Форма воды - Камиллери Андреа - Страница 21

Комиссар пошел в свой кабинет, позвонил адвокату Риццо, сообщил, что цепочка ему уже отправлена, и напомнил, что он должен в обмен на нее отдать чек на десять миллионов.

Пока они добирались до места происшествия, комиссар давал Джермана, следующие наставления: не передавать Риццо пакет, пока чек не очутится у него в кармане, а потом отвезти этот чек Capo Монтаперто по указанному адресу и настоять, чтобы тот его обналичил, как только откроется банк, завтра в восемь утра. Он чувствовал, что история Лупарелло стремительно движется к развязке, но пока многого не понимал, и это его раздражало.

– Потом заехать за вами на заправку?

– Нет, оставайся в комиссариате. Вернусь на служебной.

Полицейская машина и частный автомобиль перекрывали на заправке въезд и выезд. Как только он вышел, махнув Джермана, отъезжавшему в Монтелузу, ему ударил в нос сильный запах бензина.

– Под ноги смотрите! – крикнул ему Фацио.

Бензин затопил все вокруг, от испарений Монтальбано замутило. На заправке стояла машина с номером Палермо, ветровое стекло разбито.

– Был один раненый, тот, кто сидел за рулем, – сказал бригадир. – Увезла «скорая».

– Рана тяжелая?

– Не, ерунда. Зато чуть не помер со страху.

– А что в точности случилось?

– Если хотите сами поговорить с заправщиком…

На вопросы комиссара тот отвечал голосом таким визгливым, что Монтальбано то и дело ежился, как от скрипа мокрого пальца по стеклу. Дело было приблизительно так: остановилась машина, тип за рулем, он был в машине один, попросил залить полный бак, заправщик сунул в бензобак пистолет и оставил его там, потому что тем временем подъехала другая машина, водитель которой попросил бензина на тридцать тысяч и проверить масло. Когда заправщик стал было обслуживать вторую машину, кто-то выпустил автоматную очередь из проезжающего по шоссе автомобиля, который, прибавив газу, затерялся в потоке транспорта. Человек на первой машине сразу умчался вдогонку, шланг вывалился, продолжая качать горючее. Второй водитель кричал благим матом, ему пулей задело плечо. Оправившись от первого испуга, заправщик сообразил, что опасность миновала, и стал оказывать помощь раненому, меж тем шланг все поливал землю.

– Ты видел в лицо человека в первой машине, того, который за ними погнался?

– Никак нет.

– Точно?

– Убей меня Бог.

Тем временем прибыли пожарные, которых вызвал Фацио.

– Сделаем так, – сказал Монтальбано бригадиру. – Как только пожарные закончат, бери в охапку заправщика, который меня совсем не убедил, и вези в комиссариат. Нажми на него как следует, он знает отличнейшим образом, кого пытались убрать.

– Я тоже так думаю.

– На что спорим, что это один из ребят Куффаро? В этом месяце никак их очередь?

– Обокрасть меня хотите? – смеясь, спросил бригадир. – Вы уже выиграли пари.

– Пока.

– Вы куда? Хотите, я вас отвезу на служебной машине?

– Пойду домой переодеваться. Отсюда пешком – минут двадцать. Заодно малость проветрюсь.

И он зашагал к дому. Ему не хотелось появляться перед Ингрид Шёстрём таким фатом.

Глава двенадцатая

Выйдя из душа, еще раздетый, он уселся перед телевизором, весь в каплях воды. Показывали похороны Лупарелло, которые состоялись утром. Оператор смекнул, что придать хоть какой-то драматизм этой церемонии, в противном случае неотличимой от любого другого скучного официального мероприятия, могло лишь семейное трио: вдова, сын Стефано и племянник Джорджо. Синьора время от времени непроизвольным нервическим движением закидывала назад голову, как будто повторяя «нет». Этот жест комментатор голосом тихим и сокрушенным интерпретировал как алогичное, но неизбежное неприятие живым существом конкретного факта смерти. Но пока камера постепенно наезжала, чтобы дать крупный план, Монтальбано увидел в глазах вдовы подтверждение того, в чем она ему призналась: в них читались презрение и скука. Рядом сидел сын, «окаменевший от горя», сказал диктор, – он назвал его «окаменевшим» лишь потому, что самообладание инженера-младшего граничило с равнодушием. Джорджо, напротив, раскачивался, как дерево на ветру, смертельно бледный, держа в руках мокрый от слез носовой платок, который он беспрерывно терзал.

Зазвонил телефон. Монтальбано подошел и снял трубку, не отрываясь от телевизора.

– Комиссар, это Джермана. Все в порядке. Адвокат Риццо вас благодарит, говорит, что найдет способ быть вам полезным.

Люди поговаривали, что от некоторых выражений адвокатской благодарности те, кого угораздило сделать ему любезность, с удовольствием бы отказались.

– Потом пошел к Capo и дал ему чек. Пришлось их уговаривать, они верить не хотели, думали, это какой-нибудь розыгрыш, потом бросились мне руки целовать. Я вас пожалею и не буду пересказывать, что, по их мнению, Господь должен будет для вас сделать. Машина в комиссариате. Что, я вам подгоню ее к дому?

Комиссар взглянул на часы, до встречи с Ингрид оставался еще час с небольшим.

– Давай, но не спеши. Скажем, подъезжай к девяти тридцати. Потом я тебя подброшу до города.

Он старался не пропустить момента притворного обморока: это было ощущение зрителя, которому фокусник объяснил трюк и который теперь уже получает удовольствие не от предвкушения чуда, а от мастерства исполнения. Момент, однако, упустил оператор, не успев, несмотря на приложенные усилия, вовремя перевести объектив с министра, взятого крупным планом, на семейную группу: Стефано и два доброхота уже уносили синьору, меж тем как Джорджо оставался на своем месте и все раскачивался.

Вместо того чтобы оставить Джермана у комиссариата и продолжать путь, Монтальбано вышел вместе с ним. Встретил Фацио, возвращавшегося из Монтелузы после разговора с раненым, который наконец успокоился. Он оказался, сообщил ему бригадир, агентом фирмы по продаже электробытовых приборов, миланцем, который раз в три месяца садился в самолет, прилетал в Палермо, брал напрокат машину и разъезжал. Встав на автозаправке, он заглянул в справочник, чтобы уточнить адрес следующего магазина, в который собирался заехать, как вдруг услышал выстрелы и почувствовал острую боль в плече. Фацио этот рассказ казался правдоподобным.

– Этот, как пить дать, когда вернется в свой Милан, запишется к тем, которые стоят за отделение Сицилии от севера.

– А заправщик?

– Заправщик – дело другое. С ним теперь беседует Джалломбардо, знаете, какой он, с ним два часа проболтаешь, как с закадычным другом, а потом хватишься, что выложил ему такое, что даже на исповеди у священника утаил бы.

Свет в баре не горел, стеклянная дверь была заперта. Монтальбано попал как раз на тот день недели, когда в баре «У Маринеллы» выходной. Он припарковался и стал ждать. Через несколько минут появилась двухместная машина красного цвета, плоская, как камбала. Ингрид открыла дверцу, вышла. Даже в слабом свете фонаря комиссар заметил, что она была лучше, чем он ее себе воображал: длиннющие ноги обтянуты узкими джинсами, белая блузка с вырезом, рукава закатаны, волосы скручены узлом на затылке – настоящая девушка с журнальной обложки. Ингрид оглянулась, заметила темные окна, лениво, но уверенно направилась к машине комиссара, нагнулась к опущенному стеклу, чтобы заговорить с ним.

– Ну что, видишь, что я была права? А теперь мы куда, к тебе домой?

– Нет, – ответил разозленный Монтальбано. – Садитесь в машину.

Женщина послушалась, и машина тут же наполнилась запахом духов, который комиссару уже был знаком.

– Куда мы едем? – повторила женщина уже не шутливым, ироническим тоном великосветской дамы. Она почувствовала нервозность спутника.

– У вас есть время?

– Сколько угодно.

– Мы едем туда, где вы будете чувствовать себя как дома, потому что вы там бывали раньше, увидите.

– А моя машина?