Дворец грез - Гейдж Паулина - Страница 50

— А за этой изысканной внешностью все еще скрывается маленькая крестьянка, — мягко сказал он, — И ее преданность проста и бесхитростна. Но все хорошо, Ту. Я люблю эту непокорную маленькую дочь земли. Она умеет выживать. — Он выпрямил ноги и начал расплетать свои волосы. — А что ты думаешь о Паибекамане, нашем высокородном главном управляющем?

Я смотрела, как каскад струящихся полос свободно падает мягкими волнами.

— Он холодный и рассудительный, — неуверенно предположила я, — и, хотя он может улыбаться и кивать, поддерживая разговор, его истинный характер глубоко скрыт.

Гуи сбросил на стол серебряные нити, что были вплетены в его косу, и слез со стола.

— Ты права, — прямо признал он. — Паибекаман — управляющий, достойный подражания, деловитый и немногословный, и царь очень высоко его ценит. И я тоже, но совсем но другим причинам. — Он подавил зевоту. — Ты отлично справилась, Ту. Я доволен тобой.

Я вскочила.

— Значит, голубое платье я могу оставить себе?

— Маленькая торговка! — Он слегка потрепал меня но щеке. — Думаю, можешь, и украшения тоже.

— Правда?! — Я встала на цыпочки и поцеловала его. Благодарю тебя, Мастер!

Его лицо вдруг стало печальным, он вздохнул.

— Я очень привязался к тебе, моя безжалостная помощница, — сказал он тихо. — А сейчас иди к себе, ложись в постель и спи весь день. Уже утро.

Я была почти в дверях, когда какой-то дьявол взбудоражил во мне греховный, но искренний порыв. Я обернулась.

— Женись на мне, Гуи, — безрассудно выпалила я, — Возьми меня в жены. Я уже разделила с тобой твою работу. Позволь мне разделить и твое ложе.

Он не удивился. Губы у него задрожали, то ли от радости, то ли от какого-то иного сильного чувства, я не знала.

— Малышка, — наконец сказал он, — ты провела в этом доме около двух лет, и я был единственным мужчиной, которого ты знала, с тех пор как слушалась отца и играла с братом. Ты стоишь на пороге ослепительной зрелости. Сегодня ты уже ощутила вкус настоящей власти. И ты ощутишь ее снова. В Египте есть гораздо более важные дела, чем твое или мое счастье, и в этом мое истинное предназначение. Ты еще не понимаешь этого. Я не тот, кто возьмет твою девственность, и хотя ты вообразила, что я взял твое сердце, это не так. Я не желаю жениться. А теперь оставь меня.

Я открыла рот, чтобы возражать ему, спорить, даже умолять, потому что вдруг почувствовала, что он отдаляется от меня, но он яростно взмахнул рукой, и я ушла; я брела по пустым, сонным рассветным коридорам, пока не оказалась у себя в комнате. Дисенк поднялась со своего тюфяка у двери, быстро раздела и омыла меня. Я смотрела, как вода в чаше становилась рыжей, когда хна стекала с моих ладоней. У меня разболелась голова. И сердце. «О Гуи, — думала я, когда ложилась в постель и Дисенк укрывала меня, — если ты не взял мое сердце, тогда где тот человек, который может занять в моей жизни большее место, чем ты?»

На следующее утро я явилась в кабинет с некоторым трепетом, не зная, как он примет меня после той вспышки эмоций, но Мастер приветствовал меня с теплой улыбкой.

— Не будем рассиживаться, Ту, — бодро сказал он. — До твоих именин осталось меньше трех недель, и я решил сделать тебе подарок заблаговременно. Сегодня ты можешь пойти со мной во дворец.

— О Мастер! — воскликнула я. — Благодарю тебя! У тебя там дела?

— Нет, — ухмыльнулся он. — Это у тебя там дела. Важный человек жалуется на боль в брюшной полости и жар, и я решил, что ты сможешь поставить ему диагноз, а я буду стоять рядом с дощечкой и делать пометки. Ты прекрасно можешь справиться с этим, — заверил он, видя, как я испугалась. — Разве не я сам обучал тебя?

— Но как мне вести себя во дворце? — спросила я взволнованно, и он закатил глаза:

— Ты будешь вести себя как врачеватель — деловито, приветливо и уверенно. Надень свое прелестное голубое платье и скажи Дисенк, чтобы выкрасила хной твои ладони и ступни. Надень украшения, но парик не надевай. Я жду тебя во дворе в паланкине. Не задерживайся!

Я энергично кивнула и почти выбежала из комнаты. Я была счастлива и напугана. Моя жизнь так долго текла безмятежной рекой, в ней встретился только один водоворот — смерть Кенны. А теперь за неимоверно короткий срок она превратилась в стремительный бушующий поток, будоражащий и непредсказуемый, вздымающий штормовые волны. Я намеревалась выдержать любую.

ГЛАВА 11

К тому времени, как я торопливо миновала главные входные двери и вышла во двор, Гуи уже ждал меня в паланкине, забинтованный с головы до ног, как мумия. Я забралась внутрь и села рядом с ним, он тотчас приказал двигаться, потом перегнулся через меня, чтобы задернуть шторки, как он всегда делал.

— О, пожалуйста, Мастер! — взмолилась я, когда наш транспорт поднялся на плечи носильщиков. — Нельзя ли оставить их открытыми? Я почти два года не видела ничего за пределами твоего поместья!

Он заколебался, потом что-то проворчал и согласился. Я откинулась на подушки, глядя на садовые кустарники, проплывавшие мимо. Нас сопровождали четверо стражников из поместья, я слышала их твердую поступь впереди и позади носилок. Тень от пилона у входа скользнула но нам и осталась позади.

Мы повернули направо, и там, сразу за причалом Гуи, открылось озеро Резиденции, в этот сезон вола в нем стояла низко, лениво поблескивая в ярких солнечных лучах. Мимо проходило небольшое суденышко с одиноким гребцом, за ним маячил величественный корпус груженой баржи. На другой стороне озера лежали вытащенные на берег три скифа, их белые треугольные паруса обвисли и теперь бесполезно полоскались под порывами горячего ветра. Над ними беспорядочно толпились крыши, и дальше, ввысь, простиралась дерзкая синева летнего неба Внезапно мне заслонила обзор группа из четырех или пяти слуг, они спешили по дороге навстречу нам. Из-под их босых ног поднимались клубы пыли. Слуги оживленно болтали между собой и, проходя мимо, едва взглянули на носилки. Мерным шагом прошел мимо отряд солдат. Они были заросшие густыми бородами, в рогатых бронзовых шлемах и в грубых юбках, поверх которых были надеты кожаные передники. Они тоже не обратили на нас внимания.

— Это наемники, шаарданцы, — бросил Гуи.

Звуки большого города теперь слышались более отчетливо: крики, скрип тележек, рев ослов и другие неопределимые шумы, которые сливались в гул бурной городской жизни; он то становился громче, то затихал, уносимый порывами ветра, создавая неровный рельеф на фоне спокойного плеска воды у причалов домов знати, мимо которых мы медленно двигались. Здесь дорога сворачивала в город, справа от нас возвышались массивные стены, за ними щетки пальм. Ветви деревьев свешивались через край, укрывая нас в своей тени. Причалы охраняли стражники, внимательно следившие за движением, несмотря на то что на ату дорогу не разрешалось ступать никому, кроме тех, кто жил или работал во дворце или в привилегированных домах, что выходили фасадами к озеру.

Я смотрела на воду, и так же, как много месяцев назад, когда я впервые попала сюда, передо мной возникли ладьи фараона, покачиваясь на якорях у ослепительно белого мраморного причала. Их борта сверкали золотом и серебром. В вышине развевались царские сине-белые флаги. Рядом, торжественно и неподвижно, стояли стражники. Хотя я не была больше той очарованной деревенской девчонкой, которая когда-то разглядывала это диво с раскрытым ртом, они по-прежнему вызывали во мне изумление.

Мы снова повернули направо. Причалы остались позади, и перед нами открылась огромная, вымощенная мрамором площадка, окруженная солдатами. Наши носилки медленно опустились, и мы вышли.

— Отсюда нужно идти пешком, — сказал Гуи.

Он наклонился к носилкам за своей дощечкой и сундучком с лекарствами, а я огляделась.

Площадку с обеих сторон обступали аккуратно подстриженные деревья, окруженные сочной травой, но ширина ее была такой, что тень не дотягивалась до нас, и мы оказались на самом солнцепеке. Впереди возвышался гранитный пилон. По обе стороны от него на высоких флагштоках возносились в небеса сине-белые флаг, и в просвете между ними виднелась зажатая между деревьями мощеная дорожка, уходящая вдаль за пилоном. Сейчас я войду во дворец, подумала я, задохнувшись от восторга. Где-то за этим пилоном находится самый могущественный бог на земле, и я буду дышать с ним одним воздухом, ступать по плитам, которых касались его ноги. Каждые глаза здесь видели его лицо. Каждые уши слышали его голос.