Горячий след - Верещагин Олег Николаевич - Страница 69

Марат не ответил.

А чубатый парнишка — кажется, Димка — запел возле огня, высоко и бесшабашно:

— Когда мы были на войне,

Когда мы были на войне,

Там каждый думал о своей

Любимой или о жене…

И стало совсем тихо. Даже ковыль умолк. Только рвался голос — всё отчаянней и отчаянней:

— И он, конечно, думать мог,

Да, он, конечно, думать мог,

Когда на трубочку глядел —

На голубой её дымок…

Как ты тогда ему лгала,

Как ты когда-то всё лгала,

А сердце девичье своё

Давно другому отдала…

И голос- взвился совсем высоко, непередаваемо:

— И он решил: "Я пули жду,

Я только меткой пули жду,

Чтоб утолить печаль мою

И чтоб пресечь нашу вражду!"…

Когда мы будем на войне,

Когда мы будем на войне —

Навстречу пулям полетим

На вороном своём коне…(1.)

Ожил костёр. Зашумел ковыль. Кто-то сказал:

— Да-а… — с выдохом.

— А ну-ка… — Марат вдруг подмигнул тому мальчишке, который нарезал мясо: — Что-то мы загрустили… Давай, братишка!

— Даю! — охотно откликнулся он, вскакивая. Тряхнул головой. Упёр руки в бока…

— Между нами,

дикарями,

говоря —

Спать в кровати —

Значит, тратить время зря!

Нам под крышей

Плохо спится, душно нам!

Надо, братцы, разбегаться по лесам!

И у края пропасти,

И у тигра в пасти,

Не теряйте бодрости

И верьте в счастье!

_________________________________________________________________________________________________________

1. Казачья песня XIX века.

171.

Олег ощутил, что песня будит в нём что-то такое… что-то, чем он не мог подобрать название. А ребята и не подбирали. Раз — и около костра уже выплясывали какой-то первобытный танец — прыжок-наклон-удар ногой-взмах головой-рывок руками и всем туловищем — и снова то же самое — человек шесть. Два — и мальчишка взлетел на плечи двух других ребят, встал на ноги, не держась руками и не переставая распевать:

— Между нами,

дикарями,

говоря —

Захотелось

Антрекотов в сухарях!

Жизнь лесная

Возбуждает аппетит,

Хоть черникой и брусникой рот набит!

— И у края пропасти,

И у тигра в пасти,

Не теряйте бодрости

И верьте в счастье! — грянул уже целый дурашливый хор. И следующий куплет орала тоже дюжина мальчишеских глоток, а вокруг огня мчался круг хоровода, и земля гулко отвечала ногам, а галстуки казались пляшущими вместе с ребятами языками огня:

— Не пугают

Нас ни стужа и ни зной!

Только летом

Всё же лучше, чем зимой!

И в июле

Нет ни тени декабря,

Между нами, дикарями, говоря!

Коло, вспомнил Олег. Это называется не хоровод — хоровод у девушек, а это коло. Мужской танец. Перед битвой. Руки на плечи — и вместе вокруг огня… Интересно, они-то знают об этом? Наверное — нет, наверное, им просто весело этой ночью у огня…

— И у края пропасти,

И у тигра в пасти,

Не теряйте бодрости

И верьте в счастье!..

… - Скоро рассветёт, — Марат сорвал былинку ковыля, закусил. — Тебе пора…

— Ещё встретимся? — полувопросительно сказал Олег. Марат пожал плечами:

— Наверное. Почему нет?

— Погоди, я послушаю… — Олег повернулся в сторону полупогасшего костра, возле которого почти все уже спали, только Димка напевал негромко, а человека два-три слушали:

— Я по совести указу

Записался в камикадзе.

С полной бомбовой загрузкой лечу.

В баках топлива — до цели,

Ну, а цель, она в прицеле,

И я взять ее сегодня хочу.

Рвутся нервы на пределе —

Погибать — так за идею.

И вхожу я в свой последний вираж.

А те, которые на цели,

Глядя ввысь, оцепенели:

Знают, чем грозит им мой пилотаж!

Парашют оставлен дома,

На траве аэродрома.

172.

Даже если захочу — не свернуть.

Облака перевернулись,

И на лбу все жилы вздулись,

И сдавило перегрузками грудь.

От снарядов в небе тесно,

Я пикирую отвесно,

Исключительно красиво иду.

Три секунды мне осталось,

И не жаль, что жил так мало,

Зацветут мои деревья в саду!

Не добраться им до порта,

Вот и все. Касаюсь борта,

И в расширенных зрачках отражен

Весь мой долгий путь до цели,

Той, которая в прицеле.

Мне взрываться за других есть резон!

Есть резон своим полетом

Вынуть душу из кого-то,

И в кого-то свою душу вложить.

Есть резон дойти до цели,

Той, которая в прицеле,

Потому что остальным надо жить!(1.)

* * *

— Возьмёшь меня с собой?

Максим подкидывал скрамасакс и ловил за рукоятку. Подкидывал и ловил снова, и опять — подкидывал и ловил… Стоял небрежно, уверенно, но в глазах была просящая робость и страх отказа.

Олег оторвался от рассматривания начерченной Степаном карты. И сам понял, что взгляд, которым он смерил Максима, получился не слишком-то приятным — высокомерным таким… Максим вспыхнул и вздёрнул подбородок. Начал:

— Я…

— Конечно, пошли, — кивнул Олег. — Возьмёшь мою двустволку… Саш! — он повысил голос, обращаясь к девчонкам, которые собирали вещи в дорогу парням. — Макс идёт с нами! Отдай свою пушку Кирке пока!

— Поняла! — Саша махнула рукой и что-то сказала сидящему рядом на корточках Артуру.

— Спасибо… — горячо начал Максим, но Олег отмахнулся без наигрыша:

— Не надо слов… Иди собирайся.

Подошёл Борька — донельзя довольный. Следом за ним важно поспевал Тимка, неся кожаный кошель.

— Я лошадей продал, — деловито сообщил мальчишка, садясь по-турецки и ставя ружьё между колен. Олег отвлёкся и поднял бровь; Тимка подтвердил сказанное яростными кивками — мол, продали-продали, точно! Олег осмотрелся — неподалёку какие-то двое товарищей будённовского вида осматривали четырёх коней, бросая в сторону Борьки опасливые взгляды.

— Не сильно обобрал? — только и смог спросить Олег рыжего нахала. Тот молча взял у Тимки кошелёк и высыпал из него на ладонь два десятка ровных, хорошей чеканки, золотых монет. Олег взял одну и обнаружил, что это червонец Евразийской Советской Республики, выпущенный в 26 году Революции и содержащий 15 грамм золота пробы 0,924. На одной стороне червонца был герб, похожий на старый герб СССР, только с мечом посередине. На другой — профиль Сталина.

Судорожно крякнув, Олег быстро убрал монету и сказал:

— Ну, продал, так продал… — приподнялся, сделал вопросительное лицо в сторону будённовцев. Те немедленно замахали руками: мол, всё в порядке, толь-

_______________________________________________________________________________________________________

1. Слова Александра Розенбаума

173.

ко эту рыжую холеру к нам больше не подпускайте…

Борька не уходил. Олег посмотрел на него и со всей возможной мягкостью сказал:

— Борь, ну нет. Не возьму я тебя.

— Ладно, я понимаю… — прошептал тот и на миг спрятал глаза, но потом распрямился: — Ну мы пошли.

Олег, хмурясь, глядел ему вслед. Потом просто рассеянно обвёл лагерь взглядом. Нашёл Генку Жукова. Он сидел на небольшом пригорке и смотрел куда-то в сторону, через ковыли. Олег поймал себя на мысли, что по-прежнему не испытывает к этому мальчишке ничего, кроме равнодушия. Говорят, что легко осуждать тех, кто не смог стать героем, когда сам ничего тяжкого не испытал. А если испытал? Испытал, вынес, прошёл? Не осуждать всё равно?.. А он и не осуждает.