Черная Салли - Кальма Н. - Страница 9

Бабушка улыбнулась:

– Ну, так и быть. Приходите завтра под вечер, я буду продолжать.

ПОБЕГ

– На чем же я остановилась в прошлый раз? – Бабушка наморщила лоб.

Вокруг нее под вязом лежали и сидели ребята. Для Чарли выкатили во двор кресло, а Тони примостился рядом с ним на низенькой скамеечке. По небу шли круто завитые облака, на Гудсоне кричали пароходы. Где-то там, за рекой, шумно дышал огромный город.

– Ирландец Кеннон нагнал Джима Бэнбоу и сказал ему: «Спокойней, не ерепенься, паренек!»

Беппо в точности повторил басом интонацию бабушки.

– Помню, помню! – обрадовалась она.

… Итак, значит, Кеннон подошел вплотную к Джиму; он глядел на него с пьяной усмешкой и звенел парой ручных кандалов.

– Бэнбоу, хозяин отправляет вас на свои восточные плантации. – Улыбающееся лицо О'Дей-на придвинулось к самому лицу Джима. – Мулы уже запряжены, не заставляйте нас ждать, сэр.

Кеннон ухватил мулата за плечо:

– Ну же, поворачивайся, черномазый!

Как! Его, Джима, хотят разлучить с Джен, с дочкой? Круглое шоколадное личико Салли встало перед глазами мулата. Нет, так просто он не дастся им в руки!

Ловко повернувшись, мулат вышиб из рук Кеннона кандалы, но О'Дейн, подстерегавший каждое его движение, набросился на него сзади и повалил на землю. Падая, Джим увлек его за собой. Два яростно борющихся тела катались по вспаханной земле, подымая клубы пыли. Кеннон бегал вокруг дерущихся, норовя ударить Джима ногой. И мулат и О'Дейн были одинаково сильными людьми, поэтому наверху оказывался то один, то другой. Наконец Джиму удалось высвободить одну руку. Он дотянулся до лежавшей в пыли мотыги. Одного удара было достаточно для того, чтобы оглушить О'Дейна. Увидев, что товарищу не повезло, Кеннон бросился бежать к дому, крича во все горло:

– На помощь! Убивают! Спасите!…

Джим поглядел кругом. Со всех сторон на крик бежали люди. Широкополые шляпы колыхались над бегущими.

– Джен, Салли… – пробормотал мулат и бросился в сырую чащу леса.

Были спущены все сторожевые собаки. Паркер вместе с лучшими стрелками обыскал каждый кустик в лесу, каждую канаву. Кеннон и очнувшийся О'Дейн рыскали, как гончие. Им обоим хотелось заполучить Джима и свести с ним счеты.

Хозяин съездил к судье и составил с ним объявление с подробным описанием примет Джима Бэнбоу. Но мулат исчез бесследно. Прошло несколько дней, и Паркер решил, что бежавший невольник утонул в лесном болоте.

– Собаке – собачья смерть! – сказал он.

Бедная Джен плакала не переставая. Салли ходила пришибленная, молчаливая. Она уже понимала, что случилось что-то страшное.

От огорчения Джен один раз пересолила суп, в другой – не положила соли вовсе. Паркеру это надоело. Он выбежал из-за стола разъяренный; салфетка болталась у него на шее.

– Довольно реветь! – заорал он. – Ты мне своими слезами портишь суп, проклятая плакса! И ты и твой муженек – одна шайка. Хорошо, что хоть одного черт унес!

Джен дрожала от негодования, у нее посерели губы, но она ничего не ответила и, опустив голову, вышла в кухню. Там у стола стоял рыжий мальчик лет десяти, с длинным кнутом в руках. Солома запуталась в его красных волосах, руки и босые ноги были исцарапаны, как будто мальчик продирался сквозь колючий кустарник, растущий в горах.

– Которая будет Джен-стряпуха? – спросил он простуженным голосом.

– Это я, – удивленно сказала Джен.

Мальчик поднялся на цыпочки и шепнул ей что-то на ухо.

Джен громко охнула.

– Тсс… ничего страшного… Есть для вас новости, – сказал мальчик.

Он оглядел кухню. Тетка Харри мыла кастрюли, две молодые негритянки стирали белье и зубоскалили.

– Выйдем куда-нибудь, – шепнул он Джен.

– Салли, посиди здесь, я скоро вернусь, – торопливо сказала негритянка и вместе с мальчиком скрылась за дверью.

Когда Джен вернулась, ее черное лицо сияло. Она на ходу поцеловала тетку Харри и зашептала ей что-то на ухо. Потом запела было какую-то песню, но тотчас же умолкла. Салли удивленно глядела на мать: с тех пор как исчез отец, мама так не улыбалась.

Джен взяла дочку за руку и повела ее в сад, к кустам шелковицы, росшей у изгороди. Здесь их никто не мог увидеть. Она села на траву и посадила Салли на колени.

– Послушай, дочка, – сказала она серьезно, – ты теперь уже большая и должна мне помогать.

Салли насторожилась. Мать еще никогда не говорила с ней таким тоном.

– Я должна уйти из дому, – продолжала Джен. – Сейчас я не могу взять тебя с собой, понимаешь? Но через два дня я и еще кто-то, кого ты любишь, придем за тобой.

– Папа! – вскрикнула Салли. Джен зажала ей рот:

– Тсс… молчи… Ты будешь пока жить у тети Харри, я с ней обо всем договорилась. А потом тетя Харри скажет тебе, что надо сделать, чтобы увидеться со мной.

Джен глядела на дочку. У девочки было задумчивое и спокойное лицо.

– Ты понимаешь меня? Ты не будешь плакать?

– Не буду, мама, – серьезно сказала Салли. – А ты вернешься за мной?

– Конечно, вернусь, смешная моя дурочка. – И Джен принялась без конца целовать дочку.

Вдруг из кустов раздалось отчаянное кудахтанье.

– Это меня зовут, – сказала Джен. – Смотри же помни, что ты мне обещала.

Она в последний раз поцеловала Салли и убежала.

СТО ПЯТЬДЕСЯТ ДОЛЛАРОВ НАГРАДЫ

Было уже темно, когда Салли решила выйти из своего убежища. Девочка на цыпочках подошла к открытой кухонной двери. В кухне никого не было, огонь в очаге погас, на столе стояла немытая посуда. На крыльце, съежившись, сидела старая негритянка тетка Харри и тихо всхлипывала.

Увидев Салли, она взяла ее за руку:

– Пойдем, бедняжка моя, я тебя уложу спать вместе с моими ребятами. Живи пока у меня, только смотри не попадайся хозяину, а то он всех нас сживет со свету.

Хижина тетки Харри была такая же, как у всех негров на юге Америки: несколько кольев, воткнутых в землю, а поверх них – пальмовые листья, набросанные для защиты от дождя и солнца. Прямо на земле валялись одеяла, и тут же стояла каменная ступка, в которой толкли кукурузные зерна; к одному из кольев были подвешены связки красного перца.

Дети тетки Харри спали: из-под одеял торчали только черные курчавые головы.

Старая негритянка взяла из очага щепотку золы и бросила ее на порог.

– Это чтоб не пришел к нам злой человек, – объяснила она Салли, – самое верное средство.

Салли улеглась рядом со старшей девочкой и тотчас заснула. Ей снилось перекошенное злостью лицо Паркера, и ночью она несколько раз вскрикивала. Тетка Харри подходила к ней и испуганно бормотала какие-то заклинания.

Утром Салли проснулась печальная. Ей нельзя было попадаться на глаза хозяину, поэтому она бродила на задворках усадьбы. Здесь были конюшни, где стояли мулы и лошади хозяина, сараи, где хранились косилки, машины для выжимания сахара, упряжь… В старом амбаре осенью помешался склад табака. Вокруг амбара росла высокая трава, и Салли уселась в тени. Где-то неподалеку надсмотрщик ругал негра. Девочке хотелось плакать. Где папа и мама? Почему они не взяли с собой Салли?

Но девочка вспомнила свое обещание и мужественно удержалась от слез.

Медленно тянулся день. В обед тетка Харри дала Салли пару кукурузных лепешек.

– Это все, что у меня есть. Кушай, детка. Только, когда откусишь первый кусочек, скажи громко: «Ем не я, ест старый Дун». Это чтоб тебя не сглазили.

– Ем не я, ест старый Дун, – машинально повторила Салли.

Она удивленно глядела на негритянку. Ее родители не были суеверны и смеялись над приметами старых негров.

После обеда прискакал посланный от шерифа. Он привез еще сырое, пахнущее типографской краской объявление: