Тающий человек - Каннинг Виктор - Страница 25

После пива я на такси отправился на Виа Саччи в отель “Палас”. Лежа на кровати, я позвонил в Париж и попал на дежурного офицера Интерпола. Последовал короткий диалог, в результате которого я выяснил, что комиссара Мазиола нет на месте, и вынужден был опять сказать, кто я такой. Я назвал ему имя Гаффи, сказал, что он уже как-то удостоверял мою личность и что я не понимаю, их что не интересует борьба с преступностью в Европе и пополнение своих архивов новыми именами и сведениями? Он сказал, что в Париже чудесный день и что если можно, покороче. Поэтому я выдал краткую справку:

Отто Либш. Возможно, Отто Пробст. Вероятный портрет — метр двадцать, сильный как обезьяна, каштановые пушистые волосы, или метр восемьдесят, круглое счастливое лицо, очки в металлической оправе, темные волосы, намечается лысина. Соучастник — Макс Анзермо. Запрос о нем уже сделан, остается в силе. Отто может разъезжать на кремовом “Мерседесе 250SL”. Регистрационный номер: 3243, или 3423 Р 38 согласно последней не совсем точной информации, хотя возможен совсем другой номер, и цвет не кремовый, а зеленый, синий, черный или темно-бордовый. Но, безусловно, “Мерседес”.

Секунду-две я решал, назвать или нет имена Мими Пробст и Тони Колларда, и решил, что не стоит. Я подумал, что эта парочка будет моим козырным тузом в рукаве, в случае если всплывет что-нибудь определенное относительно Отто.

Я уже заканчивал передачу информации, когда в номер без стука вошла Джулия и села на край кровати. На ней было кремовое шелковое платье и узкий красный платок на шее. По ее поджатым губам я понял, что она решительно собирается вытянуть из меня все. Я посмотрел на ее часы и мысленно сравнил их с теми, что были на Мими — абсолютно одинаковые. Отто перед уходом или Тони перед окончательным приходом преподнес их в качестве любовного дара.

Я повесил трубку, и Джулия сказала:

— Я привезла вас сюда. Когда, наконец, я завоюю ваше доверие?

— Должен сообщить, что мою машину забрал Наджиб. Он оставил записку на круглом столе в гостиной Макса, в которой известил меня, что на ней уехала Панда и что я могу забрать ее в таком-то гараже в Женеве. Это было сделано, конечно, чтобы оторваться от меня в поисках Отто. В данный момент Наджиб был, наверняка, очень сердит и я, без сомнения, был для него кем угодно, но только не хорошим другом.

Поэтому Джулия была вынуждена отвезти меня в Турин, не получив с моей стороны никаких объяснений. Она, видимо, решила подождать подходящего момента, который, судя по тому, как она удобно устроилась на моей кровати, поджав под себя ноги, по ее мнению уже наступил.

— Нет необходимости вводить вас во все детали, — сказал я. — Вы хотите защитить Зелию. Я тоже. Пусть все будет, как есть.

— Я хочу знать об этом Максе Анзермо.

— Он мертв, и я искрение рад. Один мой, можно сказать, приятель застрелил его как раз в тот момент, когда он уже нажимал на спусковой крючок, чтобы застрелить меня, а затем этот приятель очень любезно забрал с собой труп... и мою машину. Все, что мне следует вам сказать, — что Зелия провела пару ночей в том шале. О'кей?

Она посмотрела на меня, слегка наклонив голову, затем медленно кивнула.

— О'кей. Но зачем вы здесь?

— У меня есть работа. Помните. Я должен найти машину вашего отца.

— Могу я вам в этом помочь?

— Вы уже помогли, доставив меня сюда. Но на этом все. Послушайте, вы беспокоитесь о Зелии. Я уже дал вам слово. О'Дауда ничего не узнает. Но машина все еще не найдена, и это моя работа. Это не игра. Мне платят за то, что я рискую и набиваю себе шишки. Я — трудный случай. Но я не могу себе позволить ввязывать вас в это дело. Кто-нибудь может сделать вам больно и как мне тогда получить деньги с вашего отца? Моя работа означает для меня деньги, и я не хочу, чтобы вы участвовали в ней просто ради острых ощущений. Дайте мне закончить это дело и тогда, если вас устроит моя компания, я подарю вам две недели, которые вы будете помнить всю жизнь.

— Боже, вы невозможны.

Ее грудь вздымалась. Я ее такой еще никогда не видел. Она почти взорвалась.

— У меня даже нет слов, чтобы сказать вам, как я вас не люблю.

— У вас расстегнулась верхняя пуговица на платье, — сказал я. Она действительно расстегнулась.

Она соскочила с кровати и пошла к двери, на ходу застегивая пуговицу. На полпути она остановилась и сказала:

— Кстати, пока вас не было, я позвонила отцу. Он немедленно хочет видеть вас. Это приказ.

— Где он?

— В Эвьене, в шато.

Я широко улыбнулся ей.

— Вас не затруднит подвезти меня до Женевы?

— Чёрта с два. Помните, вам не нужно от меня никакой помощи.

— Хорошо.

Она подошла к двери и остановилась перед ней.

— Скажите мне одну вещь. Я спрашиваю это не из праздного любопытства. Когда вы говорили с Максом, он не сказал вам, как он познакомился с Зелией?

— Нет. Он только сказал, что встречался с ней в Женеве и Эвьене.

— Тайно?

— Думаю, что да.

— Бедная Зелия.

— Ну, теперь ей больше не придется беспокоиться по поводу Макса. А когда я достану второго мерзавца, я с ним что-нибудь сделаю.

— Второго?

— Да... думаю, что информация не повредит вам. В шале был еще один мужчина. Тот, который смылся с машиной. Я думал, что смогу найти его здесь, но мне не повезло.

— Как его звали?

— Отто Либш.

Длинная пауза, затем она ушла. Пауза так пауза, но в ней было что-то неестественное. У меня создалось впечатление, что несколько секунд она внутренне боролась с собой, решая, следует ли ей в конце паузы уйти или сказать что-то.

Однако я не был удивлен, когда через десять минут она позвонила и сказала, что передумала и готова отвезти меня в Женеву. Я был уверен, что это перемена в ее сердце была вызвана моим упоминанием об Отто Либше.

Через несколько минут мой телефон снова зазвонил. Звонили из Парижа. Дежурный офицер был на этот раз более резким и энергичным в разговоре. Его голос был почти командным. Кто-то не только подтвердил мою личность, но и явно хотел что-то получить от меня. Где, спросил он, меня можно будет найти в течение следующих суток? Я сказал, что в ночь выезжаю в Женеву, где заберу свою машину из гаража “Автохолл Серветт” на Рю Лиотард, а затем поеду в шато Кэвана О'Дауды под Эвьеном, и что вдруг за срочность такая? Он сказал, что в Париже по-прежнему прекрасный день, и пожелал мне счастливого пути.

В девять утра Джулия высадила меня на Рю Лиотард. Ночная поездка оказалась для меня трудным делом. Я всю дорогу чувствовал себя так, словно нахожусь в грузовом отсеке реактивного лайнера. Я выдавил из себя слова благодарности и на полусогнутых ногах побрел по улице.

В моих глазах было полно сна, а во рту наблюдалась необычайная сухость от бесчисленного множества выкуренных сигарет. Обдав меня воздушной волной, Джулия промчалась мимо, улыбаясь и сверкая свежестью утренней розы.

У входа в “Автохолл” меня встретил старый приятель, выглядевший, как обычно, таким же унылым и ослепленным, как застигнутая дневным светом сова. Он стоял у стены со свисающей из уголка рта сигаретой. На нем был потасканный коричневый костюм, коричневая рубашка без галстука и огромные коричневые туфли с загибающимися кверху носами. Он запрокинул голову и приветливо заморгал мне поверх ржаво-коричневых усов. Именно запрокинул, потому что Аристид Маршисси ле Доль был чуть выше метра пятидесяти. Он посмотрел на свои часы и сказал:

— Хорошее время. Я слышал, это была “Фейсл Вега”. Я жду тебя уже полчаса.

— Что, черт побери, ты делаешь в Швейцарии? — спросил я.

Когда мы виделись в последний раз, он работал в Службе безопасности Франции.

— Перебрался туда, где повыше, но ничуть не лучше, — сказал он. — Давай позавтракаем.

Мы завернули за угол и зашли в кондитерскую, где он положил себе на тарелку огромный кусок пирожного “Галисьен”, истекающий персиковым джемом и весь утыканный фисташками, заказал большую чашку горячего шоколада, куда влил коньяку из личной фляжки, и из-под вымазанных кремом усов спросил: