Девочка в бурном море. Часть 2. Домой! - Воскресенская Зоя Ивановна - Страница 31

Парроту стоило больших усилий подносить забинтованной рукой сигарету ко рту, и он выплюнул ее на пол. Потревоженная рука заболела, и он невольно охнул.

Макдоннел затоптал ногой окурок и в знак солидарности выбил свою трубку в пепельницу.

— Черт вас дернул спасать меня, — выругался Паррот, — я не просил о помощи, я был бы сейчас вместе со своим кораблем, а не жалким пассажиром на этой проклятой посудине.

— Уверяю вас, что мы достигнем Мурманска.

— Если вы выйдете на главный маршрут, — упрямо повторил Паррот.

— Мы уже оторвались от конвоя, — развел руками капитан. — И, чувствуете, мы развиваем ход, идем не меньше двенадцати узлов и не теряем времени на противолодочный зигзаг. Я намерен соединиться с конвоем восточнее острова Медвежьего, когда охранение примут на себя русские. Тогда мы с вами будем чувствовать себя в безопасности.

— Вы доверяете русским больше, чем нашему адмиралтейству? — ядовито заметил Паррот.

— К сожалению, сэр, это так. История с конвоем «Пи-Ку-семнадцать» самая страшная страница британского флота и… самая позорная.

— Это был тактический маневр. История рассудит.

— История осудит нас, сэр.

— Не нам с вами судить о действиях командования, вы не знаете, чем руководствовались адмиралтейство и наше правительство.

— Вы участвовали в эскортировании конвоя «Пи-Ку-семнадцать?» — спросил Макдоннел.

— Да, — коротко бросил Паррот.

— Я также шел в составе конвоя на этом самом транспорте и могу судить обо всей этой позорной операции, которую вы называете «тактическим маневром».

— Ну что вы можете знать? — Паррот оперся на локти и снова присел. — Ваше дело дотащить транспорт от пункта «А» до пункта «Б» путем, который прокладывает флагманский корабль и определяет адмиралтейство.

Макдоннел был задет за живое. Для военно-морских офицеров и тем более для командиров кораблей все капитаны торговых, пассажирских судов были просто невежественными извозчиками. Где, мол, им разбираться в вопросах военной тактики.

— Не думайте, сэр, что все тайны этой войны будут погребены в сейфах. В сейфах хранятся более или менее надежно только планы, но когда эти планы начинают осуществляться, они перестают быть тайной и выносятся на суд всех участников операции — на суд, в конечном счете, всего мира.

— И все же, смею уверить, что вы не знаете подоплеки трагедии с конвоем «Пи-Ку-семнадцать», — настаивал Паррот.

— Вы знаете начало, — возразил Макдоннел, — я был свидетелем всего хода событий.

— Ну, так как вы себе все это представляете?

— Я вам скажу. Как известно, конвой «Пи-Ку-семнадцать» формировался в Исландии и вышел двадцать седьмого июня сорок второго года. Я шел крайним слева во второй колонне. Ночное море, может быть, и похоронило бы эту тайну. Но был полярный день. Солнце светило круглые сутки. Мы вышли в отличном настроении. Тридцать четыре транспорта с мощным охранением в девятнадцать военных кораблей, и среди них самые крупные линкоры и крейсеры.

— Так, так. — Паррот словно подстерегал, когда капитан споткнется.

— Мы думали, что при таком охранении дойдем без всяких потерь, — продолжал Макдоннел. — Шесть суток шли хорошим ходом. Налетали заряды тумана, иногда по нескольку часов штормило, но все было нормально. В ночь на четвертое июля, при полном солнечном освещении, наш конвой, как вы помните, атаковали германские самолеты, повредили один транспорт. Людей с него сняли, и пароход тут же расстреляли британские военные корабли. Днем опять воздушная атака. Повреждено три транспорта, два британских и один русский. На советском корабле возник пожар. Мы видели, как русские боролись с огнем и победили его, привели корабль в Мурманск, а два наших, с меньшими повреждениями, потопили английские же военные корабли. Поздно вечером, учтите, сор, при полном солнечном освещении, против конвоя вышла волчья стая германских подводных лодок, и мы увидели, что наши корабли, вместо того чтобы сразиться с врагом, разворачиваются и уходят на запад. Тут же мы получили ошеломивший нас приказ адмирала, что транспортам следует рассредоточиться и идти самостоятельно, без охранения, на свой риск. Я не поверил и просил отрепетовать приказ и снова получил подтверждение, что мне предоставляется право, понимаете — «право», идти самостоятельно. От матросов это скрыть было нельзя. На их глазах и на виду у германских субмарин военная эскадра британского флота покинула транспорты и взяла курс на Скапа-Флоу, домой. Матросы посылали проклятья вслед уходящим эсминцам, всей эскадре. На моем корабле два молодых матроса лишились рассудка и бросились за борт — настолько чудовищно все это было: в разгар вражеской атаки бросить беззащитные транспорты в открытом море…

— Вы, наверно, не сумели объяснить своим матросам действия военного флота, — заметил Паррот.

— Объяснять не требовалось. Каждому было ясно, что британские корабли решили уклониться от атаки германских подводных лодок и, спасая себя, подставили нас — транспорты — в качестве мишени.

— Не совсем так, — иронически усмехнулся Паррот. — Мы надеялись выманить в море германский линкор «Тирпиц» и уничтожить его, но он не вышел. Как оказалось, в это время русская подводная лодка атаковала германский линкор, повредила его двумя торпедами, но потопить не сумела.

— Но «Тирпиц» на три месяца вышел из строя. Разве это плохо?

— Мы намерены были потопить его, а русский командир подводной лодки Лунин сорвал наши планы, и мы вернулись домой ни с чем, правда не потеряв ни одного корабля.

Паррот вздохнул и углубился в свои мысли, видно, снова вспомнил свой погибший миноносец. Гневный окрик Макдоннела заставил его вздрогнуть.

— Вы говорите — вернулись без потерь? Как это — без потерь? Двадцать три потопленных парохода — это не потери? А сотни погибших моряков? Сто тысяч тонн груза — танки, самолеты, так необходимые для русских. Это был тяжелый удар по их планам. Вспомните, они тогда оставили Севастополь. Немцы были у берегов Волги, на Кавказе. Сколько потеряли русские солдат и офицеров из-за того, что мы, их союзники, не доставили им обещанное вооружение и боеприпасы? А вы обвиняете русского героя Лунина. Побойтесь бога! — Макдоннел вытер взмокший лоб, выдвинул вперед четырехугольный подбородок. С лица его сбегала краска, и даже густой загар не мог скрыть бледности.

— Мистер Эндрю, да вы сентиментальны, черт возьми! — пробормотал командир миноносца. — Вам следует попять, что без военно-морского флота Великобритания ничего не стоит, ничего не значит. Нам нужно думать о будущем, сохранить наше преимущество в мировом океане. Надо быть, наконец, патриотом британской короны.

— Но нельзя быть подлецом, сэр. Разве есть оправдание, что вы бросили тогда британские торговые корабли на верную гибель? Русские иначе относятся не только к своим кораблям, но и к своим союзническим обязательствам. Вы помните, когда русские приняли то, что осталось от конвоя, под свою охрану, потерь не было, хотя нас атаковало полсотни самолетов-торпедоносцев, а по пути к Канину Носу нас встретила еще одна волчья стая германских субмарин. Русские дрались как львы.

— Дорогой капитан, — поморщился Паррот, — не будьте столь наивны. Русские вынуждены быть героями. Транспорты с грузами нужны не нам, и вполне понятно, что советские моряки дерутся за них.

— Чем же тогда вы объясните, — настаивал на своей мысли упрямый шотландец, — что когда вы бросили нас на произвол судьбы, русские восемь суток перепахивали Баренцево море, искали людей — понимаете! — наших людей, одиночек, плавающих на обломках судов, и спасли от верной гибели более ста человек. Ведь здесь-то у них никакой корысти не было, а действовал закон товарищества и верность своим союзническим обязательствам…

— Вы рассуждаете, как пастор провинциальной церкви, — оборвал капитана Паррот. — Наше правительство и адмиралтейство заботятся не об отдельных людях, а о целостности и безопасности всей нашей империи. Мы ценим старую поговорку, что лучше потерять седло, чем лошадь. И я вам скажу больше: Великобритания тогда потеряла два десятка старых кораблей и несколько сот моряков, но сколько мы выиграли? А?