Рука-хлыст - Каннинг Виктор - Страница 37

На Зигфриде была черная рубашка и черные брюки. Он подошел к постаменту с солнечными часами и бросил сверток на землю. И тут я разглядел человека, который шел за ним, и с этого момента я стал свидетелем медленно разворачивающегося ночного кошмара. Человеку этому было около сорока, он был крепкого телосложения, невысокий и лысый, одетый в грубые полосатые брюки, а его руки были связаны. Он послушно прошел мимо панамы и остановился у солнечных часов. Зигфрид повернулся и что-то сказал. Мне показалось, что он говорил по-немецки. Лысый покачал головой, а затем покорным жестом вытянул связанные руки.

Зигфрид встал у него за спиной. Панама встал спереди и неуклюже принялся развязывать веревку на руках лысого.

Покончив с этим делом, он встал на краю каменных плит, а Зигфрид наклонился над свертком, лежащим на земле, развернул тряпку и выпрямился. Что-то, блеснув, рассекло воздух.

Лысый схватил этот предмет, и тотчас его тело выпрямилось, словно внутри него расправилась туго сжатая пружина.

А потом Зигфрид и лысый, отойдя друг от друга на несколько ярдов, слегка пригнувшись, принялись медленно, словно в танце, расхаживать кругами, вытянув вперед правые руки, в каждой держа по сабле. Все это походило на поединок двух злобных насекомых, размахивающих крабовидными конечностями. Они готовы бить и убивать.

И я понял, что сейчас произойдет убийство. Глядя на этот кошмар, я испытал настоящий шок... «Бэлди, кок... коротковолновый передатчик. Установлен за кладовой-морозильником».

Я вспомнил записку Лансинга. И вот я сидел, заняв место в первом зрительном ряду и глядя на спектакль под названием «борьба за выживание», который Зигфрид поставил в своей обычной садистской манере. Теперь я уже понял, что Кэтрин на вилле не было. Она улетела в вертолете. К счастью, у нее не было возможности наблюдать это шоу.

Раздался лязг сабель. На залитой лунным светом площадке возникло оживление. Противники сделали резкие выпады. Затем они отскочили в стороны, снова принялись осторожно ходить по кругу, пристально наблюдая друг за другом, и я увидел темную полоску крови на правой щеке Бэлди. Позади него на каменном краю клумбы спокойно и величаво сидел тип в панаме, куря сигарету и наблюдая за поединком.

Клянусь, в этом зрелище не было ничего притягательного.

Бэлди неплохо владел саблей, это было ясно, но он и в подметки не годился Зигфриду. Бэлди не мог не знать, что его просто собирались убить. Несколько резких выпадов, Зигфрид легко подпрыгивает, несколько быстрых движений, а затем он отступает — целый и невредимый, а на щеке Бэлди появляется новая кровавая полоса. Затем красным окрашивается его тело, и как бы потом ни поворачивался Зигфрид, у меня перед глазами стояло его лицо — улыбающееся, спокойное — и горящие глаза.

Я никогда не испытывал страсти к кровавым видам спорта.

Думаю, если бы я жил в древности, я бы платил свои драхмы, или что там у них было, забирался бы на галерку Колизея и ставил бы на самых лучших бойцов с сетью и трезубцем, однако то, что происходило сейчас, было, пожалуй, уж чересчур.

Я потянулся за пистолетом. В этот момент Зигфрид снова ринулся на Бэлди. Он теснил парня назад, в сторону моего летнего домика, и длинное лезвие сабли металось вокруг него как молния. Но вот Бэлди зашатался, выронил саблю, и я увидел, как он прижал руку к левому боку.

Зигфрид остановился, что-то сказал, махнув при этом саблей в сторону той, что лежала на земле, и стал ждать. Я не выдержал. Я пробежал два ярда, и только тогда они, наверное, поняли, что я сидел в домике и все видел. Я поднял пистолет, наставил его на Зигфрида и сказал:

— Бэлди, дверь позади меня открыта. Беги!

Бэлди повернулся, Зигфрид — тоже, и я увидел, что он сделал движение в сторону лысого. Я выстрелил. Пуля пролетела в футе от него и ударила по каменным плиткам. Зигфрид чуть отступил, и я увидел нырнувшее вниз острие сабли: это он медленно опустил правую руку.

— Дверь. Там, у самой воды, стоит моторная лодка.

Лицо Бэлди было влажным от пота. Он развернулся, прижимая обе руки к левому боку, кивнул и начал медленно продвигаться к двери, прошел мимо меня, а я держал на прицеле Зигфрида, который, расслабившись, но не шевелясь, наблюдал за мной. Не двигался и человек в панаме. Он сидел на каменном уступе, сигарета прилипла к его губе, и тоже смотрел на меня.

Они не задавали дурацких вопросов. Они просто наблюдали за мной, а я стоял, прислушиваясь к звукам открываемой двери, а затем к затихающим шагам Бэлди, который выбежал за пределы виллы. Я выждал несколько минут. Я не знал, как быстро способен передвигаться Бэлди, а затем сам начал медленно пятиться к выходу. Я не собирался приближаться к Зигфриду ни на фут ближе, чем это было необходимо, хотя у меня в руке был пистолет. Мэнстон рассказал мне о нем предостаточно, поэтому я прекрасно понимал, что позволить ему приблизиться — означало самому напроситься на неприятности.

Я добрался до двери и вынул из замка ключ. В этот момент Зигфрид заговорил. У него был твердый, довольно приятный голос, и его речь была начисто лишена акцента, а также гнева или каких-то других эмоций.

— Я подожду того дня, когда выясню, кто ты такой, — сказал он.

— Вряд ли тебе захочется возиться со мной. Я всего лишь проходил мимо и услышал лязг клинков. Вычеркни меня из своей жизни как человека, который сует свой нос куда не следует и предпочитает честную игру.

Я быстро подошел к двери, вставил ключ с наружной стороны и запер ее. Затем помчался к берегу, надеясь, что Бэлди прошел уже достаточно. Я не останавливался до тех пор, пока не добежал до лодки. Пару раз оборачивался, но погони не было.

Я побрел по трясине к Северу су. Он ждал меня один.

Я велел ему выехать на середину канала и остановиться там.

Мы прождали минут двадцать, прислушиваясь, не появится ли ниже по Течению лодка, и наблюдая за берегом, нет ли там человека. В конце концов, мы отправились без него. Я вызволил его из беды и не собирался ввязываться в неприятности, занимаясь его поисками. По-моему, он относился к тем людям, которые могут прекрасно позаботиться о себе сами.

Мы быстро двинулись вниз по каналу Трепорти, держа курс на Венецию, я испытывал приятное спокойствие, думая о том, что все время, пока я стоял перед Зигфридом, луна была позади меня и мое лицо оставалось в тени.

Мне приснилось, что я стою напротив Зигфрида, оба мы держим в руках сабли, и он, улыбаясь, идет ко мне. Потом где-то зазвонил телефон, Зигфрид нахмурился и сказал:

— Господи, почему они не оставят нас в покое, чтобы мы могли спокойно развлечься?

Я проснулся и увидел Веритэ. Накинув халат, она направлялась в гостиную, где звонил телефон. Я сел, потирая шею, кожа, которой от укусов москитов стала такой же пупырчатой и неровной, как у носорога. Одновременно я прислушивался к разговору Веритэ в соседней комнате. Судя по моим наручным часам, было шесть утра.

Я взял графин с водой и принялся пить прямо из него. Мое горло пересохло, словно я провел бурную ночку и выкурил слишком много сигарет.

Веритэ вернулась и села рядом на кровать. Она обняла меня обеими руками и поцеловала, а через какое-то время отняла правую руку, а левая продолжала покоиться на моей шее.

— Тебя закусала мошкара, — сказала она. — У меня есть кое-что, чем можно протереть кожу.

Она хотела встать, но я удержал ее:

— Кто звонил?

— Это из Мюнхена. В котором часу ты вернулся?

— Около трех. Ты уже спала.

Мы с Северусом добрались до Венеции и остановились за Лидо, чтобы понаблюдать за «Комирой». В половине третьего из Трепорти прибыла моторная лодка, и с нее на борт яхты поднялись Зигфрид и панама. А через час «Комира» вышла в море.

Не нужно было быть ясновидцем, чтобы понять, что вилла Саббиони опустела навсегда. Через час я должен был встретиться с Северусом: мы собирались вернуться на виллу и пошарить там, правда не особенно надеясь что-то обнаружить. Они обычно хорошо заметают следы. Все лишнее уничтожается или надежно прячется. Такая же участь ждала и Бэлди, если бы я не вмешался.