Белая гвардия, путь твой высок... - Волков Сергей Владимирович - Страница 4

Такая политика, исходя из принципов белого движения, если и уменьшала шансы на успех, то имела высокий нравственный смысл. Равно как и лозунг «За помощь — ни пяди русской земли» по отношению к союзникам и некоторые другие аспекты, осложнявшие сотрудничество с последними. Можно, конечно, по разному оценивать возможность осуществления этих лозунгов на практике (учитывая, что после разгрома Германии союзникам совсем не хотелось видеть сильную Россию, с которой пришлось бы делиться плодами победы), но намерение их осуществить сомнений не вызывает.

В отношении формы государственного устройства страны позиция руководителей белого движения базировалась на так называемом «непредрешенчестве». С одной стороны, эта позиция была одной из главных слабостей движения, поскольку отсутствие четкой позитивной программы делало невозможной успешную пропагандистскую работу среди населения. Использование же одной «негативной» программы («против большевизма») стало возможным лишь тогда, когда население успело непосредственно познакомиться с практикой новой власти. С другой стороны, эта позиция отражала объективную реальность — отсутствие единства по этому вопросу в среде самих участников движения и в равной мере даже среди его добровольческого ядра, в том числе и кадровых офицеров. «Как вы знаете, — писал А. С. Лук омский А. И. Деникину в мае 1918 г., - этот вопрос, даже в рядах армии, служит яблоком раздора. Мне, в качестве начальника штаба, приходилось часто разъяснять вопрошавшим, что генерал Корнилов не может предрешать никаких форм правления, а потому, как цель, Добровольческая армия ставит определенно спасение России, а что касается будущей формы правления, то единственно, что надо и можно указывать, это то, что будет в будущем созвано Учредительное Собрание, которое и решит вопрос». Недовольство Лук омского вызвало, в частности, то, что в своем воззвании о целях Добровольческой армии, опубликованном в газетах незадолго до этого, Деникин заявил о том, что «народоправство должно сменить власть черни», и тем самым, писал Лукомский, «нынешние руководители армии прямо указывают на республиканский строй», а это уже предрешение государственного строя, между тем, как явствует из высказываний Л. Г. Корнилова в январе, «Правительство, созданное по программе генерала Корнилова, ответственно в своих действиях только перед Учредительным Собранием, коему оно и передает всю полноту государственно-законодательной власти. Учредительное Собрание, как единственный хозяин земли русской, должно выработать основные законы русской конституции и окончательно сконструировать государственный строй». Лукомский напоминал о монархических симпатиях части офицерства (к которой и сам принадлежал) и опасности раскола на этой почве. Он, между прочим, писал: «Может быть, до вас еще не дошел пульс биения-страны, но должен вас уверить, что поправение произошло громадное, что все партии, кроме социалистических, видят единственной формой правления — конституционную монархию». Таким образом, даже среди основных руководителей белой армии, представителей одной и той же среды, не было единства по поводу будущих форм государственного устройства. Известно, что, например, «левый» Деникин крайне подозрительно относился к Врангелю, которого считал «правым» и до самой эвакуации Новороссийска стремился всячески ограничить его влияние в армии. Более того, политические противоречия между лидерами белого движения оказывали огромное влияние на решение военно-стратегических вопросов. Деникин, в частности, противодействовал намерению Врангеля придать приоритетное значение царицынскому направлению (которым тот командовал), что обеспечивало скорейшую возможность соединения с войсками Колчака (имевшего также «правую» репутацию). Не говоря уже о том, что действия белых армий на Севере, Западе, Востоке и Юге страны не согласовывались друг с другом, только формально все они подчинялись Колчаку; наступление одной начиналось тогда, когда другая уже потерпела поражение, что давало возможность перебрасывать красные войска на угрожающие направления.

Гражданское окружение Деникина было по преимуществу кадетским, что, в общем, закономерно. Как писал в 1919 г. один из лидеров кадетской партии, князь П. Д. Долгоруков, «после большевистского переворота партия с самого начала непрерывно руководствовалась теми же национальными лозунгами, во имя которых создалась и боролась Добровольческая армия, а именно — борьба с большевизмом для воссоздания государственности в единой России и верность союзникам». Учитывая весь спектр настроений среди добровольцев, можно полагать, что «конституционная монархия, возможно, наподобие английской» была бы тем вариантом, который имел наибольшие шансы примирить большинство их. В свое время и сам Деникин на вопрос графа Ф. А. Келлера «Скажите, наконец, Ваше превосходительство, кто вы и что вы такое?» отвечал: «Я — конституционный монархист». Но все это, а тем более социально-экономический строй, имело для боевой силы белого движения второстепенную роль по сравнению с борьбой за национальную государственность и территориальную целостность страны.

Крестьянство в целом, то есть громадное большинство населения страны, в массе своей оставалось в стороне от борьбы: возвращение помещиков для тех, кто получил их земли (хотя лишь около 10 % земель перед революцией принадлежало помещикам), было крайне нежелательным, а возможность сплошной коллективизации и лишения не только приобретенной помещичьей, но и вообще всей земли крестьянству тогда и не снились. К тому же, когда симпатии крестьян стали меняться в пользу белых, большевики воздержались от последовательного проведения наиболее непопулярных мер до перелома в ходе войны. Поэтому наиболее массовые крестьянские выступления прошли после поражения белых армий, когда они уже не могли повлиять на исход гражданской войны.

Поэтому, хотя в Сибири и некоторых других местах крестьяне весьма широко были представлены в рядах белой армии, крестьянство не стало социальной базой белого движения. Но и те слои населения, на которые это движение опиралось, далеко не в полной мере приняли активное участие в борьбе, особенно на начальном этапе. В первые месяцы борьбы на Дону, как замечал Деникин, «напор большевиков сдерживали несколько сотен офицеров и детей — юнкеров, гимназистов, кадетов, а панели Ростова и Новочеркасска были полны молодыми здоровыми офицерами, не поступавшими в армию», из центральных районов страны на Дон «пробивались сотни, а десятки тысяч в силу многообразных обстоятельств, в том числе главным образом семейного положения и слабости характера, выжидали, переходили к мирным занятиям или шли покорно на перепись к большевистским комиссарам, на пытки в чрезвычайку, позднее — на службу в Красную Армию». Понятно, почему ряды белых армий были столь немногочисленны. К тому же наиболее боеспособные добровольческие части, на которых и держалась армия, несли и наибольшие потери. Генерал Юзефович писал по этому поводу: «С правого берега (Дона) надо убрать ядро Добровольческой армии — корниловцев, марковцев, дроздовцев и другие части, составляющие душу нашего бытия, надо их пополнить, сохранить этих великих страстотерпцев — босых, раздетых, вшивых, нищих, великих духом, на своих плечах потом и кровью закладывающих будущее нашей родины…», однако вывести их из боев было невозможно, эти части продолжали таять, и вместе с ними таяли и надежды на победу. Эта проблема оказалась неразрешимой.

Белое движение потерпело поражение, но навсегда осталось в истории как пример беззаветного служения Отечеству, мужества в отстаивании своих убеждений и высокой доблести и сохранило благодарную память в сердцах всех российских патриотов. Вот почему так близки им цветаевские строки: