Crataegus Sanguinea. Время золота - Камша Вера Викторовна - Страница 21

11

– Моя леди, Эдмунд Доаделлин не мог по-другому, иначе он перестал бы быть собой.

– Перестал бы.

Серебристые глаза смотрели со странной отрешенностью. Дева была далеко от застигнутого осенью леса. Внезапно Джеральду показалось, что он подглядывает за чужой болью, и рыцарь торопливо потянулся к колючей ветке. Боярышник, королевское дерево… Почему весной так много белых цветов, а ягоды всегда или красные, или черные?

– Дед говорил, Малкольм Дангельт не смог носить корону Эдмунда. – Кому он это рассказывает? Деве? Себе? Этим кровавым ягодам?..

– Не смог?.. – эхом откликнулась Джейн. – Отчего же?

– Она его обжигала. Теперь у Дангельтов золотой венец с зубцами в виде трилистников, а старая корона хранится в сокровищнице. Ее никто не видит, дед говорил, она походила на венок…

– Да, – Дева все еще смотрела в небо, – на серебряный венок, сделанный так искусно, что цветы кажутся живыми. Считалось, что эльфы при помощи волшебства превратили настоящие цветы в серебро, потому что ни один ювелир не мог повторить подобное. И еще говорили, что корона Доаделлинов нечто большее, чем вещь… Она неугодна злу.

– Значит, говорили правду.

Правду, потому что Дангельты те же карлики. Завистливые, злобные карлики, которые хотят всего и боятся, что придут такие же, как они, и отберут добычу. Дункан корчит из себя короля, но разве король будет сидеть в Лоумпиане, когда его держава горит с трех сторон? Разве король будет сводить счеты и ревновать, когда гибнут люди?

Джеральд потряс головой, отгоняя навязчивое видение. Дункан Дангельт, огромный, краснорожий, стоит у камина, уперев руки в необъятные бока, а у его ног сидит шут – кривоногий карлик с широченными плечами и носом картошкой, не спускающий сальных глазок с придворных дам. Отпусти уродец бороду и напяль доспехи, получится отменный гном, но надень на него корону и горностаевую мантию, чем он будет отличаться от короля? Разве что скверной рожей и еще более подлым нравом. Бедная Олбария… Бедная Олбария и бедный Эдмунд, побеждавший драконов и проигравший змее.

– Бедный Эдмунд. – Почему он все время думает об убитом короле? Уж не потому ли, что без Доаделлинов Олбария задыхается, или все дело в Айнсвике, к которому они снова вернулись?

– Эдмунд Доаделлин умер так, как жил, – рука Джейн легла на его плечо, – он не мог иначе, но ты не должен попасть в тот же капкан.

– Моя леди знает много о Доаделлинах, может быть… Я хотел бы увидеть могилу Эдмунда, если она есть.

– Есть… В Грэмтирском лесу. Если идти от Сент– Кэтрин-Мид вверх по ручью до поваленного дуба, будет поляна. Там тоже растет боярышник…

– Моя леди там бывала?

Дженни вздрогнула, длинные ресницы медленно поднялись.

– Я была на могиле короля, – ее голубые глаза смотрели испуганно и печально, – в ночь, когда сожгли Сент-Кэтрин… Я бежала, за мной гнались… До самой поляны… Сначала много, потом трое…

Трое дурно пахнущих ублюдков, с хохотом загоняющих Дженни… Проклятье, ну почему его не случилось рядом, почему нас нет рядом именно тогда, когда мы нужнее всего?!

– Они… Они утонули, – докончила Дженни, – а я пришла к вам.

Пришла и сказала, что нужно делать. Дева Джейн, слышащая голоса, Дева Джейн, посылающая в бой, – и Дженни, дрожавшая от ужаса в ночном лесу… Что она там видела или… кого? Дьявол и Преисподняя, не все ли равно! Он любит ее, и хватит врать всем и себе! Любит, кем бы она ни была. Он готов делить Деву и с Олбарией, и с небом, но Дженни не отдаст никому!

– Моя леди, я прошу у вас одного. Правды.

– Правды? – переспросила Дженни. – Но я не лгу… Я не могу солгать милорду.

А он не хочет быть милордом, не желает, и все, у него есть имя. Да, он воин, полководец, герцог, лорд Элгелла, но это в другой жизни, а для нее он – Джеральд!

– У меня есть имя, я хочу, чтобы ты звала меня по имени!..

Не надо орать, она же может испугаться. Дурак, он опять все испортил…

Джеральд резко разжал пальцы, и Дженни со стоном отскочила к усыпанному ягодами кусту, который словно бы обнял ее.

– Мой лорд… Я не могу… Вы же ничего не знаете…

Не знает и не хочет знать. Ему не нужны ее тайны, ему не нужна ни владычица, ни пророчица. Господи, я никогда ничего у тебя не просил, но отдай мне эту девочку, клянусь, я смогу ее защитить.

– Моя леди… Дженни… Я люблю тебя, и пропади все пропадом!

12

Он любит ее? Золотой Герцог любит ее?! К горлу Дженни подступил комок, она вцепилась в кисти пояса, не зная, что делать. Бежать? Но он догонит. Отказать? Но она… она не сможет отказать ЕМУ! Сказать «да»? Это подло. Он любит не ее, а то, что с ней происходит, когда она не понимает, что говорят ее губы. Джеральд – эльфийский рыцарь из сказки, но Эдельфлед полюбил дочь тана, а она – не принцесса, а судомойка, маленькая судомойка из сожженной деревни. Дженни закусила губу, чтоб не заплакать: когда на нее орала миссис Пулмсток, это помогало. Не всегда, но помогало. Девушка судорожно вздохнула и замотала головой:

– Мой лорд… я… я не могу!.. Нет…

Джеральд какое-то время молчал, потом подошел ближе. Его лицо снова было спокойным, с такой улыбкой он уходил в бой. Если б он не вернулся, она бы умерла.

– Моя леди, простите, если я причиняю вам боль, но я не отступлюсь. Прошу, скажите четыре слова: «я вас не люблю», и я уйду. Нет, не уйду, а помогу вам сесть на лошадь и провожу в лагерь. Клянусь никогда не возвращаться к этому разговору, но я должен знать. Не догадываться, а знать.

Правду?! Господи, как же ему рассказать? Он не поверит, никто не поверит, она сама не верит, пока на нее не находит…

– Мой лорд… Вы ошибаетесь… Вы меня не любите, не можете любить… Я… Вы… Вы – герцог…

Да, он – герцог, владыка Элгелла, любимец армии. Он думает, что она избрана небом, что она выиграла войну, но ее выиграл убитый король, а она – никто. Дурочка, искавшая спасения в лесу.

– Вы – герцог, – повторила Дженни, – и лорд Элгелла…

– Значит, герцог недостаточно знатен для избранницы ангелов? – Он улыбнулся, но как-то грустно. – Ты права. Ты достойна короля, настоящего короля, а не бросившего нас кабана в расшитом кафтане.

– Мой лорд…

Если бы она могла назвать его по имени, как он просил! У него такое красивое имя и так ему подходит. Джеральд де Райнор, Золотой Герцог, лорд Элгелл…

– Ответь, – он подошел совсем близко, – я прошу тебя… Только правду, я приму любую.

– Вы не поверите…

– Поверю, даже если ты скажешь, что сейчас зима.

Зима? И вправду зима, вечная зима, потому что сейчас он уйдет и она замерзнет.

Изумрудные глаза были совсем рядом, ее лорд ждал ответа, и что могла она сказать? Только «да», и будь что будет! Потом он поймет, что ошибался, и уйдет, а у нее останется память о счастье, пусть краденом, пусть коротком, но счастье…

– Сядьте, милорд. Отойдите и сядьте.

Вот и все… Она не скажет «да», она не Дженни из Сент-Кэтрин-Мид, а только голос, чужой голос и чужая воля.

– Я слушаю, моя леди. – Джеральд покорно опустился на траву. Как же ему больно…

– Дженни любит тебя. С первого мгновенья. Ее сердце, ее душа, ее мысли принадлежат тебе, но ты себе не принадлежишь. И я себе не принадлежал…

– Моя леди!..

– Нет, Джеральд де Райнор, не леди. С тобой говорит Эдмунд Доаделлин, король Олбарийский. Мы клялись защищать Олбарию, пришла беда, и я вернулся. Но я лишь тень, прикованная к своей могиле. Дженни стала моими губами, моими глазами, моей волей. Ей очень тяжело, но у нас не было другого выхода.

– Мой государь! – Джеральд сорвался с места и преклонил колено. – Мой государь! Как же я не догадался!..

– Я знаю, что ты сейчас предложишь. – Рука Дженни слегка шевельнулась, словно останавливая его порыв. – Это невозможно. Судьба послала мне Дженни. Я защитил ее от убийц. В Грэмтирском лесу мне подвластно многое, но я не мог его покинуть. Я попросил Дженни о помощи, она согласилась. Вряд ли она знала, на что идет, да и сам я не знал, но дело сделано… Я связан с Дженни до конца войны, потом я ее оставлю, она будет свободна. Теперь ты знаешь все.