Дерево дракона - Каннинг Виктор - Страница 52

Торло метнулся в сторону, заслонив собою сестру. Сбоку, из-за скалистого выступа им навстречу вышли пять человек.

— Беги! — крикнул Торло Арианне, толкнув ее, и попытался нащупать в кармане оставшиеся гранаты. Незнакомцы обступили его полукругом, один из них, стоявший в центре, поднял правую руку. Раздался выстрел, Торло закачался и упал — слева на груди его зияла огромная дыра.

Арианна, словно загнанная зверушка, метнулась к пещере.

После того как упал Торло, она испытывала лишь смертельный ужас. Рывками она достигла пещеры и начала карабкаться вверх по каменистым уступам кратера.

Позади нее внизу неподвижно стояли пять человек, потом один из них снова поднял револьвер, и когда Арианна была уже футах в пяти от вершины кратера, выстрелил. Пуля ударилась о камни, град острых осколков осыпал Арианну, и она упала.

Девушка скатилась к самому подножию пещеры и теперь лежала неподвижно, неуклюже подвернув правую ногу.

Убрав револьвер в карман, Миетус в сопровождении остальных подошел к ней. Глаза Арианны были закрыты, лицо перепачкано кровью.

Подняв руку, Миетус презрительно скривился и пригладил выцветшие белесые волосы.

— Темновато, — проговорил он, скорее обращаясь к самому себе, нежели к остальным. — Но я не мог промахнуться. И все-таки надо было брать чуть вправо.

Он присел на корточки рядом с Арианной и перевернул ее" на спину. Распрямив ее ногу, он несколько мгновений внимательно ощупывал ее.

— Перелом чуть выше лодыжки, — наконец определил он и поднялся.

— Что будем с ней делать? — спросил Плевски, имевший странную привычку ворочать во рту языком, словно только что разжевал что-то противное.

Остальные удивленно посмотрели на него: Миетус, Сифаль, смуглокожий и гибкий, как девушка, но в то же время настолько уверенный в своей силе, что, находясь рядом с ним, ни один мужчина не мог бы чувствовать себя спокойно; Роупер, с потрепанным, измятым, но некогда, видимо, приятным и открытым лицом, и Лоренцен, высокий, широкоплечий, с непомерно маленькой смешной головой. Все они стояли, молча глядя на Плевски, пораженные глупостью вопроса.

— Ее судьба решена, — проговорил наконец Миетус. — Но сначала отнесем ее в пещеру. Я хочу кое-что узнать, когда она придет в себя. Плевски, останешься с ней, а мы поднимемся наверх. Мы должны быть готовы, если сюда придут.

— Да никто сюда не придет, — возразил Роупер. — Стены кратера поглотили звук взрыва.

Они внесли девушку в пещеру и положили на груду камней, потом втащили Торло, оставив его лежать у самого входа.

— Когда она придет в себя, подашь сигнал, и я спущусь, — распорядился Миетус.

— Оставьте мне сигарет, — попросил Плевски.

Лоренцен бросил ему пачку.

Плевски сидел на пороге пещеры и смотрел им вслед, скоро они исчезли в зарослях слева от тропинки.

С каждой минутой становилось светлее, западный склон, первым встретивший розовые лучи восходящего солнца, покрылся легкой серебристой дымкой, похожей на мучнистую росу.

Плевски закурил сигарету и посмотрел на Арианну. Когда-то много лет назад в Польше у него была девушка, чем-то похожая на эту: такая же темноволосая, с пышным, по-крестьянски крепким телом. Потом, окинув взглядом потрескавшиеся от взрыва своды пещеры, он плотно сжал губы. И черт его дернул спросить, что с нею делать. И так ясно. Этот парень собирался уничтожить их. Так на какую же жалость может рассчитывать она?… Им просто повезло… Миетусу всегда везет. Впрочем, кого им действительно надо благодарить, так это Сифаля. Высокие стены кратера создавали помехи для его радиопередатчика, поэтому, чтобы выйти на связь с Максом Дондоном, радист выбирался на склон Ла-Кальдеры. В эту ночь он не стал спускаться вместе с остальными внутрь кратера, а остался снаружи, чтобы выйти на связь.

Вот тогда-то он и заметил на тропинке крадущегося за ними человека. Сифаль проследил за ним до самого его дома в Ардино и вернулся. Дальше все было совсем просто. Двое отправились в деревню наблюдать за домом, а остальные вынесли из пещеры вещи… Как все просто получилось у Миетуса. Такое впечатление, будто он прочел мысли этого парня…

Плевски снова посмотрел на девушку. От полковника Моци Миетус узнал, что убитый ими солдат встречался с девушкой из Ардино. Миетус высказал предположение, что это и есть та самая девушка. Она все еще не приходила в сознание и тяжело дышала. Плевски перевел взгляд на лежавшее у порога тело, над которым уже начали виться мухи, ожившие на солнце. Плевски подобрал несколько валявшихся в углу скомканных мешков и накрыл ими тело, потом уселся поудобнее, прислонившись к стене. Ему опять вспомнилась девушка-полька, она всегда выходила встречать его к мосту за деревней. Раз в неделю он приезжал туда скупать у крестьян кур для магазинчика, который держал его отец… Плевски недовольно хмыкнул. Все это было так давно, что теперь и вспоминать не стоит.

Лежа в постели и провожая взглядом золотистый солнечный луч, пересекавший комнату от окна до самой двери, Мэрион Шебир встречала новый день со странным, смешанным чувством: она была и счастлива и несчастна одновременно. Она приготовилась смело и решительно смотреть в лицо событиям, ворвавшимся в ее жизнь. И хотя события эти были для нее внове, она теперь поняла, что они давно уже назревали и возникли отнюдь не случайно. Просто этой ночью они вырвались на свободу, снеся тот барьер, который она так старательно воздвигала вокруг себя. Отныне она уже больше не была творением рук своего мужа. Все эти годы она не знала ничего, кроме Кирении и своего преданного служения этой стране. Теперь же она увидела, каким злом может обернуться тупая, бессмысленная и фанатичная приверженность идее. Ведь если безрассудно и слепо следовать идее, то рядом с ней сама человеческая жизнь теряет значимость. В борьбе за права и национальную свободу люди убивают себе подобных. Да что там говорить, если она сама еще совсем недавно, уже будучи в этой крепости, узнала, что ценою ее собственной свободы и залогом военно-политических успехов Кирении должны стать жизни других людей. Все эти люди, что окружают ее здесь — и сержант, и повар, и солдаты, — обречены на смерть. Но та женщина, которая до сих пор могла спокойно уживаться с этой мыслью, была теперь для нее чужою.

Два года понадобилось ей на то, чтобы вновь обрести себя и свободу. Два года назад, когда Хадид погиб в перестрелке, в киренийской армии сложилась опасная ситуация. Известие о его гибели могло поколебать боевой дух его сторонников, и тогда полковник Моци решил сохранить его смерть в тайне, а место Хадида занял его сводный брат, никому не известный, зато удивительным образом как две капли воды похожий на него… Раздавленная горем, с твердой решимостью сохранить верность делу Хадида, которое он ставил превыше всего в жизни, она согласилась на подмену, приняв участие в заговоре с Моци как почетный долг, которым она должна гордиться.

Однако горе постепенно прошло, даже память о былой любви со временем стерлась, Кирения стала для Мэрион чужой, и у нее появилось желание обрести свой собственный жизненный путь. К новому Хадиду, двойнику ее супруга, она не питала уважения, испытывая чувство горечи, когда сравнивала его с настоящим Хадидом. А тот, настоящий Хадид, которого она некогда любила, теперь был мертв. Все осталось в прошлом…

В комнату вошел Абу и поставил на столик у окна поднос с утренним кофе. Когда он удалился, Мэрион набросила халат и подошла к столу.

Так что же с нею произошло? Что заставило очнуться от долгого сна? Этот вопрос задавала себе Мэрион, затягиваясь сигаретой и запивая ее кофе. Ведь это не было долгое, медленное пробуждение чувств, совсем нет. Это произошло так, словно ее сильно укололи чем-то острым. Теперь Мэрион поняла, что любит Джона Ричмонда и благодаря этой любви может теперь судить об остальных, о тех, кто ее окружает. Любит ли он ее или нет, она не знала и не могла знать сейчас, соприкоснутся ли их жизненные пути в дальнейшем. Ей было важно одно: она любит его. Она вновь обрела способность любить, а вместе с нею и свободу; пелена спала с глаз, и это сейчас для нее главное.