Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович - Страница 2

— Родные у тебя есть?

— Не знаю.

— Эй, Прокопий! — раздался с крыльца зычный голос Зотникова. — Веди мальчонка.

— Пойдём, хозяин зовёт, — взяв за руку Карабарчика, работник повел его к дому. — Да ты не бойся! — говорил он мальчику, видя, что тот упирается. — В обиду тебя не дам.

Когда Прокопий с Карабарчиком вошли в горницу, семья Зотниконых сидела за чаем.

Из-за самовара выглянуло злое лицо хозяйки.

— На кой ты грех его подобрал? — набросилась она на мужа. — Мало их, нищих, шляется по дорогам, так тащи всех в дом.

Евстигней поставил недопитое блюдце на стол и провёл рукой по окладистой бороде.

— Да, парнишка незавидный. Работать, пожалуй, не сможет скоро. Разве отправить его на маральник?[4] Может, там поправится. Прокопию помощник будет. — Евстигней вопросительно посмотрел на жену.

— Куда хочешь девай, а в дом не пущу.

Зотников в раздумье почесал затылок.

— Евстигней Тихонович, отдайте мальчика мне! Куда ему теперь? Ни отца, ни матери… Пропадать, что ли? — Прокопий погладил найдёныша по голове.

Хозяин крякнул и опустил глаза.

— Пускай берёт! — хозяйка посмотрела на мужа и махнула рукой: — Только насчёт пропитания на нас чтобы не надеялся.

Карабарчик стоял тихо и с удивлением разглядывал просторную избу. Его поразили невиданные цветы и птицы, нарисованные на стенах и потолке, очевидно, проезжим маляром. Наглядевшись на них, он перевёл глаза на сидящих за столом и увидел мальчика, который украдкой показывал ему язык.

Карабарчик в растерянности отвернулся к стене. Вдруг он почувствовал, что кто-то больно ущипнул его, и, оглянувшись увидел рядом хозяйского сына Стёпку.

Найдёныш заплакал.

Прокопий оглянулся и оттолкнул Стёпку:

— Зачем обижаешь?

— А тебе что, жалко? Он ведь алтаец! — тон хозяйского сына был вызывающий.

— И алтаец такой же человек, как и ты.

Варвара, жена Зотникова, всплеснула руками:

— Господи! Да ты, Проня, совсем с ума сошёл! Нашёл с кем хозяйское дитё сравнивать. Степанко-то ведь крещёный, а этот что? Имени даже человеческого не имеет.

— И то правда, алтаец души не имеет, — поддакнул жене Евстигней и, обратившись к Прокопию, махнул рукой: — Бери его к себе, коли хлеба много.

В семье Прокопия Кобякова Карабарчика окружили лаской и заботой. Степанида была доброй женщиной и жалела найдёныша.

— Сиротка ты моя бесталанная! — гладя его по голове, говорила она. И мальчик, чувствуя ласку, доверчиво прижимался к ней.

Верным другом был и Янька.

— Если Стёпка тронет Карабарчика, я ему мялку дам! — говорил он отцу.

— Драться нехорошо, — останавливал сына Прокопий.

— А если он первый полезет, что мне нюни распускать, что ли? — Янька решительно встряхивал вихрастой головой.

— Теперь он побоится: вас ведь двое.

Шли дни. Карабарчик быстро осваивал незнакомый ему русский язык.

— Зды-равствуй, друг! — обратился он однажды к Яньке и протянул ему руку.

Янька подпрыгнул от радости и, схватив Карабарчика, стал кружить его вокруг себя. Утомившись, он спросил:

— А по-алтайски «здравствуй» как?

— Эзен.

— А дом? — Янька показал на большой дом Зотникова.

— Аил.

Наглядный урок русского языка неожиданно был прерван. Ребята заметили Стёпку. Он бегал по двору с верёвочкой, к которой был привязан воробей.

Слабо трепыхая крыльями, воробей то взлетал вверх, то опускался к земле, пытаясь вырваться из рук своего мучителя. Наконец с раскрытым клювом, тяжело дыша, он упал к ногам ребят.

Янька поднял полумёртвую птичку и гневно крикнул подбежавшему Стёпке:

— Ты зачем воробья мучаешь?

— А тебе какое дело? — Стёпка, выхватив птенца из рук Яньки, с силой сжал его в руке.

— Воробей только слабо пискнул.

— На! — Степка бросил Яньке воробья, плюнул на Карабарчика и побежал.

Карабарчик растерянно поглядел на своего друга.

Янька кинулся за обидчиком и, догнав его возле крыльца, свалил с ног.

— Hе души птичек! Не плюйся! Вот тебе, вот тебе! — работая кулаками, он не давал Стёпке подняться с земли.

— Скворец, дай ему пинка! — скомандовал Янька подбежавшему другу.

На шум выбежала Варвара. Схватив Карабарчика за волосы, взвизгнула:

— Ах ты бездомник! Хозяйского сына бить?

Бросив Стёпку, Янька разбежался и, как молодой бычок, ударил Варвару головой в живот.

Та ойкнула и присела на ступеньки крыльца. Ребята, воспользовавшись этим, стремглав бросились к своей избе.

— Вот мошенник, чуть с ног меня не сшиб! Чистый разбойник!.. Стёпочка, не плачь. Приедет отец, мы их проучим! — запричитала Варвара, поднимая хныкающего Стёпку.

У конюшни показалась Степанида, нагруженная вёдрами.

— Ты своего варнака прибери к рукам да алтайчонку встряску дай, а не то я сама их проучу, как хозяйского сына трогать! — напустилась на неё Варвара.

— Да ты что, Варвара Кузьмовна! — остановилась Степанида. — Ребята на дню могут десять раз подраться и помириться. Известно, дети, — добавила она мягко.

— Ты меня не учи! — поднявшись на крыльцо, Варвара подбоченилась. — Покамест я здесь хозяйка. Не любо — можете убираться на все четыре стороны! Кормильцы у вас теперь с Пронькой есть! — продолжала она язвительно. — Яшку-мошенника с одного конца деревни пошлёшь кошелём трясти, алтайчонка — с другого, вот вам и хлеб.

Степанида махнула рукой:

— И ваш-то хлеб не слаще мирского, — и, повысив голос, крикнула: — По ночам мы чужих лошадей не таврим[5], по тайге не разбойничаем!

Варвара ахнула и поспешно закрыла за собой дверь.

К вечеру из лесу вернулся Прокопий. Жена рассказала про ссору с хозяйкой. Он нахмурился.

— Не надо было связываться с этой змеёй! Осень теперь, куда пойдем? Да и Карабарчика оставлять здесь нельзя — заедят.

— А зачем мы его оставлять будем? Поедет с нами в Тюдралу. Перезимуем как-нибудь в старой избе.

— Я не об этом! — махнул рукой Прокопий. — Боюсь, как бы не упёрся Евстигней насчет Карабарчика. Скажет: отдай да и всё. Моя, дескать, находка.

— Нет, я без Карабарчика с заимки не выеду! — заявила! твёрдо Степанида. — Как жил, так пускай и живёт у нас.

Прокопий покачал головой:

— Да мне и самому Карабарчика жалко, но с Евстигнеем разве договоришься?

Дня через два домой вернулся Евстигней. Приехал он ночью. Через час в окно избушки Прокопия кто-то постучал.

Работник вышел и узнал в темноте хозяина.

— Зайди ко мне сейчас, — хмуро сказал Зотников и направился к своему дому.

Работник последовал за ним.

В маленькой горенке тускло светилась лампада.

— Садись! — голос Евстигнея был суров. — Тут твоя баба развязала язык насчёт таврёжки алтайских лошадей. Так вот… — он приблизил бледное лицо к работнику и прошептал: — Если еще раз услышу, сгною вас обоих в остроге! Понял? Кто видел? — пальцы его впились в плечо работника. — Я тебя спрашиваю: кто видел?

Прокопий отодвинулся от хозяина и сказал примирительно:

— Мало ли что болтают, не каждому слуху верь.

— То-то! — немного успокоившись, Евстигней зашагал по комнате. — Алтайчонка я записал на своё имя. На днях приедет поп, — бросил он угрюмо.

Прокопий понял: Евстигней хочет закабалить найдёныша, сделать его своим батраком навечно.

— А где Карабарчик жить будет?

— Пока у тебя. Если понадобится — возьму.

— Да ведь он человек…

— Не твое дело! — грубо оборвал Прокопия хозяин. — Мои находка: что хочу, то и делаю.

— Вот что, Евстигней Тихонович, — чеканя слова, заговорил Прокопий, — пока я жив, мальчика в обиду не дам.

— Иди, иди, защитник, без тебя обойдёмся! — махнул руной Евстигней.

Хлопнув дверью, Прокопий вышел.

Через неделю на заимку приехал священник — отец Дометиан. Найденыша окрестили и дали ему имя Кирияк.