Тающий человек - Каннинг Виктор - Страница 7

— Люди иногда забывают, потому что правда слишком неприглядна, чтобы вспоминать ее.

— Именно.

— А почему вы думаете, что она откроется мне?

— Я не знаю, откроется она или нет. Если нет, то тогда ваша задача усложняется... Но если она не потеряла память, у нее может с языка сорваться что-нибудь, что может пригодиться в деле. Я хочу, чтобы это сделали вы. Я думаю, что вы именно тот человек, который может сделать это.

— Потому что Миггз рекомендовал меня?

— Первоначально, да. После этого я навел еще кое-какие справки. Они полностью подтвердили слова Миггза. У вас есть свои слабости — некоторые из которых, должен сказать, я разделяю — но если вы беретесь за дело, вы не нарушаете взятых обязательств. Верно?

— Если деньги хорошие.

— Вы можете назвать свои условия. Определите это с Денфордом. Я даю вам карт-бланш на все расходы, пока вы работаете на меня. Сюда входит все, включая любые передышки и развлечения, необходимые вам для поддержания хорошей формы. Кроме того, я добавлю тысячу фунтов премиальных, если вы найдете машину и документы.

— Даже если они, возможно, будут и не в машине?

— Совершенно верно. Но я думаю, они там. Возможность случайного обнаружения исключена.

— Зачем перевозить важные документы в машине, за рулем которой была ваша дочь, которая понятия не имела о их существовании? — спросил я.

Он улыбнулся.

— Потому что они важные.

— Вы могли бы послать их из Эвьена в Канны заказной почтой.

Улыбка стала шире.

— Ну, мистер Карвер. Не станете же вы говорить мне, что никогда не слышали о пропажах почтовых отправлений.

— И машину могут украсть.

— Жизнь полна неопределенностей. Можете вы назвать верный способ пересылки ценной вещи из одного места в другое?

— Нет. Нет, если кому-то еще нужна эта ценная вещь или пачка документов.

— Именно.

Я встал.

— Сколько людей знали, что вы собираетесь пригласить меня сюда?

Он тоже встал.

— Я, Джулия, Тиш Кермод, Денфорд, несколько человек из прислуги и, конечно, Миггз. И два-три человека, у которых я справлялся о вас. А что?

— То, что меня не покидает чувство, что сегодняшние две пули предназначались мне.

— Уверяю вас, что не вам.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что за последний месяц было три телефонных звонка с угрозами моей жизни. А сегодня вечером, сразу после нашего возвращения был четвертый. Звонил мужчина. Если я точно помню слова, сказано было следующее: “Сегодня тебе повезло. Но я достану тебя, ублюдок”.

Он широко улыбнулся. Конечно, он мог наврать.

— Кажется, это вас не беспокоит.

— Возможно, я не показываю этого, мистер Карвер, но меня это беспокоит. Мне нравится жить. Но в любом случае, покушение на мою жизнь не имеет никакого отношения к нашему делу. Вы хотите поговорить с Денфордом сейчас или утром?

Я посмотрел на часы. Было уже за полночь.

— Он, наверное, уже спит.

— Я всегда могу поднять его.

Конечно, если ты — миллионер, какое тебе дело до чьего-либо сна. Но в эту ночь мне не хотелось смотреть в те моргающие агатовые глаза.

— Лучше утром.

— Хорошо. Но прежде чем уехать, возьмите у Денфорда список моих передвижений на следующей неделе. Я хочу, чтобы вы сообщали мне о ходе поисков как можно чаще. — Он осушил свой бокал и подмигнул мне. — Я, большой человек, мистер Карвер. И у меня большие аппетиты. Я люблю жизнь и я готов любить людей. Но я — миллионер. И на самом деле меня никто не любит.

— Я не думаю, что эта мысль не дает вам спать по ночам.

Впервые с явно ирландским акцентом, он произнес:

— Ты чертовски прав, парень.

Как только моя голова коснулась подушки, я выключился. Проснулся я через два часа. Какое-то время я лежал, пытаясь определить, где я и что меня разбудило. Затем через открытое окно балкона в комнату упал луч фонарика. Луч исчез, и на фоне серого ночного неба я увидел какую-то фигуру, подходящую к окну и влезающую в него. Через мгновение я услышал, как скрипнуло кресло и женский голос произнес:

— Черт бы побрал это дурацкое кресло.

Я вспомнил записку Джулии, сел в кровати и включил лампу.

Она стояла у окна, одной рукой опираясь на спинку кресла, а другой — потирая левую лодыжку. На ней было короткое вечернее платье и ее волосы были взъерошены.

Она сердито посмотрела на меня и сказала:

— Вы же знали, что я приду. Зачем вы поставили здесь это чертово кресло?

— Оно стояло там с момента моего прихода. И как сегодня была переправа через балкон — бурная?

— Говорите тише.

Джулия повернулась и задернула на окне занавески. Затем она подошла и села на край кровати. Даже в моих полных сна глазах она выглядела прекрасно. Она поджала левую ногу и снова стала потирать лодыжку. Нога была замечательная.

— Можно я сделаю это за вас? — сказал я.

— Сидите на месте.

— “Ночь, яркий факел и открыта окошка створка для тепла любви”.

— Что это, черт возьми?

— Китс. Я испытываю слабость к нему и некоторым другим. А когда я в замешательстве, я всегда опираюсь на поэзию.

— Обопритесь на свою подушку и не шевелитесь.

Я повиновался, закурил и бросил зажигалку и сигарету ей.

Даже просто смотреть на нее было удовольствием. В ней все еще присутствовало то, что нокаутировало меня в моей конторе, и я понимал, что бороться с этим бесполезно. По сравнению с большинством девушек, которых я знал, она, несомненно, принадлежала к классу “люкс”. Те заслуживали лишь поездок по окольным дорогам, с этой же, если бы у меня нашлись силы, можно смело отправляться в первоклассный круиз. Когда она зажгла сигарету, я спросил:

— Зачем этот таинственный ночной визит?

— Вы не знаете этот дом. Это — тюрьма. Ультрасовременная. Оснащенная всеми средствами защиты. Идешь по коридору и за тобой следит телеглаз или что-нибудь еще. Открываешь дверь и в подвальном помещении загорается красная лампочка. Ночью никто не может подняться выше первого этажа без специального ключа для лифта.

— У миллионеров — привычки феодалов. Но вы ведь не бедная девушка, попавшая в беду, правда?

— Я хочу поговорить с вами... серьезно.

— Начинайте.

— Почему вы спросили меня, за что я не люблю своего неродного папу?

— Просто так, чтобы завязать разговор.

— Врун.

— А что вы имеете против него?

— Ничего. Он великодушен и добр.

— Ну и хорошо. Могу я вернуться ко сну?

Она подошла к трюмо, взяла для себя пепельницу и затем снова устроилась на конце кровати, поджав под себя ноги.

— Почему, — спросила она, — он так хочет вернуть свой “Мерседес”? Он застрахован, и видит бог, у нас хватает машин.

— Он хочет вернуть его. И пока он платит за эту работу деньги, мне этого достаточно.

Она вытянула ногу в нейлоновом чулке и поиграла пальцами.

— Хотите сказать, что не намерены обсуждать детали этого дела?

— Да.

— Потому что он просил вас об этом?

Чтобы переменить тему и все еще не понимая цели ее визита, я сказал:

— Расскажите мне о Зелии.

— Зачем?

— Я собираюсь встретиться с ней. Я собираюсь выяснить подробности того, как, где и, возможно, почему она потеряла машину. Пока, как мне сказали, она рассказала не слишком много. Потеря памяти, как она говорит.

— Да, правильно. Ее пытались лечить, но это не помогло.

— Это никогда не помогает, когда люди не хотят вспоминать.

— Почему, черт побери, вы так говорите? — В ее глазах промелькнула высоковольтная вспышка гнева.

— Просто общее наблюдение. Она младше вас?

— Почти на два года.

— А что ваша мать... разве она не может узнать у нее что-нибудь?

— Мама умерла несколько лет назад.

— Понимаю. Вы ведь любите Зелию, правда?

— Конечно, люблю. Она — моя сестра. — Ее искренность не подлежала сомнению. С другой стороны, не подлежало сомнению сильное, почти страстное, защитное чувство, которое исходило от нее, когда она говорила о своей сестре.