся ближе к матери, сидевшей на лавке.

— Какой отдых? Приехал поцарапанный, Кирик похудел.

— Нет, мама, я поправился, — Кирик подвинулся к Степаниде с другой стороны.

— Это всё отец вам потакает, я бы не отпустила ни за что! Огурцы в огороде поспели, морковь уже большая стала, горох есть можно, а они едут в тайгу. Да вас там медведи загрызут, — выставила она последний довод.

— Не загрызут! — враз ответили Кирик и Янька. И прижались к матери. — Мы, мама, ненадолго: в августе приедем.

— В августе, да это целых полтора месяца ждать. Ты всё поблажку даёшь, — увидев входившего в избу Прокопия, напустилась на него Степанида и сердито отвернулась от мужа.

— Ну что нахохлилась, как наседка с цыплятами? — мягко спросил Прокопий жену.

— Ничего! — махнула та рукой. — Зачем опять ребят отпускаешь в тайгу?

— Просятся, мать, пускай посмотрят Катунь, побывают в Чое и Турочакском аймаке. Это им на пользу.

— Мама, отпусти, — Кирик взял загрубелую руку Степаниды и нежно стал перебирать её пальцы.

— Мы скоро вернёмся!

Обняв ребят, Степанида сказала проникновенно:

— Ладно, поезжайте с богом. Только берегите себя, — и, посмотрев просветлевшими глазами на мужа, произнесла:

— Пускай, отец, едут, а я сейчас пойду сухарей им положу в мешки, — она поднялась с лавки.