Нити зла - Вудинг Крис - Страница 55

Горен не был настолько несправедлив, чтобы винить Рекая в смерти своей жены. Но Рекай рос, и становилось ясно, что у Горена есть и другие причины для сожаления. Ларания унаследовала крепкое сложение отца, а Рекай — хрупкость матери, и во всех потасовках его нещадно били. Он стал застенчивым и замкнутым, полюбил книги и учение — безопасные вещи, которыми ему, в принципе, не следовало интересоваться. С точки зрения отца.

Он с самого детства носил шрам от левого глаза до скулы и белую прядь в волосах, упал с каких-то скал и расшиб лицо и голову. Но даже тогда маленький Рекай знал, что не стоит идти с этим к отцу, а лежал, скорчившись, пока не утихла боль и не прошло головокружение.

Отношения с отцом так и не потеплели. Рекай давно уже отчаялся ему угодить. Возможность приехать в столицу из отдаленной Йоспы показалась ему отличным решением проблемы. Но пребывание в Аксеками вовсе не принесло счастья, и Рекай уже задумывался, а не лучше вернуться домой, в пустыню. И Ларании тоже.

Император вел себя все более и более несдержанно. Ни дня не проходило, чтобы они с Ларанией не поскандалили. Конечно, супруги ссорились и раньше, но теперь — как-то особенно жестоко. После того случая в павильоне, когда Мос едва не ударил беременную жену, Рекай стал за нее бояться.

Для Ларании брат был в этих делах поверенным лицом, и она пересказывала ему все подробности скандалов. И это только усиливало его беспокойство. Император видел какие-то странные сны и твердил о них, как одержимый. В чем только он ни обвинял свою жену! Один раз накинулся на нее с вопросами, верна ли она ему. В другой — спросил, чьего ребенка она носит. Ведь они так долго ждали наследника, и все попытки не давали результата — в глазах императора тот факт, что Ларания сблизилась с Эзелем примерно в то же время, когда чудесным образом понесла, вовсе не был случайным совпадением.

А еще Рекай знал, что Эзелю не посчастливилось однажды оказаться поблизости, когда император был в припадке бешенства и, пьяный, угрожал поэту. Эзель поведал Рекаю о своих страхах, но тот скрыл всю историю от Ларании: он прекрасно знал свою сестру. Она непременно сцепилась бы с Мосом из-за этого, а Эзель оказался бы в еще большей беде.

Рекай посоветовал Эзелю на время исчезнуть со сцены. И поэт мудро последовал этому совету, отправившись в долгое путешествие «на поиски вдохновения» и благоразумно не сообщив никому, где его искать. Рекай не знал наверняка, слышал ли об этом Мос, но Ларания слышала и очень обижалась на его внезапное бегство.

Разваливалась не только личная жизнь императора. Его советники уже не осмеливались давать ему советы. Но и действовать без разрешения Моса тоже не решались. Кризис нарастал, известия о наступающем в отдаленных провинциях голоде приходили отовсюду, но никто ничего не предпринимал. Знать взывала к помощи императора, но ее не слышали.

Рекай хотел уехать и забрать Ларанию с собой. Для нее здесь было небезопасно, и ребенка тоже не ожидало ничего хорошего. Но она отказывалась уезжать и оставлять мужа одного и просила брата не покидать ее, жалуясь, что больше ей не на кого положиться.

Разве он мог ей отказать? Ларания его сестра, единственный человек, который всю жизнь его беззаветно любил. Дороже ее у Рекая никого не было…

Мрачные мысли прервал звон колокольчика за занавешенной дверью. Он выругался про себя и огляделся в поисках колокольчика, в который нужно было позвонить, чтобы обозначить разрешение войти. В пустыне подобный обычай не соблюдали, и Рекая он раздражал. На этот раз юноша не стал утруждать себя формальностями и спускаться с подоконника, на котором очень удобно устроился.

— Войдите.

Занавес приподняла умопомрачительной красоты девушка. Каждая линия ее лица и тела дышала невыразимой прелестью: безупречные, изящные черты, идеальная фигура, поразительная грациозность движений. Черные волосы, плотно заплетенные вокруг головы и украшенные драгоценными шпильками, три спадающие на спину косы, смуглая кожа выдавали в ней уроженку Чом Рин. Удлиненную форму глаз удачно подчеркивали зеленоватые тени, на губах мерцал нежный блеск, а на высокой шее покоилось ожерелье из слоновой кости. Элегантное белое платье застегивалось круглой зеленой брошью на плече, оставляя другое открытым. Так одевались в пустыне.

— Я не помешала? — Ее голос напоминал густой мед.

— Нет. — Рекай вдруг подумал, что ему не подобает сидеть в такой развязной позе на подоконнике, и неловко соскользнул со своего насеста. — Вовсе нет.

Она вошла в комнату, и занавес упал за ее спиной.

— Чем вы занимались? — спросила она.

Рекаю очень захотелось придумать нечто величественное, но мужество оставило его.

— Я размышлял, — ответил он и вспыхнул: прозвучало глупо.

— О да, Эзель говорил мне, что вы мыслитель. — Она обезоруживающе улыбнулась. — Меня это восхищает. В наше время так мало осталось думающих мужчин…

— Вы знакомы с Эзелем? — Рекай бессознательно откинул волосы назад, но потом вспомнил о хороших манерах. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я велю принести что-нибудь прохладительное.

Она взглянула на подушки и на стол, на которые указал Рекай. На серебряном подносе стоял кувшин и несколько стеклянных бокалов с прихотливым узором. Рядом лежали маленькие пирожные и серебряные ложечки.

— У вас уже есть вино. Можем ли мы выпить по бокалу?

Рекай снова ощутил, как краска приливает к щекам. На его столе всегда были закуски: любезность для высокопоставленного гостя. Слуги периодически меняли кувшины, чтобы вино оставалось холодным, хотя он к нему никогда не притрагивался. Сначала Рекай находил это несколько навязчивым, но потом решил, что грубо просить их не приносить больше вина. Он привык к незаметным приходам и уходам, а теперь и вовсе забыл про вино.

— Разумеется.

Она расположилась на подушке, подобрав под себя ноги. Рекай сел на другую. Он чувствовал себя как на иголках. Само присутствие этой женщины казалось ему мучительным.

— Налить вам? — спросила она.

Рекай жестом выразил согласие. На ее губах мелькнула улыбка. Девушка взяла кувшин и, глядя на льющееся вино, заметила:

— Кажется, вы нервничаете, Рекай.

— Это настолько очевидно?

— О да. — Она протянула ему бокал с нежной янтарной жидкостью. — Вот почему Иору даровал нам вино. Оно скрадывает острые углы…

— Тогда вам следовало дать мне весь кувшин, — ответил Рекай, и, к его восторгу, она рассмеялась. От этого звука в его груди вспыхнуло тепло.

— Думаю, целый бокал залпом тоже подойдет. — Она пригубила вино, глядя на него глазами обольстительницы.

Для Рекая минутная пауза превратилась в тысячелетия ожидания. Он попытался нарушить молчание:

— Вы упомянули, что знаете Эзеля…

Она откинулась на подушки.

— Я знаю многих.

Она не облегчала ему задачу. Похоже, ей вообще нравилась его неловкость. Только от ее присутствия у него сводило пах, и он изо всех сил старался этого не показать.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросил Рекай и внутренне содрогнулся — прозвучало ужасно грубо. Он сделал глоток вина, чтобы скрыть это.

— Зиазтан Ри. Жемчужина бога вод. — Девушка вовсе не выглядела оскорбленной.

Рекай смутился.

— Я не совсем понимаю…

— Эзель говорил, что вы прочли ее полностью и знаете наизусть. И декламируете великолепно.

— Великолепие — не моя заслуга, а автора. Я всего лишь запомнил его текст.

— Ах, но страстность, понимание рифмы и ритма… То, что заставляет звучать прочитанную вслух поэму. — Она посмотрела на него с некоторым удивлением. — И вы вправду выучили ее наизусть? Полагаю, она не такая короткая, как вы говорите. У вас наверняка исключительная память.

— Только на слова. — Рекай почувствовал, что балансирует на грани хвастовства.

— Мне будет очень интересно ее услышать, — промурлыкала девушка. — Если вы прочтете ее мне, я буду очень признательна.

Из-за интонаций в ее голосе Рекаю пришлось вновь сменить позу, чтобы скрыть силу своего нарастающего вожделения. Он отчаянно краснел и целую минуту не мог придумать, что сказать.