Книга о верных и неверных женах - Канбу Инаятуллах - Страница 43

Хушанг, словно лев, нападает из засады, захватывает ту газель с лужайки красоты с помощью подобной гулю старухи, он уводит Мехр-бану, а на царевича, словно поток, падают беды

Обстоятельства, с которыми сталкиваются люди в этом мире, недоступны им, скрыты за завесой судьбы и божественной воли, словно невесты или старые девы в отцовском доме. В этом мире праха и тлена и добро, и зло проявляется только по установлениям божественной мудрости и по воле творца. И вот в силу этого с царевичем случилось странное событие. А было это вот как. Один юноша царского рода по имени Хушанг уже давно был влюблен в Мехр-бану и находился в плену ее кос. Сколько ни бродил он в долине страсти к ней, как ни изранил ноги в этих скитаниях, дорога не привела его к цели. И вот, когда для него закрылись все врата к исполнению его надежды, он по велению владыки любви, безумный словно Меджнун, пошел по следам своей возлюбленной, надеясь, что когда-нибудь на него повеет благоухающим ветерком от ее мускусных кос. Словно пыль, стелился он за ними, переход за переходом. А одной старухе, немощной и дряхлой, верной служанке своей, Хушанг велел присоединиться к каравану царевича и каким угодно путем постараться помочь ему. Эта старуха, которая издавна была искусна в колдовстве, стала дуть в трубу чар, взяла посох, пробралась к Мехр-бану и, проливая потоки слез, начала жаловаться на несправедливость судьбы и насилие рока. Мехр-бану отнеслась к ней ласково, взяла под свое покровительство, велела накормить ее и помочь ей.

— О Мехр-бану! — молвил царевич. — Мне не нравится вид этой старухи, я опасаюсь, что она накличет на нас беду и что она затаила коварство. Пригреть такую старуху — все равно что посадить в рукав змею или за пазуху волка. Было бы лучше прогнать эту чертовку и впредь не допускать ее пред твои светлые очи. Я ей не верю.

— О ты, украшающий престол счастья! — отвечала Мехр-бану. — Что опасаться такой немощной старухи, стан которой от ударов судьбы согнулся вдвое, словно новый месяц? Не подобает великим и благородным людям отказывать в покровительстве и отвергать обиженных судьбой.

Одним словом, прихотливая судьба стала кокетничать, словно красавица, Мехр-бану собственной рукой разорвала завесу своего счастья, а царевич уступил ее настояниям.

Однажды они остановились в пленительной и красивой местности, где воздух был чист и прохладен, росли зеленые травы, а люди пьянели без вина. И стар и млад стали веселиться, а царевич, прельщенный теми местами, выпил несколько чаш прозрачного вина, сел на гнедого, быстрого как ветер коня и поскакал в степь поохотиться. Та старуха, которая только и дожидалась удобного случая, сочла охоту царевича самым подходящим моментом и не медля сообщила Хушангу. А этот безумец вскочил на каракового скакуна, быстрого, как Бурак, и поскакал к лагерю царевича. Старуха меж тем вошла в царский шатер и сказала Мехр-бану:

— Царевич, словно Бахрам Гур, свалил своей стрелой онагра и сел пировать в саду, не уступающем раю. Но без твоей красы мир для него мрачен, а дворец его сердца без светильника твоих щек темен, он не в силах оставаться там один, и вот он прискакал за тобой, словно на крыльях ветра, и прислал тебе коня. Вставай, погаси своим появлением пламя его нетерпения.

Мехр-бану не подумала о предосторожности, не разобралась в сути дела, встала, не раздумывая, набросила на лучезарное лицо покрывало, отослала стражу и служанок, села, словно Ширин, на гнедого коня, не ведая о том, что двуликая судьба нанесет ей, как Фархаду, удар в грудь, и, приняв Хушанга за своего мужа, поскакала к нему словно на двух конях [123].

Несчастный Хушанг, видя, что небо стало вращаться по его желанию, что счастье попало в его сети, помчался словно ветер. Кони их неслись бок о бок быстрее вихря, и, наконец, они переправились через реку, которую невозможно было переплыть без корабля. Хушанг оттолкнул корабль от берега, чтобы им не мог воспользоваться другой, и поспешил в свою страну, не обращая внимания на препятствия.

Они ехали так долго, что силы человеческие истощились и Мехр-бану стала проявлять признаки усталости, так как дорога утомила ее, и закричала:

— О царевич! Куда это мы скачем так быстро? Помедли немного, мои ноги устали от шпор.

Хушанг, зная, что ему нельзя отвечать, не проронил ни слова, и это сильно удивило Мехр-бану. Ей стало страшно, показалось, что ее спутник — страшный гуль, похитивший ее. Она отвела с лица покрывало и посмотрела на Хушанга, чтобы проверить свои подозрения. Увидев чужого мужчину, которого она никогда не встречала, она испугалась, что к ее лозе прикоснется филин, задрожала как осиновый лист, оцепенела от страха, словно истукан, и спросила Хушанга:

— Кто ты такой? Как звать тебя? Мне страшно с тобой. Моя душа того и гляди вылетит из своего гнездышка.

— Я твой преданный раб, — отвечал Хушанг. — Я забыл из-за тебя разум и терпение и готов из-за любви к тебе расстаться с жизнью. Быть твоим рабом для меня лучше, чем владеть всем миром, в поисках тебя я из падишаха превратился в нищего, а прах под твоими ногами стал для меня целительным бальзамом. Хоть я и шах, но горжусь тем, что стал рабом твоим, хоть я и государь, но не ищу освобождения от цепей, которые ты наложила на меня. Я так страдаю, а ты ненавидишь меня! Почему бы тебе не взять в рабы такого падишаха, как я?

Мехр-бану, разобравшись, в чем дело, притворилась обрадованной и сказала:

— О венец моей головы и мечта моего сердца! Я должна благодарить Аллаха. Уже с давних пор в мое сердце вонзилась стрела тоски по тебе, а в груди полыхает пламя страсти к тебе. Когда все шахи мира влюбились в меня и отправили к моему отцу письма и сватов, я разорвала все письма. Лишь твое письмо запечатлела я в сердце. Но я не могла распоряжаться собой, и у меня только и осталось клеймо скорби в сердце, как у тюльпана, да расстроенные помыслы, подобные растрепанным лепесткам гиацинта. Видно, недремлющее счастье помогло мне, и небо стало вращаться так, как я хочу. Теперь мои глаза озарены твоей красотой, а сердце ликует, опьяненное сладостью свидания с тобой.

— Но мне предстоят трудности, — продолжала Мехр-бану, — и сердце мое страдает из-за них. Я дала обет богу, что если я благодаря своей счастливой звезде смогу сорвать розы желания и увидеть твое светлое лицо, то пробуду четыре месяца в келье отшельника, предаваясь молитвам и постам и оделяя яствами и золотом бедняков. Боюсь, что ты не станешь помогать мне, что ты не снесешь разлуку со мной в течение этого срока и будешь стремиться сорвать розы в саду свидания и осквернить мою веру прелюбодеянием. А ведь набожные люди считают нарушение обета неверием! Моя вера тогда может пошатнуться, корабль моего желания затонет, нить моего счастья, за которую я схватилась после долгих полуночных и утренних молитв, вновь может оборваться, бутон Моих стремлений осыплется, так и не распустившись. Эти четыре месяца пройдут как бы мгновение ока. Коли мы провели долгое время в отчаянии и горе, теперь, когда расцвела ветвь нашего желания и исполнились наши мечты, нет смысла торопиться и тревожиться.

Хушанг, услышав от Мехр-бану такие ласковые слова, от радости расцвел, словно роза от утреннего ветерка. Он сошел с коня, приложился челом к земле и стал возносить благодарственные молитвы богу, а потом ответил Мехр-бану:

— Сердце и душа мои да будут жертвой твоих любезных слов! Мое царство и все мое состояние пусть будет нисаром за них. Разве могу я пожалеть богатства для тебя? Ведь я сражен стрелами твоих взглядов, я раб твоей веры. Смею ли я перечить твоей воле? Ты властна над моим сердцем и душой.