Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Волков Сергей Юрьевич - Страница 16

Лай М-16 становится громче. В воздухе посвистывают пули.

— Ложись, дурак! — шипит из травы Нефедов.

— Да пошел ты…

Среди махандов — первые потери. Уже трое дружинников свалились к подножию вала. Князь поднимает саблю. Следует второй залп. И вновь все пули — мимо. У меня появляется непреодолимое желание подобрать выпавший из мертвых рук штуцер и встать плечом к плечу с махандами. Единственное, что меня останавливает — я не умею заряжать это оружие.

Когда в траву со стоном оседает седьмой дружинник, я не выдерживаю и иду к князю.

— Уводи людей! — кричу я ему, указывая на крепостные стены. — Постреляют же всех! Не понимаешь? Тах-тах! Уводи скорей!

Атхи топает ногой в начищенном сапоге, машет саблей, орет что-то в ответ. Маханды теперь ведут беспорядочный огонь по принципу: зарядил — выстрелил. Кажется, им удалось застрелить пару кашгарцев. Наши потери составляют уже двенадцать человек.

Противник приближается.

— Ну хотя бы сгони своих молодцов с вала! — я жестами покатаю князю, что земляная гряда может защитить стрелков пуль. Но, похоже, Атхи считает, что делает все правильно. Может быть, это какая-то древняя махандская тактика ведения боя — во весь рост, под пулями, с великолепным презрением к смерти? Если это так, если они всегда воевали вот таким отважным, но безумным образом, то неудивительно, что от некогда многочисленного народа осталась пара тысяч человек. Кашгарцы двигаются короткими перебежками, прячась за валунами и кустарником. Они бьют махандов на выбор, как рябчиков. Я прошу дать мне заряженный штуцер. Князь не понимает. Нефедов куда-то делся. Зато старик Риши тут как тут. Он вступает с князем в эмоциональный диалог, тычет в меня скрюченным пальцем. Похоже, пришло время пророку Пилилаку явить спасительное чудо.

С невысоких стен Махандари раздаются крики, женский плач. Мы потеряли уже два десятка стрелков, кашгарцы — от силы пять человек. Надо что-то делать.

Появляется Нефедов. Присев за валом, он вклинивается в разговор Риши и князя. Я разбираю в потоке незнакомых слов несколько раз прозвучавшее «Пилилак».

— Ты чего задумал? — спрашиваю у профессора.

Он не успевает ответить — ко мне обращается князь. Нефедов начинает переводить:

Сиятельный правитель махандов Атхи уверен, что его воины столкнулись с неуязвимыми горными демонами. Если все Дружинники погибнут, демоны возьмут Махандари и племени придет конец. Этого нельзя допустить. А посему древнее пророчество должно исполниться… Короче, Артем, теперь вся надежда только на тебя.

— Вот урод! — я кричу от отчаяния. Положить столько народу вместо того, чтобы с самого начала послушать моих советов!

— Переводи! — командую Нефедову и поворачиваюсь к князю: — Значится, так: прикажи своим людям убраться с вала. Пусть спрячутся, вот как он… — я киваю на профессора.

Князь, выслушав мои слова, вспыхивает было, но справляется с гонором, гонит стрелков вниз, спускается сам. Полдела сделано — бессмысленный отстрел махандов прекращен.

— Отправь несколько человек за порохом. И пусть принесут бочку, в которую собирается дождевая вода у нас во дворе, — я указываю в сторону крепости. — Мне нужно много пороха. Дальше: здесь должны остаться пять человек и двадцать штуцеров. Пусть воины заряжают оружие и передают мне. Все остальные должны уйти за стены. Выполнять! Бегом!!

Удостоверяюсь, что мои распоряжения, то есть воля пророка Пилилака, выполнены и выбираюсь на гребень вала. Протягиваю руку — в нее ложится ствол заряженного штуцера. Ну-с, поглядим, что это за зверь…

Беглый осмотр оружия меня удручает. Всех прицельных приспособлений — наполовину стертая мушка на конце ствола. И как тут стрелять?

Целюсь по стволу, фактически наугад. Очень мешает, что штуцер от души начищен — на стволе горит солнечный блик. Кашгарцы подобрались уже шагов на двести. Я замечаю над камнем голову в пестрой кепи, упираю приклад в плечо, нажимаю на спусковой крючок. Спуск у штуцера очень тугой. Щелкает курок, шипит порох на полке.

Выстрел!

Отдача у старинного оружия сильнее, чем у «Бура». Прицел сместился и я хорошо вижу, как пуля ударяется в камень на четыре часа от головы в кепи, сантиметрах в тридцати. Ну, лиха беда начала.

Спихиваю отстрелянный штуцер с вала, получаю следующий. Прицел, щелчок курка, шипение…

Выстрел!

Попал! Я попал! Из дульнозарядной винтовки, которой сто пятьдесят лет! Кепи слетает с головы кашгарца, сам он мешком вываливается из-за камня.

Ну, с почином, Артем Владимирович.

Из пяти следующих выстрелов точными оказываются три. Кашгарцы замечают удачливого стрелка и переносят огонь на гребень вала. Мне приходится переползать с места на место, высовываться, очень быстро прицеливаться и стрелять.

Это такая игра, смертельно опасная, но очень увлекательная. Называется — «угадай, где». Пока я выигрываю. Еще трое кашгарцев отправляются к гуриям, или кто там у них развлекает обитателей эдемских садов? Впрочем, с чего я взял, что покойные заслужили рая? Быть может, их уже подгоняют вилами к бурлящим котлам?

Какая ерунда лезет в голову… Снизу передают очередной штуцер. Так, в прошлый раз я двигался влево, значит, теперь нужно вправо. Стоп! Это слишком просто, это легко просчитывается. А вот там, где я уже был, кашгарцы меня явно не ждут. И я ползу к тому месту, откуда стрелял минуту назад.

Упираясь носками сапог в землю, выглядываю. Та-ак, господа бандиты перешли в атаку. Разумно. На ходу постреливая, кашгарлыки бегут к валу. Тем лучше. Точнее, проще. Все, игра в угадайку закончились. Началась другая — кто быстрее.

Привстаю на одно колено, и меняя штуцеры, веду беглый огонь по противнику. По мне стреляют, я стреляю — все честно. Пули кашгарцев несколько раз попадают в вал возле моих ног. Я даже чувствую, как земля вздрагивает, когда в нее вонзаются кусочки металла.

— Порох! — сообщает снизу Нефедов. — Порох и бочку принесли!

Я спускаюсь к нему и махандам. Мешочков с порохом — целая куча. Вполне хватит для претворения моего плана в жизнь. Решение надо принимать быстро — кашгарцы на подходе. Указывая на бочку, обращаюсь к Нефедову:

— Игнат! Плотно загрузи ее порохом вперемежку с камнями. Пару мешочков с порохом оставь. Камни больше кулака не клади. Давай, быстрее, быстрее! И скажи остальным — пусть зарядят все штуцеры и уходят.

Профессор, укладывая мешочки в бочку, переводит мои слова махандам. Князь, естественно, никуда уходить не собирается. Риши тоже — он хочет своими глазами увидеть чудо пророка Пилилака. Ну, а дружинники, конечно же, не могут оставить правителя и главного жреца.

Я разрываюсь между стрельбой по кашгарцам, контролем за работой Нефедова и переговорами с упрямым князем. Чувствую — от былого хладнокровия не остается и следа. Начинаю психовать. Это очень плохо. Маратыч учил нас: стрелок обязан всегда, при любых раскладах, иметь холодную голову. Стреляя в тире, мы не очень понимали смысл этой фразы — ну, подумаешь, разволнуешься перед парой последних выстрелов, когда нужно добирать баллы, подышишь — да и успокоишься.

А вот теперь, на поле боя, я даже не мозгами — всем организмом понимаю, что имел в виду мой тренер. Холодная голова — это прежде всего отсутствие гнева, суетливости, злобы, словом, тех эмоций, что могут привести к гибели.

Подхожу вплотную к сидящему на земле князю, смотрю в его прозрачные глаза и делаю короткий и понятный жест рукой в сторону крепости. Он недовольно дергает ртом. Над нашими головами свистят пули — кашгарцы уже совсем близко.

Бочка наполнена, — к нам на четвереньках подползает Нефедов.

Надо плотно закрыть ее крышкой.

Профессор переводит. Князь отдает распоряжения. Потом он приказывает своим людям уходить. Слава богу!

С заряженным штуцером высовываюсь из-за вала — и тут же ныряю обратно. Очередь косит траву на гребне. Кашгарцы буквально в двадцати метрах! Идут густой цепью, с М-16 наперевес.

— Бочка готова?

— Ну да, — Нефедов подбирается ближе, вполголоса, как будто то-то может нас подслушать, говорит: — Артем, не дури. Мы можем сдаться кашгарцам. Скажем, что были пленниками. Сразу нас не убьют, мы ж европейцы, значит, за нас можно подучить выкуп. А потом чего-нибудь придумаем…