Горячий след - Верещагин Олег Николаевич - Страница 74

— Грррр… — услышал Олег рядом. А следующее, что он понял — мимо него тенями мчатся хрипло рычащие тени, и Станац кричит:

— Хха-ай, йих майком… — и дальше ещё что-то полузнакомое, свирепое.

Всё кончилось мгновенно. В свете прожектора Олег увидел, как кто-то запрыгнул на спину водителю машины и перерезал ему горло. Один из баргайцев стоял, прижавшись к стене, поднял руки к лицу — и Станац вспорол ему живот, потом — перерубил шею.

Уцелевшие женщина, мальчик и девочка жались к стене. Кто-то из девчонок подошёл к ним, начал что-то говорить. Ещё кто-то нагибался над убитыми уррвами. Баргайцы лежали мёртвые. Кровь растекалась в свете прожектора.

Подошёл Станац, вытирая лезвие кинжала о рукав куртки. Ноздри его раздувались.

— Брзо, — сказал он, кивая в сторону башни. И повысил голос: — Слом!

— Сло-о-м!!! — отозвались вокруг…

…Олег не помнил своего страха — кажется, он и не боялся. Они перебежали, уже не скрываясь, через небольшую площадь. Машины около освещённого входа. Изумлённо поднимающийся из-за мешков с песком солдат. Ещё один — в дверях, пытается достать висящий за спиной автомат. Взрыв гранаты. Ещё взрыв. Снова взрыв. Какой-то силой Олега вносит внутрь, в освещённый вестибюль. Из-за колонн стреляют, тело катится по широкой лестнице. Лопается лампа. Взрыв. Кто-то падает сбоку. Оглушительные очереди. Взрыв. Рукопашная — у входа в боковой коридор. Взрыв. Взрыв… Очереди…

Мальчишка "на автопилоте" свернул влево — вот она, дверь, про которую говорил Станац. Баргаец пытается её закрыть. Оглядывается. Карие глаза. Рот приоткрывается…Рука скользит по ручке.

Выстрел.

Перескочить через рухнувшее тело.

Лестница вниз. По ней поднимается второй баргаец — вскидывая автомат. Как они все медленно движутся… Револьвер Олег держал неудобно, у бедра. Из такой позиции попасть мог бы разве что киношный ковбой. Или реальный спецназовец. Олег не был ни тем, ни другим, но зато его "гном" был заряжен дробью. Через раз. Первому досталась пуля…

184.

С близкого расстояния весь заряд кучным снопом попал баргайцу в пах.

Уронив автомат, тот молча согнулся пополам, подался назад и покатился вниз по ступенькам.

Уже прыгая, Олег подхватил оружие, сунул револьвер в кобуру. На верхних этажах слышалась густая пальба и истошные крики на разных языках, мешавшиеся в какой-то невнятный вой. Временами со звуком выбиваемого пыльного мешка разрывались гранаты. Но всё это очень мало интересовало мальчишку. Его беспокоило лишь, что он остался один и может не справиться.

Подстреленный баргаец лежал внизу лестницы, на боку, перебирая ногами. Стонал — громко, надрывно — но не поднимался. Вообще-то — по правилам войны — его следовало пристрелить. Но стрелять в лежачего Олег не мог. Может быть, ему ещё предстояло научиться, но пока — не мог.

Держа автомат наперевес, он побежал по коридору, равнодушно, мельком удивляясь тому, как громко стучат ботинки. Двери камер были распахнуты, внутри (он быстро заглядывал туда, вертя головой влево-вправо) — пусто, чисто, прибрано.

В одной камере лежали трупы. Люди были голые. Трое людей, двое уррвов. У всех размозжены выстрелами в упор затылки.

Все — взрослые.

Дальше… На бегу Олег дозарядил револьвер.

Дверь. Внутри — трое и ещё одна дверь. Они как раз собираются выходить, кажется. Ещё не понимают, что произошло — неужели прошло всего несколько секунд?.. Назад, вбок, гранату — сорвать, внутрь…

Взрыв. Наружу — истошный вопль, дым… Внутрь… Олег перескочил через корчащееся тело, плечом впечатался во внутреннюю дверь, распахнул её.

Комната пыток.

Первое, что Олег увидел — Юркино лицо. Олег узнал его сразу, мгновенно узнал, хотя этот Юрка был с пеной на губах, с судорожно открытым ртом. Он выгибался и бился, распятый на стене между каких-то клемм с "барашками". Молча. Но истошно, истерически кричал ещё один мальчишка — скорчившийся в углу за спиной нагнувшегося над реостатом баргайца. Сбоку от баргайца — стол с инструментами, похожими на хирургические. У другой стены — в таких же зажимах — уррв.

Олег выстрелил в затылок начавшему поворачиваться баргайцу — голова того раскололась, он рухнул на стол, сбил его и вместе с ним повалился на пол. Мальчишка подскочил к Юрке, рубанул палашом кабель. Ударило — ударило так, что Олег выпустил палаш и закричал. Но Юрка с тяжёлым вздохом повис в зажимах, потом приподнял голову. Он был весь залит потом, смешанным с кровью из аккуратно нанесённых ран. Провёл языком по чёрным губам, глядя на ругающегося матом Олега.

И узнал его.

— Ы-ы? — выдавил он. Моргнул, тяжело поднял веки — видно было, что это стоит ему неимоверных усилий. Хотел ещё что-то сказать, горло задрожало, но явно не смог. Вместо этого Юрка расплакался — не бурно разрыдался, а просто по щекам потекли слёзы. Олег, продолжая ругаться, начал развинчивать барашки зажимов. Из пальцев опять потекла кровь, она мешалась с кровью Юрки.

— Русские на войне своих не бросают… — сказал Олег знаменитую фразу, чувствуя, что сейчас не выдержит сам — расплачется. — Не бросают, слышишь, Юр?! Нам домой пора. Домой…

— До… мой… — Юрка встал на ноги и, вскрикнув, чуть не упал. Олег понял, что пальцы на его ногах разбиты в кровь, хотел помочь, но Юрка, помотав головой,

185.

проковылял к столу в углу, взял графин, начал лить в себя воду, дрожа всем телом.

Олег быстро шагнул ко второму мальчишке. Тот перестал кричать и закрывался руками, весь дрожа, но Олег узнал Гаврилова. Хотел сказать что-нибудь подбадривающее… и вдруг понял, что Димка свободен.

На какой-то миг в голове у Олега воцарилась пустота. Он переводил взгляд то на мальчишку, то на рассыпанные на полу вокруг тела палача инструменты, среди которых были солидные ножи. Он же мог… он мог…

Олег сам не понял, как и когда с дикой, неконтролируемой силой почти поднял Гаврилова над полом:

— Почему ты не бросился на него со спины?! — заорал Олег, встряхивая Гаврилова за плечи. Лицо Димки перекосилось:

— Я боялся… — пролепетал он.

— Чего?! — продолжал орать Олег. — Ну чего ты боялся?!

— Что бу-бу-будет хуже-е-е-е… — Гаврилов разревелся, вытирая лицо обеими руками сразу.

— Хуже чем что? — опешил Олег, выпуская мальчишку. — Он собирался вас не просто убить — он собирался вас запытать! Сначала Юрку, потом — тебя! И ещё его! — он ткнул в сторону уррва. — Куда ещё хуже?!

Но Димка не отвечал — только ревел и икал, не отнимая ладоней от лица.

— Оставь его, — сказал Юрка, развинчивая зажимы на руках уррва. Ленниадец тихо хрипел. — Оставь, он не виноват, у него просто не хватило смелости. Это бывает… Это же не у всех получается… чтобы быть смелым всегда…

— У него наверняка хватало смелости издеваться над теми, кто ничем не мог ответить! — рявкнул Олег. — Над учителями в школе или над малышнёй в парке! И наверняка он думал, что это круто! Знаю я таких! Трус паршивый! Сидел тут при кухне, пока ты воевал! — неожиданно для самого себя он ударил Димку по лицу тыльной стороной ладони так, что тот отлетел обратно на топчан и тихо заскулил, подтягивая коленки к оплывающему кровью лицу, даже не делая попытки подняться.

— Не смей! — крикнул Юрка. Но Олегу уже и самому стало непередаваемо мерзко. Он посмотрел на свои перепачканные Димкиной кровью и кровью палача руки — и глубоко втянул воздух ртом, на миг прикрыв глаза. — Бьёшь его за то, что он не смог быть таким же смелым, как ты?! — в голосе Юрки звенел гнев. — Это подло!

Олег с удивлением посмотрел на этого фарцовщика тамбовскими долларами. Пёстрый от синяков, с распухшими губами, он стоял прямо и, глядя в глаза Олегу, наощупь продолжал крутить туго стянутые "барашки".

Ну как ему объяснить, что это неправильно? Что обратно в их мир вернутся Генка Жуков и Димка Гаврилов — малолетние, но — как ни крути! — уже многообещающие трусы и подонки. И не вернутся — отважный и гордый Игорёк Марков, трудолюбивый и добрый Игорь Парушев, верная и смелая Светка Крыгина… Остались в мирах, которые им больше подходят… Да, конечно — вернутся и Артур Волков, и Борька Ковалёв, и Сашка Ромина, и Оля Томилина, и Кирилл Сигаев, и Макс Караваев, и сам Юрка… и все остальные — пусть и не такие замечательные, но хорошие… и даже Генку с Димкой всё равно ждут дома, и надеются, и вообще…