Тающий человек - Каннинг Виктор - Страница 10

Я очень аккуратно рассказывал о причинах моего интереса к покойному Джозефу Боване. Я рассказал ему все о моем визите к О'Дауде, не упомянув лишь о характере работы, полученной мною от моего клиента, и о душевном ночном разговоре с Джулией. Также я не сказал о полевом бинокле и о двусторонней радиосвязи в лодке на озере. Возможно, О'Дауда приказал убить Бовану, а возможно, это был несчастный случай. Если это был все же не несчастный случай, тогда О'Дауда очень отзывчив, защищая либо меня, либо себя. В любом случае, этика и здравый смысл говорили мне, что не следует пускаться в размышления с таким человеком, как Гаффи, до тех пор, пока меня не возьмут за руку и не подведут к этому.

Когда я закончил, он вежливо сказал:

— Хороший конспект всей истории, дорогуша. Четкий, подтянутый и лишенный всех существенных деталей. Например, такой, как суть задания О'Дауды.

— Он хочет, чтобы я нашел ему кое-что. Чисто розыскная работа. Ты настаиваешь на моем сообщении всех подробностей?

— Не сейчас. А может быть, и вообще никогда. Как ты думаешь, почему Бована хотел убить тебя или О'Дауду?

— Понятия не имею. Расскажи мне о Боване.

— Охотно. Винтовка, из которой он стрелял, была найдена в разобранном виде в одном из багажных отсеков мотороллера. Он был студентом. Не Лондонского университета, а коммерческого колледжа. Перед этим он закончил курсы компьютерного управления. Но все это ничего не значит. Просто крыша для политической деятельности. Знаешь, сколько африканских политических групп действуют из Лондона в настоящий момент?

— Нет.

— Гораздо больше всех уже существующих организаций польских, русских и других, бежавших от европейских тюрем. На них натыкаешься на каждом шагу. Половина из них — такие же безобидные организации, как и общества “Кому за тридцать”. Из остальных одни — разведывательные организации ряда африканских государств, другие — организации политических изгнанников, которые хотят вернуться на родину, влекомые ветром перемен. Некоторыми из них управляют идеалисты, но большинство — авантюристы и пройдохи. Некоторые их действия могут вызвать смех, другие — слезы, а от некоторых кровь стынет в жилах. Вообще-то, все они — мелочь, но нам приходится держать их в поле зрения. Твой интерес к Джозефу Боване, естественно, разжег мое любопытство. Он был одним из кровезамораживателей — наемный убийца.

— И кто его нанимал?

— Я не знаю. Поэтому-то я и говорю с тобой, старина. — Он встал. — Мысля логически — а я не сомневаюсь, что ты пришел к этому еще до меня — если он хотел убить тебя, значит, кто-то очень не хочет, чтобы ты занимался поисками или чем-то еще для О'Дауды.

— О'Дауда говорит, что это была ошибка. Им нужен он.

— Может быть, может быть. И говоря между нами, старик, я бы не пролил слезу. Но это не для записи.

— Тогда что, — спросил я, — ты здесь делаешь?

Он был искренне удивлен.

— Как, просто беседую. Не видел тебя тысячу лет. Мне всегда приятно поговорить с тобой.

— Тебе, конечно, не пришло в голову, что, возможно, О'Дауда устроил Боване аварию с летальным исходом?

— Я уверен, что это он. — Он очаровательно и обезоруживающе улыбнулся. — И так же, как мы не можем схватить за руку больших ребят, стоящих за контрабандой золота через Лондон, Бейрут и Калькутту, хотя мы их всех прекрасно знаем, мы не можем сделать это и с О'Даудой. Они отдают приказы, но эти приказы спускаются вниз по очень тонкой, неуловимой, подобно осенней паутинке цепочке.

— Поэтично.

— Совсем нет, старина. Паутина наиболее видна поздней осенью, в начале декабря. Кстати, в это же время едят гусей. И на сковородку всегда попадает только глупый гусь.

— Еще минута, и у меня навсегда пропадет аппетит к гусиному паштету.

— У тебя не пропадет.

Я открыл для него дверь и спросил:

— У Ярда или Интерпола есть что-нибудь на О'Дауду?

Я увидел, как сузились кошачьи глаза, и мне стало чертовски ясно, что сюда он пришел не просто так, и уж, конечно, не для милой беседы.

— Абсолютно ничего. Он — уважаемый миллионер. Все, что нам известно о нем, можно найти в альманахе “Кто есть кто”... ну, почти все.

— И тебе от меня ничего не нужно?

— Старик, ты говоришь как нашкодивший мальчишка, который был вызван на допрос и с удивлением обнаружил, что его отпускают.

— Я он и есть. Обычно, ты не тратишь время вот так.

— Был бы рад быть тебе полезен. Но нам от тебя ничего не нужно. Конечно, если в процессе своей работы ты наткнешься на что-нибудь, что, по-твоему, будет представлять серьезный интерес для полиции, можешь дать мне знать. Или, так как ты будешь искать эту машину за границей, позвони в Интерпол комиссару Мазиолу.

— Как ты узнал, что это — машина?

— Старина, Миггз мне сказал. Дай знать, если наткнешься на что-нибудь интересное.

— Что, например?

— Все, что привлечет твое внимание. Мы всегда рады помощи от общественности. Даже если это анонимное письмо.

— Вы получили такое письмо, касающееся О'Дауды?

— Да, совсем недавно. Естественно, не могу передать тебе его содержание.

— Какой был почерк? Мужской или женский?

— Не могу сказать, старик. Оно отпечатано на машинке и не подписано. Ну, смотри в оба.

Он ушел.

Иногда мне казалось, что в своей конспирации я захожу слишком далеко. Но по сравнению с ними я был зеленый новичок. Моя предстоящая работа мне совсем не нравилась. С самого начала стали возникать осложнения: Бована стрелял в меня, Джулия хотела, чтобы я отказался от этой работы, а теперь Гаффи, наверное, идет по Нортумберленд Авеню, умирает со смеху, зная, что зацепил меня там, где хотел, и совершенно не спешит сообщить мне, где именно. Мне следовало бы остаться твердым и взять отпуск. Но было уже слишком поздно.

Я подошел к книжной полке и вытащил выпуск “Кто есть кто” трехлетней давности... Ну, а кто будет каждый год покупать новый за шесть фунтов? Тренируя запястье, я донес почти трехкилограммовый фолиант до стола в одной руке.

О'Дауда там был. Вот он. И, судя по статье, было очевидно, что ему наплевать на то, есть он там или нет.

О'Дауда, Кэван; Председатель правления; Атена Холдингз, Лимитид; р. 24 февр. 1903; Образ.: Дублин. Также является директором ряда государственных коммерческих и производственных компаний. Адрес: Атена Хаус, Парк Стрит, Парк Лейн: Гроссвенор 21835.

Была масса вещей, которые можно было написать между этими короткими строками. И, я был уверен, еще целая масса, которая никогда не будет здесь написана, иначе Гаффи не пришел бы ко мне.

Я вытащил почти такой же короткий отчет о путешествии Зелии из шато под Эвьеном в Канны, который мне дал Денфорд.

День первый. Она выехала из шато в два часа дня на красном “Мерседесе”. По ее собственным словам, она поехала на юг, через Женеву, Франжи и Сессиль, к отелю на западной стороне Лак Ле Бурже.

Я поставил “Кто есть кто” на место и взял мишленовскую карту “Дороги Франции”. Было очевидно, что более естественно было бы поехать через Аннеси, Эй-ле-Бейн и Шамбери. Но она объяснила это. У нее была уйма времени и она решила изменить маршрут. Она остановилась на ночь в отеле “Омбремон” в Ле Бурже-дю-Лак. Около девяти часов вечера она позвонила из отеля отцу в его суссекский особняк. О'Дауды там не было и говорил с ней Денфорд. Она сказала Денфорду, что на следующий день она поедет не прямо в Канны, а по пути, возможно, заскочит на пару дней к своим друзьям. Она не назвала ни имени друзей, ни их местожительства, а Денфорд, прилежный секретарь, не стал спрашивать то, что ему не посчитали нужным сказать.

День второй. Она выехала из отеля утром, до девяти тридцати. Это было точно установлено, потому что Денфорд, как прилежный секретарь, позвонил О'Дауде, который был в Лондоне (вероятно, там, где “не беспокоить после восьми вечера”), и О'Дауда дал ему указание позвонить в отель и передать Зелии, чтобы она ехала прямо в Канны, безо всяких задержек. Денфорд позвонил в девять тридцать. Зелия уже выехала. С этого момента — то есть, почти весь день второй, день третий, — до утра дня четвертого (когда Зелия, по ее словам, обнаружила, что она находится в Гапе, небольшом городке, расположенном в ста шестидесяти с чем-то километрах на юг от Ле Бурже-дю-Лак) ее жизнь — сплошное белое пятно. В Гапе она была без “Мерседеса”, без своего багажа и без памяти относительно того, что с ней произошло с момента ее отъезда из отеля. На ней была та одежда, в которой она выехала из отеля, и ее сумочка с деньгами. Она взяла в прокате машину и приехала в Канны на яхту, где ее с нетерпением ожидал О'Дауда. Мне не было сообщено подробностей сцены ее прибытия и того, что произошло после, кроме одной — что никто, включая Зелию, не смог вспомнить никого из ее друзей и знакомых, кто бы жил где-нибудь между Ле Бурже-дю-Лак и Гапом. Я готов был спорить на все свои деньги, что Зелия лжет и что если она захочет, она может с точностью до минуты описать все, что произошло в те двое суток. А на деньги О'Дауды, я должен был доказать это и найти пропавшую машину.