Наши предки - Кальвино Итало - Страница 42

— Горит! Горит! — что есть мочи закричал Козимо. — Пожа-а-ар!

— Что случилось? Кто кричит? — раздались голоса. Неподалеку была угольная яма, и друзья Козимо, угольщики-бергамасцы, спали в своем бараке.

— Пожар! На помо-о-щь!

Вскоре все холмы огласились громкими криками. Это угольщики со всех сторон перекликались на своем непонятном наречии. И вот уже они сбегаются к месту пожара.

Лес был спасен.

Эта первая злонамеренная попытка устроить пожар и лишить брата жизни должна бы убедить его держаться подальше от леса. А он, напротив, стал думать о том, как бы сберечь лес от огня. Лето в тот год выдалось жаркое и сухое. В прибрежных лесах, где-то в стороне Прованса, полыхал гигантский пожар. Ночью с гор были видны отсветы пламени, похожие на последние сполохи вечерней зари. Воздух был душный, кусты и деревья, утопая в зное, казалось, готовы были вспыхнуть как порох. Ветер словно нес пламя в наши края, и, займись у нас случайно или по злому умыслу пожар, весь прибрежный лес заполыхал бы как один громадный костер. Омброза жила в постоянном ожидании опасности, словно крепость с соломенной крышей, осажденная врагами-поджигателями. Даже небо было насыщено пламенем: каждую ночь по нему проносились падающие звезды, и мы боялись, что они упадут прямо на нас.

В эти дни полной растерянности Козимо закупил множество бочонков и, наполнив их водой, установил на верхушках самых высоких деревьев, господствовавших над долиной. Ведь доказано, что пользу, пусть и небольшую, они могут принести. Не удовлетворившись этим, он начал изучать режим пересекавших лес ручьев, сильно обмелевших в то лето, и ключей, из которых сочились теперь лишь тоненькие струйки воды. Он решил посоветоваться с кавалер-адвокатом.

— Ну да! — воскликнул Энеа-Сильвио Каррега, хлопнув себя ладонью по лбу. — Водоемы! Плотины! Надо составить планы!

Он кричал, подскакивал от восторга, в голове у него уже роились тысячи идей. Козимо посадил его делать расчеты и чертежи, а сам призвал владельцев лесных угодий, подрядчиков, промышлявших рубкой общинных лесов, дровосеков и угольщиков. Все вместе под началом кавалер-адвоката, которому волей обстоятельств пришлось командовать людьми и не отвлекаться, и Козимо, руководившего работами сверху, они вырыли небольшие водохранилища, так что, где бы ни вспыхнул пожар, рядом можно было немедля установить насосы.

Но и этого было недостаточно, предстояло еще создать пожарные дружины, которые в случае опасности встали бы цепочкой и, передавая ведра с водой из рук в руки, сумели бы загасить пламя раньше, чем оно распространится по лесу. И вскоре создано было своего рода ополчение, несшее дозорную службу и совершавшее ночные обходы. Добровольцев набирал Козимо из числа крестьян и ремесленников Омброзы. Сразу же, как это бывает в любом добровольном содружестве, возник дух товарищества и соревнования между отрядами, и все готовы были на самые трудные дела. Козимо тоже почувствовал новый прилив сил и бодрости; он открыл в себе способность сплотить людей и возглавить их — способность, которой он, к счастью, никогда не злоупотреблял и пользовался лишь в редчайших случаях, когда необходимо было добиться важных результатов, а потому его начинаниям всегда сопутствовал успех. Он понял, что содружество делает человека сильнее, являет всем лучшие качества каждого и дает почти недоступную тем, кто живет в одиночку, счастливую возможность увидеть, сколько вокруг хороших, честных людей, ради которых стоит стремиться к добру. Тогда как с теми, кто живет в одиночку, чаще происходит обратное: они видят худшие стороны человеческой души, заставляющие их постоянно держать руку на эфесе шпаги.

Словом, то засушливое лето оказалось для Козимо во многом удачным: у всех было общее дело, и каждый ставил его выше своих собственных интересов, а наградой за это были дружба и уважение многих порядочных людей. Позже Козимо понял, что, когда общая задача решена, содружество уже не столь хорошо, как прежде, и лучше оставить руководство и вернуться к жизни в одиночестве. А пока, даже во главе ополчения, Козимо, как и прежде, проводил ночи совершенно один на каком-нибудь дереве, бдительно охраняя лес.

На случай, если где-нибудь вспыхнет очаг пожара, Козимо приспособил на верхушке дерева колокольчик, который в момент тревоги было слышно далеко вокруг. Благодаря этому окрестным жителям несколько раз удавалось вовремя потушить пожары и спасти лес. А так как это были не случайные пожары, а поджоги, то вскоре нашли виновников. Ими оказались бандиты Угассо и Бель-Лоре, которых власти немедля изгнали с территории общины. В конце августа начались проливные дожди — угроза миновала.

В те времена жители Омброзы только и делали, что хвалили моего брата. Эти голоса проникали и в наш дом: «Молодец он все-таки» или «Впрочем, в некоторых вещах он отлично разбирается». И все это произносилось таким тоном, каким говорят обычно, когда хотят беспристрастно оценить человека другой религии или враждебной партии и показать широту своих взглядов, позволяющую понять чуждые идеи.

Мать-«генеральша» реагировала на все эти новости решительно и лаконично.

— А оружие у них есть? — спрашивала она, услышав о созданных Козимо пожарных дружинах. — Учения они проводят? — Она уже думала о создании вооруженного ополчения, которое в случае надобности смогло бы принять участие в военных действиях.

Отец, наоборот, выслушивал все, молча кивая головой, и нельзя было понять, огорчают ли его новости о Козимо, или же он, весьма польщенный в глубине души, соглашается с похвалами, словно только и ждал повода вновь поверить в своего сына. Вероятно, это второе предположение было более справедливо, потому что через несколько дней отец оседлал коня и поскакал искать Козимо.

Встретились они на открытой поляне, окруженной невысокими деревцами. Отец сразу же увидел Козимо, но, не глядя на него, несколько раз объехал поляну. Козимо, прыгая с дерева на дерево, подобрался к самому краю поляны. Очутившись неподалеку от отца, он снял соломенную шляпу, сменявшую летом традиционную меховую шапку, и сказал:

— Добрый день, батюшка!

— Добрый день, сын!

— Как вы поживаете?

— Неплохо, если принять во внимание мои годы и недуги.

— Рад видеть вас в добром здравии.

— А я рад за тебя. Я слыхал, Козимо, ты немало делаешь для общего блага.

— Мне хочется защитить лес, ведь я здесь живу, батюшка.

— Знаешь ли ты, что часть леса мы получили по наследству еще от твоей покойной бабушки Елизаветы?

— Да, батюшка. В урочище Берлио. Там растут тридцать каштанов, двадцать два бука, восемь пиний и один клен. У меня есть копия всех кадастровых карт. Как один из владельцев леса, я и постарался объединить и поднять на его защиту всех заинтересованных лиц.

— Вот именно, — сказал отец, одобрив тем самым ответ сына. Потом добавил: — Мне сказали, что в это содружество входят всякие там пекари, огородники и кузнецы.

— Да, и они тоже. Люди самых разных профессий, разумеется честных.

— Известно ли тебе, что ты будешь иметь право, обладая герцогским титулом, повелевать вассалами из числа дворян?

— Я знаю одно: если мне приходит в голову больше идей, чем другим, я делюсь ими со всеми, а уж они вольны их принять или отвергнуть. Это и называется повелевать.

«И чтобы повелевать, нынче непременно нужно жить на деревьях?» Этот вопрос уже готов был сорваться у барона с языка. Но что толку ворошить эту историю? Он глубоко вздохнул, вновь охваченный своими невеселыми думами. Затем расстегнул перевязь, на которой висела шпага.

— Тебе уже восемнадцать лет... Для тебя наступила пора зрелости... Мне недолго осталось жить... — Он протянул шпагу, держа ее обеими руками за клинок. — Ты помнишь, что ты барон ди Рондо?

— Да, батюшка, я помню свое имя.

— Будешь ли ты достоин имени и титула, которые носишь?

— Я постараюсь быть достойным имени человека, а значит, и достойным всего, что дается человеку.