Дети вампира - Калогридис Джинн - Страница 9

Я с предельной осторожностью коснулся плеч Лайенса. Поскольку он стоял ко мне спиной, я не стал погружать его в состояние сладостного забытья. Падение сестры оказалось заразительным: меня не волновало, какими будут последние минуты этого борова.

Молниеносным движением я впился в шею Лайенса, почувствовав на языке обжигающе соленый вкус его пота.

Лайенс качнулся назад, завопив от боли и страха. Жужанна вырвалась из его рук и удобно устроилась на бархатных подушках, чтобы полюбоваться зрелищем. Собственная нагота ее ничуть не смущала. На губах сестры играла довольная чувственная улыбка.

Боже, прости меня... хотя я едва ли могу рассчитывать на Его прощение. Стыдно сознаваться, но сопротивление Лайенса приятно возбуждало меня и доставляло наслаждение. Англичанин бился, пытаясь освободиться, но я крепко держал его, снова и снова прокусывая толстую кожу. Наконец я добрался до вены, вонзил в нее зубы, и оттуда брызнула кровь.

Струя крови попала Жужанне на лицо и грудь. Смеясь, моя сестра открыла рот и стала ловить алые капельки с невинной радостью маленькой девочки, пытающейся поймать на язык снежинку. Но ее удовольствие было коротким, ибо я тут же припал к жизнетворному источнику и начал неистово пить. Вскоре Лайенс ослабел и прекратил брыкаться, а затем и вовсе повис на мне. Его сердце бешено колотилось, как у воробья, попавшего в силок.

Я продолжал пить, не обращая внимания на тяжесть его тела. Почувствовав, что Лайенс мертв, я сразу же оторвался от него. Труп англичанина грузно повалился на пол. У меня вдруг сильно закружилась голова. Я упал на диван, голова моя опустилась на подушки. Кровь моих жертв, перемешанная с шампанским, подстегнула мои мысли, и они понеслись.

Я закрыл глаза и провалился в сон. Теперь я уже был не жалким убийцей, пленником венских ночей, а простым смертным, ехавшим из Вены в Буда-Пешт. Стучали колеса поезда. Я лежал в темном купе, рядом с женой и ребенком, которому вскоре предстояло родиться... Знай я, какая судьба ждет меня в родных трансильванских горах, я бы ни за что туда не вернулся. Мы бы бежали даже из Европы. О Мери, моя дорогая Мери! Как же безрассудно я поступил, когда привез тебя прямо в логово чудовищного зла, о существовании которого даже не догадывался. Теперь мне остается лишь уповать на то, что ты и наш сын находитесь в безопасности и недосягаемы для Влада...

Сон продолжался. Я протянул руку к спящей жене. Мери шевельнулась. Золотистые ресницы дрогнули, веки медленно поднялись. Она открыла глаза... Каким удивительным спокойствием веяло от этих синих сверкающих очей, сколько любви было в них! Я заплакал и придвинулся к ней...

...оказавшись в коляске на лесной дороге, где нас настиг Влад. Глухо рычали волки, неистово ржали испуганные лошади. В. презрительно смеялся над нашей попыткой бегства, но вскоре его смех превратился в злобный крик, когда он увидел, как Мери, нацелив мне в грудь револьвер, пристально посмотрела на меня.

Взгляд жены был полон бесконечной любви и сострадания.

Выстрел. Едкий запах пороха. Острая боль, пронзившая сердце.

Но на этот раз я не умер. В своем полубезумном сне я сумел поймать тонкие белые пальцы Мери. Слезы хлынули у меня из глаз, когда ее руки призывно потянулись ко мне. Мери, живая, настоящая Мери; я держал ее в объятиях, уткнувшись в ее золотистые волосы, которые стали мокрыми от моих холодных слез. Меня охватила любовная страсть, какой я не знал при жизни. Даже смерть не смогла погасить моего желания.

Я уступил ласкам Мери, ее словам и овладел ею... или она овладела мною? Сладостная истома несколько остудила мою страсть, и в момент высшего наслаждения прекрасный образ Мери вдруг, дрогнув, исчез, а его сменило лицо нашей бывшей горничной Дуни.

Я испуганно закричал. Но истома вновь окутала меня своим покрывалом. Я увидел другой сон. И опять Мери была рядом, и я страстно ее желал. Я овладел женой и только потом осознал, что ее лицо перепачкано свежей кровью.

Во сне я пригляделся и снова закричал. Женщина, лежавшая рядом со мною, была не Мери. На этот раз, к моему величайшему ужасу, я обнаружил возле себя собственную сестру.

Кошмарный сон превратился в не менее кошмарную явь. Я открыл глаза и увидел, что Жужанна и в самом деле лежит в моих объятиях. Содрогаясь от стыда и отвращения, я отстранился от нее и, сев, огляделся по сторонам. Мы с сестрой находились на диване. Рядом, на полу, равнодушная к остывающим трупам, громко храпела полураздетая Дуня.

Поднявшись, Жужанна как ни в чем не бывало надела платье и принялась застегивать пуговицы, однако ее движения утратили кокетливую небрежность. С лица исчезла похотливая улыбка, оно стало серьезным и даже суровым, словно впервые за все это время Жужанна задумалась о последствиях содеянного.

Я лихорадочно натянул на себя одежду. Мой голос дрожал от стыда и ярости.

– Как... как ты посмела это сделать? Ты нарочно погрузила меня в сон. Но зачем? Разве тебе было мало любовных утех?

Свечи давно догорели, за окнами занимался серый рассвет. Ночь уходила, и вместе с ней таяла и сверхъестественная красота Жужанны. Нет, ее лицо не стало уродливым. Но синеватый отблеск волос, лунное сияние кожи, золотистые огоньки в глазах – все это поблекло. Передо мной была всего лишь привлекательная смертная женщина.

Жужанна ответила не сразу. Вначале она еще раз взглянула на Дуню, желая убедиться, что та продолжает спать.

– Я сделала это, чтобы спасти тебя, Каша, – тихо сказала Жужанна. – Чтобы спасти всех нас.

Заметив мое недоумение, она пояснила:

– Ты умер совсем недавно. Влад говорит, что пока еще от тебя могут быть дети. Ребенок, Каша. Мне всего-навсего нужен ребенок.

Всего-навсего! Я едва не застонал от ужаса: как Жужанна может спокойно говорить о принесении в жертву ее ребенка... нашего ребенка? Неужели она думает, что дитя, родившееся от кровосмесительного соития, будет в меньшей степени человеком? Или я буду меньше его любить? А может, она считает, что такого ребенка легче обречь на безрадостную, полную страданий судьбу?

Видя боль, написанную на моем лице, Жужанна повысила голос и попыталась оправдаться:

– При жизни я была слишком многого лишена. Не лишай меня этой радости. Или ты хочешь, чтобы он выследил твоего сына?

Я был противен самому себе. Мне не хотелось отвечать, и я отвернулся.

– Мне необходимо сообщить тебе, что Влад напал на твой след, – вдруг сказала Жужанна. – Он уже щедро заплатил твоему подручному... да-да, тому самому, что вчера вечером был здесь. После восхода солнца этот человек должен прийти сюда и расправиться с тобой так же, как поступал с телами твоих жертв.

– А почему Влад не поручил это тебе? – с горечью спросил я. – Намного проще было бы покончить со мной, когда я, беспомощный, лежал рядом с тобой. Что ж ты этого не сделала?

На прекрасном лице Жужанны появилось выражение откровенного удивления.

– Оказывается, ты не знаешь...

– Что я должен знать?

– Ни Влад, ни ты не можете уничтожить друг друга. Договор это запрещает. Мы можем умереть лишь от руки смертного человека.

Я молча размышлял над ее словами, пока сестра довольно резко не прервала мои раздумья.

– У тебя нет времени, Каша. Ты должен немедленно покинуть этот дом.

– Уж не с тобой ли вместе? – спросил я, чувствуя, как во мне опять закипает ярость. – К какой уловке ты прибегнешь теперь?

– Ни к какой.

Жужанна опустила голову. Впервые за все время нашей встречи я уловил в ее голосе неподдельную печаль.

– Каша, я не прошу тебя поехать со мной и даже не спрашиваю, куда ты намерен отправиться. Но я должна кое-что тебе сказать. Что бы ты обо мне ни думал, я любила и продолжаю любить тебя.

Она заглянула мне в глаза.

– К сожалению, Каша, твой разум слишком податлив. Тобой очень легко управлять. Влад нашел тебя здесь. Найдет и в другом месте. Он слишком силен, опытен и коварен, чтобы ты смог с ним справиться.

– Если все это правда, что ж он не явился убедиться в моей гибели сам? Почему послал тебя?