Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства - Кандыба Виктор Михайлович - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

В новом состоянии было много непонятного и неожиданного, главным образом благодаря еще большему смешению объективного и субъективного наблюдались и совсем новые феномены, о которых я сейчас расскажу. Но это состояние не было еще завершенным, правильно было бы назвать его переходным. В большинстве случаев я покидал его пределы, однако, бывало так, что это состояние становилось глубже и шире, как если бы я постепенно погружался в свет, после чего наступал момент еще одного перехода, опятьтаки с ощущением толчка во всем теле. И только после этого наступало самое интересное состояние, которого мне удавалось достичь в своих опытах.

"Переходное состояние" содержало почти все его элементы, но чего-то самого важного и существенного ему не хватало. В сущности, оно почти не отличалось от сна, в особенности от полусна, хотя и обладало своими собственными, довольно характерными формами. Это "переходное состояние" могло бы, пожалуй, захватить и увлечь меня связанным с ним ощущением чудесного, если бы не мое в достаточной степени критическое к нему отношение; это критическое отношение проистекало, главным образом, из моих более ранних экспериментов по изучению снов.

В "переходном состоянии", – как я вскоре узнал, оно было чисто субъективным, – я обычно почти сразу же начинал слышать "голоса". Эти "голоса" и были его характерной чертой.

"Голоса" беседовали со мной и нередко говорили очень странные вещи, заключавшие в себе как будто нечто шутливое. То, что я слышал в подобных случаях, порой меня волновало, в особенности, когда это был ответ на мои самые неясные и неоформленные ожидания. Иногда я слышал музыку, будившую во мне довольно разнообразные и сильные эмоции.

Как это ни странно, с первого же дня я почувствовал к "голосам" какое-то скрытое недоверие. Они давали слишком много обещаний, предлагали чересчур много вещей, которые мне хотелось бы иметь. "Голоса" рассказывали почти обо всем возможном. Они предупреждали меня, подтверждали и объясняли все, что встречалось в их мире, но делали это как-то слишком уж просто. Я задался вопросом, не мог ли я сам придумать все то, что они говорят, – не являются ли они моим собственным воображением, тем бессознательным воображением, творящим наши сны, в которых мы видим людей, разговариваем с ними, получаем от них советы и тому подобное? Задумавшись над этим вопросом, я вынужден был признаться, что голоса не сообщили мне ничего такого, чего я не мог бы подумать сам.

Вместе с тем, все, что приходило ко мне таким образом, нередко напоминало "сообщения", получаемые на медиумических сеансах или посредством автоматического письма. "Голоса" давали друг другу разные имена, говорили мне много лестного, брались отвечать на любые вопросы. Иногда я вел с "голосами" долгие беседы.

Однажды я задал какой-то вопрос, относящийся к алхимии. Сейчас я не могу припомнить его в точности, но, кажется, я спрашивал что-то или о разных названиях четырех стихий (огонь, вода, воздух и земля), или о взаимоотношениях этих стихий. Вопрос был задан в связи с тем, что я тогда читал.

Отвечая на мой вопрос, "голос", назвавший себя хорошо известным именем, сказал, что ответ на этот вопрос можно найти в одной книге. А когда я заметил, что этой книги у меня нет, "голос" посоветовал поискать ее в Публичной библиотеке (дело происходило в Петербурге) и читать ее как можно внимательнее.

Я осведомился о книге в Публичной библиотеке, но там ее не оказалось. Имелся только ее немецкий перевод (сама книга написана по-английски), причем первые три главы из двадцати отсутствовали. Но вскоре я достал где-то английский оригинал и впрямь обнаружил там некоторые намеки, тесно связанные с ответом на мой вопрос, хотя ответ был неполным.

Этот случай, как и другие, ему подобные, показал мне, что в переходном состоянии я испытывал те же переживания, что и медиумы, "ясновидящие" и тому подобное. Один "голос" поведал мне очень интересную вещь о храме Соломона в Иерусалиме, которую я до сих пор не знал, а если и читал о ней когда-то, то начисто забыл. Описывая храм, "голос", среди прочего, сообщил мне, что там обитали целые полчища мух. Логически это казалось вполне понятным и даже неизбежным. В храме, где совершались жертвоприношения, где убивали животных, где всегда было много крови и всевозможных нечистот, конечно же, должно быть множество мух. Однако это звучало как-то по-новому: насколько мне помнится, я никогда не читал о мухах в связи с древними храмами, зато недавно сам побывал на Востоке и знал, какое обилие мух можно увидеть там даже в обычных условиях.

Эти описания Соломонова храма, и особенно "мух", полностью объяснили мне те непонятные вещи, с которыми я сталкивался в литературе и которые нельзя было назвать ни намеренной фальсификацией, ни подлинным "ясновидением". Так, "ясновидение" Ледбитера и доктора Штейнера, все "хроники Акаши", сообщения о том, что происходило в мифической Атлантиде и других доисторических странах десятки тысяч лет назад, – все они, несомненно, были той же природы, что и "мухи в храме Соломона". Единственная разница заключалась в том, что я не верил своим переживаниям, тогда как в "хроники Акаши" верили и ее авторы, и их читатели.

Очень скоро мне стало ясно, что ни в этих, ни в других переживаниях нет ничего реального. Все в них было отражением, все приходило из памяти, из воображения. "Голоса" немедленно умолкали, когда я спрашивал о чем-нибудь знакомом и конкретном, доступном проверке.

Это объяснило мне еще одно обстоятельство: почему авторы, которые охотно описывают Атлантиду, не могут, используя свое "ясновидение", решить какую-нибудь практическую проблему, относящуюся к настоящему времени; такие проблемы отыскать нетрудно, но их по какой-то причине избегают. Если "ясновидящие" знают все, что происходило тридцать тысяч лет назад, то почему они не знают того, что происходит неподалеку от места их экспериментов?

Во время этих опытов я понял, что если я поверю "голосам", то попаду в тупик и дальше не двинусь. Это меня испугало. Я уловил во всем происходящем самообман; стало очевидно, что какими бы заманчивыми ни были слова и обещания "голосов", они ни к чему не приведут, а оставят меня там же, где я находился. Я понял, что это и было "прелестью", т.е. все приходило из воображения.

Я решил бороться с переходным состоянием, сохраняя к нему чрезвычайно критическое отношение и отвергая, как не заслуживающие доверия, все те "сообщения", которые я мог бы придумать сам.

Результат не заставил себя ждать. Как только я начал отвергать все, что слышал, поняв, что это "та же материя, из которой сделаны сны", решительно отбрасывая услышанное и вообще перестав обращать внимание на "голоса", мое состояние и мои переживания изменились.

Я переступил через второй порог, упоминавшийся мною ранее, за которым начинался новый мир. "Голоса" исчезли, вместо них звучал иногда один голос, который нетрудно было узнать, какие бы формы он ни принимал. Новое состояние отличалось от переходного невероятной ясностью сознания. Тогда-то я и обнаружил себя в мире математических отношений, в котором не было ничего похожего на то, что бывает в жизни.

И в этом состоянии, перейдя через второй порог, оказавшись в "мире математических отношений", я также получал ответы на свои вопросы, но эти ответы зачастую принимали очень странную форму.

Чтобы понять их, нужно иметь в виду, что мир математических отношений, в котором я находился, не был неподвижным. Иными словами, ничто не оставалось там таким же, каким было мгновение назад.

Все двигалось, менялось, преобразовывалось и превращалось во что-то иное. Временами я неожиданно замечал, как все математические отношения одно за другим исчезали в бесконечности. Бесконечность поглощала все, заполняла все, сглаживала все различия. Я чувствовал, что пройдет еще одно мгновение, – и я сам исчезну в бесконечности! Меня обуревал ужас перед необозримостью бездны. Охваченный ужасом, я вскакивал иногда на ноги и принимался ходить взад и вперед, чтобы прогнать одолевающий меня кошмар. Тогда я чувствовал, что кто-то смеется надо мною, а порой казалось, что я слышу смех. Внезапно я себя на мысли, что это я сам смеюсь над собой, что я опять попал в западню "прелести", т.е. собственного воображения. Бесконечность притягивала меня и в то же время страшила и отталкивала. Тогда-то у и возник иной взгляд на нее; бесконечность – это не бесконечная протяженность в одном направлении, а бесконечное число вариаций в одном месте. Я понял, что ужас перед бесконечностью есть следствие не правильного подхода, неверного отношения к ней. При правильном подходе к бесконечности именно она все объясняет, и без нее нельзя ничего объяснить.