Тени в море - Мак-Кормик Гарольд - Страница 21

Называйте это как хотите — инстинкт, интуиция, обеа, — но жители Тортолы знали заранее, что к ним приближается ураган, знали даже, что он будет очень сильный. (Позднее мне говорили, что туземцы с близлежащих Виргинских островов предупредили о нем губернатора задолго до того, как прибыли официальные сводки погоды. Губернатор передал тревожную весть по всем островам, и население успело подготовиться к удару урагана.)

Никакие посулы не могли заставить моих людей выйти в море. Они вытаскивали на берег лодки, забивали гвоздями ставни домов, закатывали в дома бочки с драгоценной дождевой водой.

После того как мы закрепили на якорях наши два самых больших баркаса «Венера» и «С. Смит», я пошел к своему дому, стоящему на холме, и очень скоро убедился, насколько своевременны были наши приготовления. Не успел я пройти и половины пути, как сильный порыв ветра прижал меня к земле. Вторую половину я прополз на четвереньках. Я изнутри забил гвоздями ставни и двери и стал пережидать ураган. Время от времени сквозь вой ветра прорывалось блеяние коз, прячущихся под домом. (Дом был построен на сваях в метр высотой, чтобы несколько умалить удары ветра.) Ураган бушевал целые сутки, но мой дом остался цел. А хижина с соломенной крышей, стоявшая рядом, еще в начале урагана была сорвана с земли и унесена прочь.

Как только ураган окончился, я чуть не бегом кинулся на берег, чтобы посмотреть, какой нам нанесен урон. Оказалось, что все в порядке. Оба баркаса спокойно стояли на якорях.

Но прежде чем рыба вернулась к берегам и снова стала попадать в сети, прошла не одна неделя. А до тех пор и акулы, несмотря на голод, не покидали убежища, в котором они укрылись от урагана.

Когда лов акул на Тортоле вошел в норму, я поставил во главе промысла Джона Невилла и поехал налаживать новый промысловый пункт на острове Анегада, в семидесяти километрах от Тортолы. Когда и это дело было благополучно закончено, меня снова охватило желание взяться за что-нибудь новенькое.

Гавана

Я давно знал, что в кубинских водах много акул, и считал, что здесь вполне можно организовать промысловый лов. Но вскоре выяснилось, что правительство отдало исключительное право на лов акул таинственному кубинцу по имени Доминго. В его обязанности входило уничтожать акул, особенно в прибрежных водах Гаваны, чтобы лишить оппозицию удобного способа избавляться от своих политических врагов. Как мне сообщили, существовала особая корпорация, которая специализировалась на ликвидации политических деятелей, и акулы служили ей если не для самого убийства или устранения corpus delicti (вещественных доказательств), то, во всяком случае, в качестве ширмы. Любое исчезновение политического деятеля приписывалось акулам. И никто не пытался выяснить, не являются ли эти акулы двуногими.

Мне рассказывали, что в старые времена акул использовали в качестве стражей Морро-Касл — старой мрачной крепости, охраняющей вход в гавань Гаваны. В сопровождении старого смотрителя гаванского маяка я отправился как-то на развалины крепости, чтобы поискать подтверждение этим рассказам.

Побродив некоторое время по обломкам, мы добрались до длин ной темной лестницы, которая привела нас в маленькую комнату. Посреди пола мы увидели круглый люк; внизу, метрах в шестидесяти, плескалась вода. От люка вниз шел спускной желоб, оканчивающийся высоко над морем. Когда много лет назад замок был переделан в тюрьму, по этому желобу спускали в море отходы. Ничего удивительного, что внизу собиралось множество акул, чтобы угоститься на даровщинку.

— Амиго, — спросил я старика, — правда ли, что узники Морро-Касл могли бежать отсюда через этот люк?

Он раскуривал трубку и ответил мне не сразу. Затем глядя в люк, сказал:

— Quien sabe? Кто знает? У нас много чего болтают.

Насколько я мог видеть, прыжок в морс с такой высоты должен был неминуемо привести к смерти. Даже если бы человек остался в живых при падении, он бы погиб при встрече с акулами.

Несколько раз в день специальные лодки-"мусорщики" вывозят из Гаваны мусор и сбрасывают его в восьми — десяти километрах от берега. Немедленно появляются акулы, а также охотники на акул, браконьерствующие в частных владениях Доминго.

Несколько раз я отправлялся на охоту вместе с ними. Как-то я спросил пригласившего меня рыбака, как он умудряется выходить сухим из воды, ведь все права на лов у Доминго.

— Ха-ха, — засмеялся он. — Доминго не может быть сразу в ста местах, а акулы водятся повсюду.

Акулы, и правда, повсюду водятся в кубинских водах; впрочем, и браконьеры тоже.

Браконьер заводит свою лодчонку в самую гущу только что скинутых в воду отбросов и сидит в засаде, пока возле него не появится акула. Сверкает гарпун, акулу подтягивают к борту лодки, и рыбак полосует ее по спине длинным острым ножом. Если ему везет, он умудряется перебить ей спинной хребет и парализовать ее. Затем он отрезает у нее плавники. Саму акулу он оставляет на съедение ее сородичам. Рыбак получает от китайских купцов по доллару за вязку плавников, и ничто другое его не интересует. (Нужно сказать, что Доминго использовал как акулью кожу, так и жир.)

Куба — единственное место, где я поймал акулу на кусок тряпки в качестве наживки. Рыбак, с которым я ехал на морскую «свалку», взял для наживки большой кусок белой материи.

— Ничего другого и не надо, — сказал он.

Мало веря в успех, я опустил в воду лесу с нацепленным на крючок белым лоскутом. И, представьте, не прошло и нескольких минут, как на крючке уже была акула.

Мы втащили ее в лодку и тут же обнаружили, что это «дама», причем «на сносях». Поэтому, используя дно нашей лодчонки в качестве операционного стола, я сделал ей кесарево сечение и извлек двух хорошеньких акулят, каждый сантиметров по сорок. Один из них выскочил у меня из рук, шлепнулся в море и тут же уплыл. Это было идеальное кесарево сечение, которое могло бы сделать честь любому акушеру.

В годы, последовавшие за пребыванием на Кубе, все меньше и меньше записей появлялось в моем путевом дневнике. Ко мне приближалась старость, счастливая старость без сожалении о прошлом. Но мои глаз и моя рука уже не могли померяться быстротой с акулой, и я знал: рано или поздно я сделаю ту единственную ошибку, которая будет моей последней ошибкой. Скрепя сердце я решил отказаться от охоты на акул. Вместо этого я стал читать о них лекции. Это слабо заменяло мне охоту, но по мере того как шли годы и я приближался к семидесяти, мне становилось все яснее, что другого выхода нет.

Я уже почти совсем убедил себя, что мне больше не видеть акул нигде, кроме океанариумов, как разразилась вторая мировая война, и меня снова призвали на помощь.

Передо мной стояли две задачи. Я должен был помочь флоту в поисках химиката, отпугивающего акул, чтобы уберечь от них летчиков, потерпевших аварию над морем. И я возглавил поиски акул в Мексиканском заливе. Во время войны печень акулы стала жизненно важным сырьем — из нее добывали витамин А. Так что даже такой старик, как я, мог еще пригодиться.

Как-то раз во время наших поисков в Мексиканском заливе я был на борту моторки, доставлявшей лед судам, которые ловили креветок. Я кинул за борт взятые в камбузе отбросы и спустил пару лес. Вскоре на одной из них была акула. Она мгновенно проглотила приманку, и крючок крепко засел у нее в пасти. Я был то, что называется «старой перечницей», и молодежь кинулась, чтобы мне помочь. Но я хотел поймать эту акулу собственными руками. Я тащил ее, делая вид, что мне это совсем не трудно. В какой-то момент я чуть ее не выпустил. Но я тащил и тащил и наконец вытащил ее.

Шестьдесят лет прошло с того дня, когда в Ла-Холья я взглянул за борт лодки и увидел свою первую акулу. И вот теперь, глядя на эту большую серую красавицу, я знал, что гляжу на последнюю акулу в своей жизни".

Глава 3

Акулы на крючке

Однажды в незапамятные времена в доисторическом море встретились человек и акула, и, как это ни странно, человеке держал победу. С того дня человек вновь и вновь ищет встречи с акулой, и не для того только, чтобы у потребить ее в пищу, — для этого ему хватает другой рыбы. Человек преследует акулу, так как ничто не может сравниться с охотой на нее по опасности и остроте ощущений.