Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства - Кандыба Виктор Михайлович - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

Любопытно, что в мистической литературе имеется немало указаний на эти "обозначения вещей". Я даю им то же название, что и Якоб Беме, не сомневаясь при этом, что Беме говорил точно о тех же знаках, которые видел я. Для себя я называл их "символами", но по внешней форме правильнее было бы назвать их движущимися иероглифами. Я попробовал зарисовать некоторые из них, и хотя иногда это удавалось, на следующий день было очень трудно связать полученные фигуры с какими-нибудь идеями. Но один раз получилось нечто очень интересное.

Я нарисовал линию с несколькими штрихами на ней.

Число штрихов здесь несущественно; важно то, что они расположены друг от друга на неравном расстоянии. Я получил эту фигуру следующим образом.

В связи с некоторыми фактами из жизни моих знакомых я задал себе довольно сложный вопрос: каким образом судьба одного человека может повлиять на судьбу другого? Сейчас я не в состоянии с точностью воспроизвести вопрос, но помню, что он был связан с идеей причинно-следственных законов, свободного выбора и случайности. Все еще продолжая в обычном состоянии думать об этом, я представил себе жизнь одного моего знакомого и тот случай в его жизни, благодаря которому он встретился с другими людьми, оказав самое решительное влияние на их жизнь, тогда как и они, в свою очередь, вызвали важные перемены в его жизни. Размышляя таким образом, я внезапно увидел все эти пересекающиеся жизни в виде простых знаков, а именно: в виде линий со штрихами. Количество штрихов уменьшалось или возрастало; они приближались друг к другу или удалялись; в их внешнем виде, приближении или отдаленности, а также в сочетании разных линий с различными штрихами выражались идеи и законы, управляющие жизнью людей.

Позднее я еще вернусь к смыслу этого символа. В настоящее время я только объясняю метод получения новых идей в необычном состоянии сознания.

Особую часть моих переживаний составляло то, что можно назвать отношением к самому себе, точнее, к своему телу. Все оно стало живым, мыслящим, сознательным. Я мог разговаривать с любой частью тела, как если бы она была живым существом; я мог узнавать от нее, что ее привлекает, что ей нравится, а что не нравится, чего она боится, чем живет, чем интересуется, в чем нуждается. Такие беседы с сознаниями физического тела открыли передо мною совершенно неизведанный мир.

В своей книге "Tertium Organum" я попытался описать некоторые результаты своих опытов, говоря о сознаниях, которые не параллельны нашему.

Эти сознания (ныне я называю их сознаниями физического тела) имели очень мало общего с нашим сознанием, которое объективирует внешний мир и отличается от "не-я". Сознания физического тела были полностью погружены в себя. Они знали только себя, только "я"; "не-я" для них не существовало. Они могли думать только о себе, говорить только о себе, зато они знали о себе все, что можно было знать. Тогда я понял, что их природа и форма их существования состояла в том, чтобы постоянно говорить о себе: о том, что они такое, что им нужно, чего они хотят, что им приятно и что неприятно, какие опасности им угрожают, что могло бы предупредить или устранить эти опасности.

В обычном состоянии мы не слышим эти голоса по отдельности.

Только их общий шум, как бы их совместный тон чувствуется нами в форме нашего физического состояния или настроения.

Я не сомневаюсь, что, если бы мы могли сознательно вступать в связь с этими "существами", мы узнавали бы от них все, что касаетсясостояния каждой функции организма вплоть до мельчайших подробностей. Первая мысль, которая приходит в этой связи на ум, – что такая способность была бы очень полезной в случае заболеваний и функциональных расстройств для правильных диагнозов, для профилактики заболеваний и их лечения. Если бы удалось вступать в связь с этими сознаниями и получать от них информацию о состоянии и потребностях организма, медицина стала бы наконец на твердую почву.

Продолжая эксперименты, я все время старался найти средство для перехода от абстракций к конкретным фактам. Хотел выяснить, существует ли возможность усилить обычные способности восприятия или открыть в себе новые способности, в особенности касающиеся восприятия событий во времени – в прошлом или настоящем. Я задавал себе вопрос: можно ли видеть без помощи глаз – на огромном расстоянии, или сквозь стену, или в закрытых вместилищах (например, читать письма в конвертах, книги на полках) и т.д. Мне не было ясно, возможны такие вещи или нет. Но с другой стороны, я знал, что все попытки проверить феномены ясновидения, которые иногда описываются, неизменно кончались неудачей.

Во время своих опытов я неоднократно пытался что-нибудь "увидеть": например, находясь в доме, – то, что происходит на улице, причем такие детали, которые я не мог бы увидеть обычным способом; старался "увидеть" кого-нибудь из своих близких и установить, чем он занят в момент наблюдения; или же воссоздать в подробностях сцены из прошлого, которые я знал лишь в отрывках.

Как-то я положил несколько старых фотографий в одинаковые конверты, перемешал конверты и попробовал "увидеть", чей портрет я держу. То же самое я проделывал с игральными картами.

Убедившись в безуспешности своих попыток, я решил попробовать воспроизвести в виде ясного умственного образа какое-нибудь событие, которое, бесспорно, хранилось в моей памяти, хотя в обычном состоянии я не смог бы отчетливо его вспомнить. К примеру, "увидеть" Невский проспект, начиная от Знаменской площади, со всеми его домами и вывесками, следующими друг за другом. Но и это ни разу не удалось мне преднамеренно. А непроизвольно, при разных обстоятельствах, я не однажды видел себя шагающим по Невскому; в этих случаях я "видел" дома и вывески в точности там, где они находились на самом деле.

В конце концов я признал неудовлетворительными все свои попытки перейти к конкретным фактам. Это или было совершенно невозможно, или не удавалось из-за моего не правильного подхода к делу.

Но два случая показали мне, что существует возможность значительно усилить наши способности восприятия обычных событий жизни.

Однажды я достиг если не настоящего ясновидения, то, несомненно, заметного усиления зрительных способностей. Дело было на одной из улиц Москвы через полчаса после эксперимента, который показался мне совершенно неудачным. И вдруг на несколько секунд мое зрение приобрело такую необыкновенную остроту, что я совершенно ясно рассмотрел лица людей на расстоянии, на котором обычно трудно отличить одну фигуру от другой.

Второй случай произошел в Петербурге; была вторая зима моих опытов. Обстоятельства сложились так, что в течение всей зимы я не мог поехать в Москву, хотя в связи с некоторыми делами собирался туда съездить. И вот наконец около середины февраля я определенно решил, что поеду в Москву на Пасху. Вскоре после этого я снова приступил к своим экспериментам. Однажды совершенно случайно, находясь в том состоянии, когда начинали появляться движущиеся знаки или иероглифы, я подумал о Москве и о том, кого мне следует навестить там на Пасху. Внезапно, без каких-либо предупреждений, я услышал: ты не поедешь в Москву на Пасху. Почему? В ответ я увидел, как, начиная со дня описываемого опыта, события стали развиваться в определенном порядке и последовательности. Не произошло ничего нового, но причины, которые я хорошо знал и которые существовали уже в день моего эксперимента, развивались таким образом и привели к таким неизбежно вытекающим из них результатам, что как раз перед Пасхой возник целый ряд затруднений, в конце концов помешавший моей поездке в Москву. Сам по себе факт довольно курьезный; но интересной в нем была открываемая мне возможность рассчитать будущее, ибо оно содержалось в настоящем. Я увидел, что все, происходящее накануне Пасхи, явилось прямым следствием обстоятельств, существовавших уже два месяца назад.