Очерк пути из Ситхи в С. Петербург - Врангель Фердинанд Петрович - Страница 3

Очаг строится в особенной хижине, подле жилого дома; там, во всякое время дня, увидишь одну из женщин семейства, стоящую на коленях и перетирающую между камнями маисовые зерна в муку, которая употребляется на лепешки для семейства и заезжих. Куски мяса висят под крышею для сушки; их режут, варят с зеленым или красным стручковым перцем в глиняном горшке, и это составляет любимое кушанье Мексиканцев. Хотя хозяйство их с первого взгляда кажется неопрятным, но они наблюдают величайшую чистоту в изготовлении кушанья; их глиняная посуда, сосуды для воды, которые сохранили свою форму со времен Монтесумы, всегда бывают чисты, и они ничего не ставят на огонь, именно ни какого мяса, не вымыв прежде мылом, и не выполоскавши. Они всегда услуживали нам с дружелюбием, и обращались с большим вниманием, за исключением непомерных цен за дурную пищу.

Проехав около 18 лег от Топика, мы на третий день вступили в страну, которая, но особенности своей и по непреодолимому впечатлению, на нас произведенному, заслуживает упоминания. Как далеко достигали взоры, земля была покрыта черными шлаками и кусками лавы, часто огромной величины; ни малейшее разнообразие не развлекало устрашенных взоров; черная, изрытая, обширная равнина простиралась под ногами нашими до краев горизонта. Трудно составить себе понятие о такой совершенной картине смерти в природе! В тундрах северной Сибири, которые зимою покрываются как бы саваном, и в ледяной равнине полярного моря, думал я некогда видеть символ смерти; но игра солнечных лучей, преломляющихся об лед и снежные кристаллы, имеет свою прелесть; белая равнина блестит тысячами алмазов, смарагдов, рубинов; а когда солнце скроется в густом снежном вихре, движение падающих хлопьев и чистая белизна их вновь напоминают о жизни. Здесь же, на месте необъятного горного пожарища, где владычествует совершенное отсутствие цветов, глаз, куда бы ни обратился, видит только черные массы: по истине, едва ли воображение может создать что либо ужаснее этого зрелища! Лишь только перебрались мы чрез сей потухший кратер, как нам показалось, что из мрачной могилы вступили мы в веселую жизнь. Светло зеленые маисовые поля, темно синие агавы, зеленовато желтый сахарный тростник, покрывали почву, как бархатные ковры, и деятельное население деревни Ahuacatlan, уподобляло ее немаловажному городку. Она стоит на речке; в ней прямые улицы, каменные строения, красивая церковь, лавки и, что для нас было всего важнее, порядочный, с окнами и дверьми, постоялый двор, pasado. Красивейших кипарисов мы не видали, разве только в Керетеро; во многих садиках деревни стояли группами апельсинные деревья, обремененные золотыми плодами, и ряды бананов тянулись вдоль берега речки. Мы приехали ровно в полдень, и несказанно страдали от жары на улицах. Мой термометр Реомюра, стоявший в 7 часов утра на 7° тепла, показывал в полдень в тени 20°, а на солнце 35 1/2. Так как мы на прогулке по улицам совершенно подвергались солнцу, то в течение пяти часов, из осенней Ситхинской температуры перешли в температуру горячих серных ключей.

На пути из Тепика, мы каждый день встречали караваны, шедшие с иностранными товарами от морского берега в провинции, или из внутренних областей к морю. По близости Агуакатлана случайно сошлось из разных сторон более 1000 мулов. Из северных деревень шли обозы с мылом, другие со шляпами и водкою; из Гвадалахары, с гитарами и медною посудою, а с юга, из Колимы, с кокосовыми орехами. Мы купили их несколько, по реалу (65 коп.) орех, и утолили жажду сладким, освежающим молоком. Погонщики мулов, arieros, и поселяне, rancheros, большею частью настоящие Мексиканцы, потомки древних Астеков; они говорят по-Испански, но кажется, сохранили характер своих предков. Они народ добродушный, услужливый, которым легко управлять; они заслуживают достойнейших правителей и наставников, нежели Испанские креолы, которые теперь управляют ими.

Проехав около 3 лег за небольшую деревню Окоте, стоящую в каменистой, дурно обработанной стране, мы начали подниматься на горы, чрез которые проложила себе дорогу река Сан — Яго, впадающая при Сан-Бласе в море; она образует целый ряд водопадов, которые в дождливое время, говорят, очень величественны; теперь же были незначительны. Огромные горные ущелья barancas, в которые надобно спускаться вдоль необыкновенно крутых скатов гор, несказанно затрудняют путь, и составляют непреодолимое препятствие и проложении проезжей дороги. Иссеченная в камне тропа ведет зигзагами по стене утеса; всадник касается её правою ногою, а левая висит над пропастью, на дне коей деревья в 150 футов вышины кажутся низким кустарником. Если лошадь оступится, то всадник погиб; он должен положиться на верный ход своего коня, или ехать на муле, который, с удивительным искусством, то скатывается, растянув ноги, то, почти можно сказать, по зрелом размышлении, ощупав переднею ногою, цепляется за твердый камень, и вдруг поднимается. Если посмотреть снизу, как караван взбирается на стену утеса, то непонятным кажется, как они могут держаться на ней, и невольно овладеет зрителем страх, чтобы животные с грузом и всадниками не полетели стремглав в пропасть. Встреча двух караванов чрезвычайно опасна: надобно было случиться, чтобы и мы подверглись такой опасности, и чтобы, по милости Божией, с нами не случилось несчастия. Мулов разгрузили, всадники сошли с лошадей, и вьюки надобно было стащить с дороги, чтобы возможно было подвинуться вперед; это стоило несказанных трудов и потери времени.

После этого примечательного перехода, мы опять очутились в открытой стране. Мы ехали скорою рысью по равнине, производящей только группы кактусов. Верный проводник наш, Дон Карлос, пришпоривал свою лошадь; мы следовали за ним; казалось, мы боялись горных духов из страшных ущелий, или спешили к какому нибудь важному событию. Вдруг Дон Карлос оборотился к нам, протянул руку вперед, и закричал: el cocho, el cocho! Это была карета, которую и Г. Баррон приказал выслать нам на встречу из Гвадалахары, а деревёнька Tequesquite первое место, где становится возможным ехать на колесах. От Тепика до сего места apiepoc считают 39 лег, которые мы проехали в пять дней. На продолжительном путешествии из С. Петербурга, мы в экипаже на колесах доехали до Иркутска, и только здесь могли опять ехать таким же образом. На другой день отправились мы далее в карете, несколько старомодной, но очень удобной, запряженной восемью мулами; новый проводник нага, Игнасио Мартини, вооруженный, ехал на рослом коне, то подле нас, то впереди, указывая дорогу, которой, по настоящему, вовсе не было; она была усеяна такими крупными камнями, что я удивляюсь, как Игнасио дал свою карету для такой езды, и не могу понять, как благоразумному человеку могла прийти странная мысль ехать здесь в карете, хотя природа ни в какой другой земле не представляет человеку таких удобств для устроения проезжих дорог, как на горной равнине в Мексике. При настоящем состоянии дороги, путешествие верхом было бы приятнее, безопаснее, удобнее и дешевле.

Двадцать пять лег до Гвадалахары проехали мы в два дня. Мы остановились у просторной венты, в нескольких легах от города, чтобы взять прикрытие, потому что близ больших городов часто случаются разбои, почему и у венты стоял кавалерийский пикет. Лучшие войска уведены были в Техас, а для отправления гарнизонной службы, оставлены рекруты, по наружности коих едва можно было догадаться, что они военнослужащие. Пятеро таких жалких молодцов с одним унтер-офицером, несколько постепенное, присоединились к нам, в виде охранной стражи, и в чрезвычайно веселом расположении духа поскакали подле нашей кареты. Не доезжая верст двух до городской заставы, garita, карета остановилась; las tropas, как наш Игнасио называл эту сволочь, стали во фронт; унтер-офицер подъехал к карете с объявлением, что мы теперь вне великой опасности, и что нам уже нечего бояться, если я не откажу ему в приличном награждении. Эта речь была довольно откровенна, и стоила внимания; я думаю, Правительство, не в состоянии будучи выплачивать жалованье этим воинам, предоставило путешественникам попечение удовлетворять их, под видом награждений.