Князь вампиров - Калогридис Джинн - Страница 53

10 сентября

Жуткий, ужасный день. Всю ночь на восьмое сентября я провел у постели Люси и к утру был готов повалиться на пол и уснуть. Однако в лечебнице меня ждали кое-какие неотложные дела. К тому же нужно было осмотреть и принять нового пациента. Пока я занимался всем этим, наступил вечер. Вместо отдыха я поспешил в Хиллингем, чтобы провести очередную бессонную ночь, дежуря в спальне Люси.

Я обрадовался, застав ее одетой и в прекрасном настроении. Миссис Вестенра, сияя от счастья, рассказала мне, что к ужину дочь встала, спустилась в столовую и ела с отменным аппетитом. Замечательные новости! Они сняли немалый груз с души, но не могли побороть физического утомления. Люси принялась настаивать, чтобы я не доводил себя до крайности, а отправился спать в ее гостиную. Комната находится рядом и имеет общую дверь со спальней. Люси обещала, что в случае чего сразу же меня позовет.

Усталость поборола бдительность, и я согласился. Я мысленно успокаивал себя рассуждениями о том, каким успешным оказалось предпринятое Ван Хельсингом "переливание" и дополнительные меры защиты. Теперь мы в полной безопасности. И потом, профессор сам незримо присутствует в доме.

Я повалился на старинный диван и мгновенно заснул. Разбудило меня чье-то легкое прикосновение к моему плечу. Открыв глаза, я увидел Ван Хельсинга. Чуть улыбаясь, профессор глядел на меня.

– Думаю, вы хорошенько выспались, – понимающим тоном произнес он.

Я тут же стал извиняться, но профессор приложил палец к губам.

– Не надо корить себя, Джон. Вы очень устали и честно заслужили этот отдых. И потом, я нес дежурство, находясь вблизи комнат служанок и спальни миссис Вестенра. Ночь прошла тихо, никто не пытался проникнуть в дом ни через первый этаж, ни через второй. Не желаете ли пойти взглянуть на нашу подопечную?

Я охотно согласился, и мы отправились в спальню Люси.

Мы оба были уверены, что застанем девушку выспавшейся и отдохнувшей и порадуемся ее здоровому виду. В спальне царил полумрак. Подойдя к окну, я поднял жалюзи, открыв доступ солнечным лучам.

– Боже милостивый! – прошептал Ван Хельсинг.

Правильнее сказать – "с ужасом прошептал". Меня обдало таким страхом, что я закрыл глаза и остался стоять лицом к окну. Я уже знал, какое зрелище меня ожидает.

Однако я не мог навсегда замереть в такой позе. Скрепя сердце, я повернулся... Люси была серой, словно каменные стены Хиллингема, и такой же безжизненной. На мгновение мне подумалось, что она умерла.

К счастью, ее грудь едва заметно поднялась, и Люси с трудом втянула в себя воздух.

– Джон, дружище, теперь я прошу вас стать ее донором. Закройте дверь и сядьте. Я ненадолго отлучусь в соседнюю комнату, и, когда вернусь, мы повторим "переливание".

Я молча подошел и закрыл дверь, выходящую в коридор. Профессор удалился. Я сел и попытался дышать медленно и ровно, дабы успокоить свое бешено колотящееся сердце. Меня охватила невыразимая досада, к ней примешивалась совершенно абсурдная мысль: если Люси умрет, в этом буду повинен только я.

Ван Хельсинг вернулся в спальню, окруженный голубым свечением своей ауры. Я взглянул на Люси: ее изумрудная аура светилась очень тускло. Мне захотелось посмотреть на собственную ауру. Я вытянул руку, но так ничего и не увидел. (Позже Ван Хельсинг сказал, что у меня "очень здоровая" голубая аура с золотистыми островками.)

Каких-либо подробностей "переливания" мне не запомнилось, к тому же все произошло почти мгновенно, после чего профессор сразу отвел меня в гостиную и уложил на знакомый диван. Я выспался, съел более чем обильный завтрак, но все равно чувствовал себя заметно ослабевшим.

Бедняжке Люси полегчало, но не так, как в прошлый раз, когда ее донором был Артур. Меня это удивило, и я не преминул спросить об этом профессора, отдыхавшего в гостиной. Ван Хельсинг признался, что не стал забирать у меня слишком много "жизненной силы" (он употребил модное нынче индийское слово "прана").

– Учтите, что мистеру Холмвуду не надо тратить силы на войну с вампирами, – многозначительно добавил профессор.

Он вздохнул и печально уставился в холодный камин. Сколько страданий и душевной боли было в синих глазах профессора!

– Напрасно я втянул вас в эту битву, Джон. Я-то думал, что хорошо знаю противостоящую нам силу. Оказывается, я напрасно тешил себя иллюзиями. Все мои накопленные за долгие годы знания опрокинуты и опровергнуты. До сих пор у Влада не было возможностей творить зло где угодно и как угодно. Сила распятий всегда надежно отвращала и сдерживала его. Но минувшая ночь доказала обратное: Влад беспрепятственно проник в спальню мисс Люси. И если теперь он обрел возможность приходить и уходить когда пожелает, ни у этой несчастной девушки, ни у других его потенциальных жертв не остается никаких надежд. И у нас с вами – тоже. Больше чем кого-либо я стремился уберечь от Влада именно вас!

Его лицо превратилось в маску нестерпимой боли. Профессор сорвал с носа очки, швырнул их на диван, затем спрятал лицо в ладонях и... заплакал.

До какого же отчаяния довела судьба этого сильного, прекрасно умеющего владеть собой человека, если заставила его горько, безутешно рыдать! Видеть слезы профессора для меня было еще тяжелее, чем смотреть на угасающую Люси. Последние слова Ван Хельсинга не давали мне покоя. Почему я волную его больше, чем мать и жена?

Я растерялся, не зная, как и чем утешить профессора. Тогда я просто положил на его широкое плечо свою руку и тихо сказал:

– Профессор, вы сильно утомились, оттого положение и кажется вам совершенно безнадежным. Но подумайте: вы вновь спасли Люси. Пусть эта мысль вытеснит отчаяние. Вам тоже нужно выспаться и как следует поесть. Какие из нас защитники, если мы сами начнем падать от усталости и голода?

Ван Хельсинг взглянул на меня и упавшим, измученным голосом ответил:

– Не волнуйтесь за меня, Джон. Я обязательно отдохну и не забуду поесть. Сегодня я вместо вас буду дежурить в спальне мисс Люси. Возвращайтесь в Парфлит.

Он поднял руку, пресекая мои возражения.

– Не спорьте со мной. Не забывайте: сегодня вы очень уязвимы. Отдохнете, а завтра вернетесь и смените меня.

– Пусть будет по-вашему, – согласился я и встал, чтобы уйти.

– Постойте, Джон, – вдруг окрикнул меня Ван Хельсинг. – Должен вам признаться, что все эти дни я без конца взывал, умолял о помощи: и там, в вашем шропширском доме, и потом, когда вернулся в лечебницу. Я словно предчувствовал, в каком катастрофически безнадежном положении мы окажемся. Все знания, которые я собирал почти четверть века, вся сила, которую накапливал... ничего не помогло. Нам нужна иная помощь. Если она не подоспеет вовремя, тогда, сын мой, мы оба пропали.

ДНЕВНИК АБРАХАМА ВАН ХЕЛЬСИНГА

18 сентября

Дни мисс Люси сочтены. Вскоре она нас покинет. Я это вижу по ее бледному, хотя все еще миловидному лицу. Мы сделали ей новое "переливание", на сей раз донором был молодой, здоровый американец по имени Квинси Моррис. Внешне все говорит о тяжелейшей форме анемии: ужасающая бледность лица, не менее ужасающие синюшно-серые губы и десны, слабое, учащенное дыхание. Любой студент-медик скажет, что подобное состояние неминуемо приводит к смерти пациента. Но еще ужаснее наблюдать у Люси очевидные признаки перерождения: удлиненные боковые зубы, чувственное, сладострастное выражение лица во время сна и слабое, едва заметное темно-синее мерцание, которое я вижу в ее зеленой ауре.

События минувшей ночи опрокинули все знания, кои до сих пор я привык считать незыблемыми. Моя уверенность поколеблена, если не сказать – сметена. Каким же я был самоуверенным и глупым, когда считал, будто обладаю достаточной силой для расправы с Колосажателем... Теперь мне остается лишь расписаться в своей полной беспомощности и признать себя пустым местом. Это я-то, "знаток" вампиров, за несколько недель не сумел сделать ровным счетом ничего, чтобы спасти мисс Люси от посягательств Влада! В таком случае, что дельного я могу посоветовать всем, кто меня окружает и ждет моей помощи? Что я им скажу? "Немедленно уезжайте из Англии на другой конец света и живите в вечном страхе, ибо вампиры могут добраться до вас и там"?..