Дворец грез - Гейдж Паулина - Страница 53

Я услышала, как Гуи нервно дернулся рядом со мной.

— Разумеется, мой повелитель, — ответила я. — Мой Мастер правит очень благопристойным домом.

Меня снова окутало зловонное облако его дыхания.

— За тобой ухаживают? Неужели нет юноши, который бы сгорал от нетерпения, дожидаясь, пока ты достигнешь возраста помолвки?

Мне хотелось выдернуть свое платье из его пальцев, но я не осмелилась. Вместо этого я склонилась еще ближе к нему, пока наши носы не соприкоснулись. Не знаю, зачем я это сделала. Возможно, дремавший во мне дар кокетства отозвался на его откровенные выспрашивания или это была беспощадная женская потребность дразнить мужчину.

— Конечно же нет, Могучий Бык, — так же тихо ответила я. — Я всецело посвятила себя Мастеру и своей работе.

Он отпустил меня, и я выпрямилась.

— Необычная работа для женщины, — насмешливо сказал он, вытянувшись на ложе.

Гуи дернул меня за руку. Беседа была окончена.

Мы снова вошли в комнату с такими уютно человеческими размерами, с шелестом колышущихся на ветру листьев, с проникающим солнечным светом, что расплескался по полу. Я рухнула в кресло. Наступила реакция — я вся дрожала и очень злилась. Гуи тоже сел и смотрел на меня не отрываясь. Мы молчали. Вскоре появился слуга, поклонился, поставил между нами серебряный поднос с бокалами и блюдо с засахаренными фруктами и удалился. Паибекаман не вернулся. Есть я не хотела, но прилив тепла в желудке помог мне немного успокоиться.

— Ты знал, кто будет моим пациентом, и не предупредил меня! — наконец взорвалась я.

Гуи поднес палец к губам.

— Я не хотел напугать тебя, — объяснил он. — Если бы ты все знала заранее, разве ты вела бы себя так? Не думаю.

— А как я себя вела? — спросила я раздраженно.

Прежде чем ответить, Гуи взял лепешку и отломил кусочек. Казалось, мое явное негодование ничуть не трогает

— Как хороший врачеватель, как любознательный ребенок, как обольстительная женщина, — сказал он. — Короче, дорогая Ту, ты была безупречна. И диагноз твой тоже, и Рамзес этого не забудет. Пойдем домой.

За дверью нас ждал все тот же вестник. Без слов он проводил нас обратно через переднюю, тронный зал, через необъятный простор зала для аудиенций и дальше, на площадку, в ослепительный жар полуденного солнца. Наши носильщики вынырнули из тени. Стражники, остававшиеся у входа в тронный зал, теперь снова встали позади и впереди нас.

— Я не знал, что царевич Рамзес будет там, — единственное, что добавил Гуи, когда мы откинулись на подушки.

Я не ответила. Царевич Рамзес. Когда мы шли обратно по дворцу, я вглядывалась в толпу, надеясь хоть мельком увидеть его, у меня выпрыгивало сердце от одной мысли о такой возможности, но его нигде не было видно.

— Паибекаман очень надменный, — осмелилась я заметить позже, когда мы свернули к дому.

Гуи кашлянул.

— Паибекаман хорошо знает этикет и ведет себя соответственно своему положению, — возразил он, — Не тебе об этом судить.

Мы уже двигались по дорожке к внешнему двору. Харшира ждал нас, он протянул мне мясистую руку, и, хватаясь за нее, я подумала, что при одинаковом с фараоном объеме насколько же более царственной выглядит фигура управляющего Гуи.

— Благодарю тебя, Харшира, — сказала я, и он улыбнулся.

— Рад служить тебе, Ту, — ответил он.

Под орлиным взором Гуи я приготовила лекарство для фараона сначала микстуру из шафрана и чеснока, чтобы успокоить его кишечные спазмы и чтобы убить ухеду, а потом тонизирующую смесь из корней кессо, корицы и перца. Это хороший подарок на именины, размышляла я, молотя пестиком но травам. Я общалась с привилегированными особами, я действительно прикасалась к самому фараону, я была во дворце.

— Это неправда, что фараон беден, — заметила я Мастеру, наблюдавшему за мной. — Никогда в жизни я еще не вплела такого богатства.

Он мрачно рассмеялся.

— Казна фараона наполняется по капризу жрецов, — сказал он, — Думаешь, ты видела богатство, Ту? Конечно, по сравнению с твоей семьей, живущей в глиняном домишке в Асвате, наш правитель несметно богат. Но храмы еще богаче. Разве ты ничего не усвоила из уроков истории с Кахой? Было время, когда царский дворец в Фивах был вымощен золотом, а его двери окованы серебром. Не надо растирать кессо в пыль, глупышка.

После его замечания я отложила пестик и сосредоточилась на работе. Когда я заполнила две бутылочки для царя и Ани унес их, мы с Гуи разделили простую послеполуденную трапезу, и потом, когда жара немного спала, я отправилась поплавать.

Минуло две недели. Я сполна попотчевала сгоравшую от зависти Дисенк весьма красочным отчетом о своем коротком визите в коридоры власти, описав царевича Рамзеса и, конечно, опустив подробности касательно моего отношения к нему. Это я берегла для себя. Вечерами, перед тем как уснуть, или когда руки были заняты работой, а голова отдыхала, или, что было приятнее всего, когда я лежала на массажной скамье, а руки юноши-массажиста двигались но моему телу, я грезила о царевиче. Я снова девочка-служанка, на этот раз в гареме, прислуживаю наложницам фараона. Царевич входит, выполняя какое-то поручение отца. Внезапно боль настигает его, он падает прямо у меня на глазах. Моя сумка с лекарствами наготове, я оказываю ему помощь, мои пальцы скользят но его телу, пытаясь определить причину недуга (о, какая волнующая фантазия!). Он весь во власти боли и моих прикосновений. Пока я осматриваю ею, он разглядывает меня вблизи. «Мы встречались раньше, — удивленно говорит он. — Я теперь вспомнил твои синие глаза. Ты из семьи мелких землевладельцев, с юга? Почему же ты здесь, в служанках?» И он возьмет меня в свои покои. И все закончится заключением брака. Я буду царевной Ту, мне будет завидовать и кланяться весь двор, вся страна.

Дисенк выслушала мою взволнованную историю, одобрительно кивая, будто сама ответственна за мой успех. Конечно, во многих отношениях так и было.

— Может быть, ты снова пойдешь туда с Мастером, — сказала она с легкой завистью, но Гуи больше не упоминал о моем маленьком приключении, и дни снова обрели прежнюю предсказуемость.

Однако на следующий день после моих именин меня вызвали к Гуи в кабинет. Он сидел за столом, перед ним лежал тонкий свиток. Он взломал печать, и кусочки голубого воска рассыпались по столу. Сначала я подумала, что это, должно быть, письмо ему от моего отца, и забеспокоилась; я поклонилась и присела на краешек кресла, на которое кивнул мне Мастер. Мое беспокойство усиливалось, поскольку он ничего не говорил. Его задумчивый взгляд медленно скользил но мне, от аккуратно убранных лентами полос до скрытых под складками платья коленей, а я не сводила глаз с его лица. Я думала о том, что действительно люблю его. Люблю не так жарко, как я полагала, а как-то более рассудочно. Он будто прочел мои мысли, вдруг поднял голову и тепло улыбнулся.

— Мы с тобой стали ближе друг к другу, правда, Ту? — спросил он. Я с готовностью кивнула. — Когда ты забралась на борт моей ладьи той ночью в Асвате, ты была угрюмым, импульсивным, упрямым ребенком, но это было так давно. Когда я впервые увидел тебя, я понял, что ты будешь много значить для меня, но не знал, как сильно привяжусь к тебе. — Он вздохнул, — Есть извращенное удовольствие в том, чтобы заниматься воспитанием другого человека. Можно вскоре почувствовать себя хозяином и превратить его в раба. Думаю, твой природный ум уберег меня от этой участи. Тебе удалось сделаться хорошим врачевателем и перестать быть моей забавой. Однако ты еще очень молода. — Он подвинул ко мне свиток. — Это было неизбежно. Я хочу знать, что ты об этом думаешь.

Я взяла папирус и осторожно развернула его. Почерк был не Паари, и я с облегчением улыбнулась, но усмешка скоро сошла с моих губ. Послание было написано очень правильными иероглифами, а не стремительным иератическим[69] шрифтом поспешного или неаккуратного письма, и оно было пронзительно красивым. Этот писец достиг совершенства в своем ремесле.