Практикантка - Каменистый Артем - Страница 47

Уже в сумерках Лина вышла к охотничьей избушке, едва не пройдя мимо нее, не заметив, – маленький домик ловко прятался среди зарослей чахлых березок, густо росших на высоком берегу. Прикинув время, практикантка поняла, что грех не воспользоваться таким комфортным ночлегом, и решила здесь остановиться.

Дверь была открыта настежь – девушка не знала, что это делается охотниками специально. Любопытный медведь, не найдя для себя свободный вход, может разломать крышу, чтобы попасть внутрь. А в этом случае, забравшись в избушку, он все внимательно обнюхает и уйдет восвояси, ничего не тронув. Самое худшее, что может произойти, – наделает на полу вонючую кучу, чтобы люди не забывали, кто в тайге настоящий хозяин. Лина заподозрила, что охотник находится где-то рядом, хоть ему и нечего здесь делать в эту пору года: пушные звери носят летний, никуда не годный мех. Однако никаких следов недавнего присутствия человека не было, а трава, пробивающаяся возле порога, была совершенно нетронутая. Здесь явно не было никого с того самого момента, как сошел снег, что происходит обычно в мае, хотя кое-где на склонах он может лежать и до самого августа.

Обстановка внутри маленькой избушки была самая спартанская: маленький столик у стены, две дощатые лежанки, крошечная печка, несколько полок, по стенам развешаны мешки. Подсвечивая маленьким фонариком, Лина хорошо осмотрела все имущество. Извлекла из мешков куски оленьих шкур, застелила ими один топчан. Продуктов не было, здесь их не оставят: быстро поточат вездесущие мыши, да и косолапый не побрезгует, нечего его прикармливать. Не исключено, что где-то неподалеку есть надежный лабаз[8], защищенный от вороватого медведя, но в сумерках разве его найдешь. Хотя, может, оно и к лучшему не стоит объедать местных охотников. Впрочем, кое-что здесь было – девушка нашла почти полную пачку соли. Отсыпала жменю, замотав ее в обрывок мешка, – хозяин не обидится на такую мелочь.

Закрыв дверь, она примотала ручку к углу топчана, сняла верхнюю одежду, развесила запотевшие, грязные тряпки под потолком. Этой ночью можно будет спокойно обойтись без огня: в избушке тепло и сухо, приятно пахнет сосной. Если затопить маленькую печку – станет жарко и душно, будет противно спать. Присев за небольшой столик, Лина скудно поужинала, обмакивая куски черствого хлеба в соль и запивая их водой из ручья, припасенной заранее в маленьком чайнике. Голод был столь велик, что ей приходилось прилагать значительные усилия воли, удерживаясь от поспешности – хотелось глотать не жуя. Четкие наставления строгих наставниц намертво засели в голове воспитанницы. Плохо пережеванная пища, не смоченная как следует ферментирующей слюной, переварится лишь частично, а для нее сейчас важна каждая калория, ей нельзя терять ни крошки.

Перед сном она привычно сосредоточилась, убирая лишние, суетливые мысли, настраивая себя на восприятие врага. Изуверская монастырская подготовка принесла свои ощутимые плоды – за четыре дня преследования ни разу не было такого момента, чтобы Лина перестала чувствовать присутствие противника. Вот и сейчас девушка сразу поняла: он где-то рядом. Она обрадовалась, что не стала разводить огонь: дым, поднимаясь по узкой долине, мог выдать ее с головой. Ей очень повезло с найденной уютной избушкой, без костра этой ночью пришлось бы очень тяжело: тучи наконец не выдержали, по крыше мелко забарабанил нудный, затяжной дождь. Слышать это, нежась в благодатном тепле на мягких шкурах, было очень приятно. Девушка чувствовала себя ничем не хуже, чем в своей квартирке, правда, хорошо бы еще тщательно вымыться горячей водой, трижды поменяв воду в ванной, а потом хорошо поужинать. Даже монастырская каша вспоминалась ей сейчас райским деликатесом.

Закрыв глаза, Лина уснула через минуту.

Самолет шел на низкой высоте, ориентируясь по командам авианаводчика, что летал над опасным районом, корректируя действия нескольких машин. Без его помощи ночной полет в этом горно-таежном районе окончился бы очень быстро и печально, ведь перепады отметок рельефа тут могли составлять несколько сотен метров на километр. Бомбардировщик развернулся, выходя на заданный профиль, штурман-оператор приступил к своей работе.

Зашелестел ночной воздух, рассекаемый многочисленными небольшими снарядами. Задрав к небу миниатюрные хвостовые стабилизаторы, они стремительно направлялись к земле. Пробивая кусты и кроны деревьев, специальные мины врезались в таежную почву, глубоко уходя в нее носовыми штырями. От страшного удара неизбежно срабатывал несложный механизм, отсчитав две минуты, он отстреливал стабилизатор и наклонял в разные стороны три гибких стальных прута, одновременно взводя чуткий взрыватель.

После этого извлечь установленную мину было уже практически невозможно. Любое прикосновение к одному из малозаметных прутьев вызывало мгновенное срабатывание вышибного заряда. Тот подбрасывал фугас на двухметровую высоту, после чего взрывался основной заряд, выпуская вниз и в стороны двести шестьдесят оперенных титановых стрелок, щедро покрытых слоем чешуйчатого серебра. За десять метров каждый из этих миниатюрных снарядов мог спокойно пробить легкий бронежилет.

Минное поле на этом участке ставили не просто так – оно являлось составным элементом системы обороны периметра на одном из самых угрожающих направлений. Орда диких, нарвавшись на широкую полосу, напичканную серебром, неминуемо начнет искать обход. Нельзя сказать, что такая преграда для них непреодолима, но особого желания туда лезть они выказывать не будут, предпочитая поискать более комфортный путь. Такое стремление неминуемо приведет их на минные поля, под взрывы прыгающих фугасов.

Посты акустической разведки услышат шум за много километров, точно определят его источник. С расчищенных площадок подскока поднимутся боевые вертолеты, направляясь к месту взрыва. Если виновным в переполохе окажется олень или медведь, то боевые машины быстро возвратятся назад. Если тут встретятся дикие ракшасы, начнется ожесточенный бой.

Мины будут стоять здесь около сорока дней. После окончания этого срока кислота окончательно разъест стенки маленькой капсулы, сработает ликвидационный химический детонатор, подорвав основной заряд фугаса. К этому моменту периметр уже будет не нужен, не стоит губить и без того редких местных жителей и ни в чем не повинных животных, ведь в противном случае мины будут представлять опасность в течение нескольких лет.

Невысокая девочка стояла перед главной стеной фойе административного корпуса, сплошь покрытой фотографиями в металлических рамках. Цветных здесь было очень мало, в основном черно-белые, большинство совсем старые, пожелтевшие, напечатаны на плотном, узорчатом картоне. Кое-где попадались рисованные овальные портреты. Под каждым изображением виднелась маленькая позолоченная табличка с коротким текстом и несколькими цифрами. Говорили они все примерно одно и то же: «Ташковская Татьяна Владимировна, Анархистка, 1876–1905. Обучение: 1886–1894. Специальная дружина. Хрустальный крест. Платиновый венок. Лавровый венок. Тунгусский инцидент, алмазный меч – посмертно». С высокой стены смотрели сотни строгих женских глаз. Здесь было очень мало пожилых, большая часть изображений дышала свежей юностью – девушки так и не разменяли третий десяток, сложив свои головы в разных уголках мира.

Но девочка не смотрела на лица, она, мучительно задрав голову, уставилась на пустую рамку, лишенную фотографии или портрета. Но табличка здесь была: «Шварц Эльба Генриховна, Нельма, 1956—. Обучение: 1966–1974, лучшая выпускница. Боевая дружина, специальный отряд. Три алмазных меча, два платиновых венка, рубиновое сердце, два хрустальных креста, почетная звезда Ордена, рыцарское звание». Странно даже представить невероятные подвиги, за которые можно получить столько высочайших наград. Ведь один-единственный алмазный меч позволял обладательнице даже после естественной смерти от старости занять место на этой стене, но целых три – это было просто невероятно! Одно непонятно – куда же подевалось фото этой могучей Нельмы?