Воины Крови и Мечты - Желязны Роджер Джозеф - Страница 19

Если вы были внимательны, то могли обнаружить в вышеизложенном одну или две несуразицы. Во-первых, настоящая абракадабра — хотя и говорится «Два Бога По Имени Хо», но их на самом деле трое. Во-вторых, только одного из них действительно зовут Хо, причем дважды — Хо Хо. Опять-таки, один из этих бессмертных, почитаемых за свою непревзойденную общительность, был, судя по всем рассказам, законченным мизантропом, не способным поддержать любезной беседы ни со зверем, ни с человеком.

С сожалением вынужден констатировать, что эти печальные противоречия полностью соответствуют китайской космологии. Обитателям Срединного Царства, похоже, близок афоризм Эмерсона о том, что последовательность — недостаток мелких умов. Собственно, в китайской мифологии ни в чем нет ни малейшего смысла. Особенно это становится очевидным, когда вы сталкиваетесь воочию с ее персонажами. Уж поверьте мне на слово.

Данный Хо был долговязым худощавым типом, одетым в длинный шелковый китайский халат и шапочку — достаточно элегантно, но не совсем в стиле моего ночного клуба. Его розовые ногти были около пяти дюймов длиной, с серебряными защитными колпачками на концах. В руках у него была двухфутовая железная курительная трубка, которая, очевидно, приводила в восторг нахальных рикш и беспризорных ребятишек. Выражение лица у него было такое, будто он только что поперхнулся сливовой косточкой.

Разглядывая его, я прикидывал, кого именно из преподобной троицы вижу перед собой. Хо Хо, тот, который прошел десять тысяч миль, пожалуй, мог оказаться полезным, особенно если вы собираетесь в отпуск или вам нужно быстро смыться из города. Ши-те, повар, был, конечно, изрядным болваном, но уж держал, верно, в памяти пару толковых рецептов. Однако, зная, как обычно бывает расположена ко мне Судьба, я был готов к худшему, то есть познакомиться с Хан Шаном.

— Вам что, действительно нравится этот грязный притон? — спросил бессмертный. — Я здесь сижу уже несколько часов!

— Я так понимаю, — отозвался я, — что вы не относитесь к ценителям джаза с его синкопированными ритмами и острыми «ча-ча-ча»? — Я с гордостью посмотрел на свой оркестр, состоявший из китайцев, загримированных под негров. — У «Эйс Ритм Кингc» лучшее звучание по эту сторону Бэйсин-стрит, — сказал я.

— «Эйс Ритм Кингc» могут сразу идти на пенсию, если заиграет «Бэд Дог Вилледж» из Адского Региона, — брякнул мой гость. Такая ужасная бестактность подтвердила мои худшие предположения.

— Хан Шан, полагаю? — сказал я.

— Точно.

— Не хотите ли пройти в мой личный кабинет?

— И выбраться из этого дьявольского местечка, где все загримированы под иностранцев? — сказал он. — Ведите меня!

Провожая багроволицее божество согласия через бар, я бросил тоскующий взгляд в сторону нашей певицы Бетси Вонг, которая как раз готовилась завести «Я маленькая ласточка, где мой черный стриж» в собственной интерпретации, мою любимую вещь в ее репертуаре.

Я привел Хан Шана в свой офис и положил цилиндр и трость на специальные подставки.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — спросил я.

Он фыркнул.

— А есть у вас тут что-нибудь китайское?

— Мао-тай подойдет? У меня есть особенно удачный урожай.

— Если это не подделка.

Проигнорировав эту попытку очернить мою репутацию, я отпер свой личный бар и налил гостю напиток.

— Надеюсь, вы оцените превосходный букет, — заметил я, — терпкий и интересный, но вместе с тем скромный. — Я подал ему бокал, а сам поднял свой коктейль. — Ваше здоровье!

Мы выпили. Он поднял бокал с подозрительным видом, очевидно, опасаясь, что я подсунул ему «Шато-Латур» 1903 года или другой неудачный урожай. Но после первого глотка последовал второй, затем он осушил весь бокал, и к тому времени, как я наполнил его вновь, вид у него был уже менее брюзгливый. Он даже изобразил подобие улыбки.

— Благодарю вас, мистер Чан. Я вижу, что иностранные вкусы еще не окончательно вас испортили.

— Простите, что заставил вас ждать, — заметил я. — Я был в «Лицее», где Азиатская гастрольная компания давала премьеру мюзикла Ирвина Берлина «Мьюзик Бокс Ревю». Затем я отправился в клуб с друзьями и девочками из шоу.

У Хан Шана появилось такое выражение лица, будто он хотел отменить свою похвалу. Я улыбнулся.

— Поскольку уже поздно, а я заставил вас прождать так долго, — продолжал я, — то, может быть, мы дотанцуем последний вальс и завершим наш котильон.

— Если я вас правильно понял, что не так-то просто ввиду вашего стремления сочетать хороший кантонский диалект с замысловатыми иностранными идиомами, то ваше предложение вполне приемлемо. У меня, однако, есть условие: то, что я вам скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты.

— Разумеется, — сказал я. — У меня нет ни малейшего желания привлекать к себе внимание, выставляя напоказ свою связь с бессмертными.

— Прекрасно. — Он опрокинул третий бокал и налил себе в четвертый раз. — Известно ли вам о золотых мечах Кан Чиань и Мо Йе?

— Кажется, я слышал легенду об этих двоих.

Кан Чиань и Мо Йе — имена мечей, которые назвали в честь выковавших их кузнецов, добродушной супружеской пары, чья кузница находилась в горах Ши Мин. Они буквально сгорели на работе, бросившись в топку, чтобы создать необходимую температуру для превращения двух волшебных золотых самородков в пару мечей. Возможно, подумал я, им вовремя не подвезли уголь.

— Два золотых меча, — сказал Хо, — являются средоточием великой силы. В них заключена воинская удача китайского народа.

— Не очень-то они нам помогали последние два века, а? — сказал я.

Хан Шана перекосило, словно от флюса.

— Все это из-за одного бессмертного — по имени By Мень.

— By Мень? Тот почтительный сынок?

— Да. Он самый.

— Хм-м.

Китайцы, как вы, наверное, знаете, очень почитают такое качество, как сиао, что можно перевести как «сыновняя почтительность», хотя по зрелом размышлении я подобрал бы для этого другие слова. By Мень — бессмертный, который прославился тем, что был наполнен этим самым сиао под завязку. Это, возможно, означало лишь то, что он целыми днями подливал маслица бабушке и дедушке, надеясь получить лишнюю толику наследства. Неизвестно, получил он ее или нет, но в итоге он приобрел бессмертие, что в свете дальней перспективы, пожалуй, лучше.

Как вы могли уже понять, я являюсь наименее почтительным сыном из всех китайцев, с которыми вас может свести судьба. Вы можете посчитать это великим грехом, но это означает лишь то, что вы не знакомы с моей семейкой. Представьте, что любящие родители продают вас в рабство в возрасте восьми лет, и прикиньте, насколько это способствует укреплению сиао.

Если бы семья By Меня продала его в рабство, он, наверное, высылал бы им половину своей баланды.

— И что же натворил этот By Мень? — спросил я. — Дал мечам заржаветь или что-то в этом роде?

— Нет. By Мень не имеет никакого отношения к мечам. Он был стражем другого великого символа могущества, Опахала Пяти Тигров. Народ, владеющий Опахалом Пяти Тигров, становится обладателем неизмеримого духа предприимчивости, изобретательности и гениальности. Благодаря обладанию опахалом Китай стал величайшей страной мира, на зависть всем остальным. Но во время правления династии Мин By Мень проиграл опахало в кости португальскому купцу по имени Пирес де Андрада.

— Понятно. И в результате дух предприимчивости покинул Срединное Царство?

— Совершенно верно. Начало упадка нашей нации можно проследить с момента той злополучной игры в кости. Мы больше не способны ничего изобрести, мы лишь повторяем схемы прошлого. А воинская доблесть, обеспеченная обладанием золотыми мечами, представляет гораздо меньшую ценность, если воины не наделены духом предприимчивости и гениальности.

Да, по мне, так By Меня можно обвинить сразу в двух преступлениях. Во-первых, был почтительным сыном, а во-вторых, потерял дух самобытности и изобретательности для целой бестолковой страны. Кроме того, потеря Опахала Пяти Тигров задевала меня лично: она означала, что какими бы прекрасными музыкантами ни были мои «Эйс Ритм Кингc», им никогда не удастся зазвучать лучше тех записей, которые я прокручиваю им на граммофоне. «Импровизация, — постоянно твержу я им, — краеугольный камень джаза». Но они лишь кивают и исполняют «Диппермаут Блюз» в точности так же, как это делал оркестр Кинга Оливера пять лет назад.