Черная Салли - Кальма Н. - Страница 1

Н. Кальма

Черная Салли

МОКРИЦЫ В КЛАССЕ

– Нэнси Гладсон, у тебя снова лужа под партой?

– Да, мэм, крыша опять протекла над моим углом.

Ночью шел дождь, и ветхое здание школы промокло насквозь. В углах проступила пышная зеленая плесень. Платья учеников отсырели, но никто из ребят не обращал внимания на такие мелочи. Все уже привыкли к тому, что после дождя в классе стоят лужи и вся школа бывает пропитана особенно крепким запахом сыра и соленой рыбы. Дело в том, что раньше в этом помещении был склад бакалейных и гастрономических товаров. Из-за ветхости строения склад перевели в другое место, но городской совет Нью-Йорка решил, что здесь можно с успехом открыть школу для бедных.

Только что начался урок арифметики. На доске висела таблица умножения, и учительница негритянка перелистывала классный журнал.

На второй парте крайний слева, Тони Фейн, давно уже приглядывался к плесени на стене: нельзя ли попробовать разводить в углах шампиньоны? Он шепотом сказал об этом Нилу Аткинсу.

– Чепуха! – ответил Нил тоже шепотом, потому что учительница глядела на него. – Посмотри лучше, что я набрал по стенам.

Он протянул Тони спичечную коробку, наполненную мокрицами. Мокрицы были в панике: они налезали друг на друга и совсем не желали сидеть в таком сухом помещении. С соседней парты перегнулся Стан Скаржинский:

– Что ты будешь с ними делать, Нили?

– Бег?, – ответил Нил и пальцами показал на парте, как будут бежать мокрицы.

– Я бы лучше поглядел их под микроскопом, – сказал Тони. – В прошлую пятницу я смотрел в микроскоп на бациллу, так…

Он не договорил. Раздался пронзительный визг. Мэри Роч вскочила со своего места, махая в ужасе руками:

– Ай, уберите эту гадость! Ай, она ползет на меня!… Ай, ай, ай! Вот она, у меня на платье!

Учительница поспешила на помощь первой ученице, но ее опередил Чарли Аткинс. Мальчик проворно снял с платья подруги двух мокриц, упущенных Нилом.

– Ну, чего ты ревешь? Перестань! Ведь это мокрицы. Они же не кусаются… Вот, смотри, я беру их в руку…

Но Мэри плакала все громче и никак не соглашалась поглядеть на «эту гадость». Чарли потихоньку совал ей свой носовой платок – утереть слезы. Мэри мотала косами, отворачивалась и даже толкалась острым локтем.

– Теперь, когда мы покончили с мокрицами, перейдем к арифметике, – сказала учительница. Ее темно-коричневое лицо сохраняло добродушное выражение.

Ребята заулыбались. Все они любили учительницу Флору Аткинс. С ней было легко и приятно заниматься: она никогда не повышала голоса и терпеливо объясняла, если кто-нибудь не понимал. В Ямайке – предместье Нью-Йорка – негритянка Флора Аткинс пользовалась общим уважением, и вся ямайская беднота стремилась отдать своих детей в ту школу, где она преподавала.

– Повторим вместе таблицу умножения, – сказала миссис Аткинс, оглядывая класс.

Из-под парт торчали ноги, большей частью в рваных или заплатанных ботинках, виднелись линялые ситцевые платья и заштопанные на коленках чулки. Белые, смуглые, черные лица ребят были повернуты к учительнице. Здесь сидели дети почти всех национальностей, населяющих Нью-Йорк: негры, итальянцы, поляки, евреи.

Флора Аткинс знала каждого из своих учеников: кто чем интересуется, с кем дружит, кто его родители. Она знала, что белый мальчик Тони Фейн – сын слесаря – очень вдумчивый и спокойный, что он увлекается техникой и естественными науками и дружит с ее Нилом. Нил – ужасный шалун, но, в общем, вовсе не плохой мальчик, хотя ему далеко до старшего брата – Чарли. Чарли уже сейчас помогает дома, совсем как взрослый.

Глаза Флоры Аткинс отыскали черное широкоскулое лицо сына.

Чарли в унисон с Мэри Роч повторял таблицу умножения, и оба они в такт размахивали руками:

– Шестью шесть – тридцать шесть, шестью семь – сорок два…

Учительница дирижировала этим хором, а сама между тем продолжала думать. Мэри Роч учится лучше всех. Она как будто дружит с Чарли, вернее, позволяет ему с собой дружить. Мэри – белая девочка. Она одета лучше всех в классе, и мать у нее, кажется, состоятельная женщина. А вон там виднеется худенькое личико Стана Скаржинского. Стан такой вспыльчивый и нервный: чуть что, он сердится, кричит, а потом долго не может отдышаться. Отец Стана работает в типографии, но сейчас он тяжело болен. Нужно будет занести ему бульону.

– Семью семь – сорок девять…

Ребята продолжают хором твердить таблицу умножения. Учительница различает в этом хоре завывание Нэнси Гладсон, светлой мулатки, лакомки и лентяйки, и ее друга – маленького итальянца Беппо Манигетти. Беппо ловок, как обезьяна, у него умное, подвижное лицо, и он любит изображать разные сценки из жизни. Однажды Флора Аткинс видела, как он изображал ее самое. Надев вырезанный из бумаги воротничок, Беппо говорил важным голосом:

– Ну, дорогие друзья, возьмем глаза в руки, а уши – в зубы и повторим эту задачу на вычитание…

Тут миссис Аткинс вспоминает о сюрпризе, который она готовит своим ученикам.

– Девятью девять – восемьдесят один! – выкрикивает класс одним дыханием, и все смолкает.

– Хорошо, – говорит учительница. – Теперь, прежде чем мы займемся дробями, я должна сказать что-то, что вас обрадует.

Класс настораживается. Шеи вытягиваются. Стан кладет локти на плечи Чарли. Беппо лезет на парту, чтобы лучше слышать, что скажет миссис Аткинс.

– По-моему, все вы очень недурно учились в эту четверть, – говорит миссис Аткинс. – Ленивые перестали лениться, а старательные стали еще старательнее. Я сказала об этом директору, и директор прислал нам две ложи в цирк… Тсс… тише! Дайте мне досказать… Стан, не кричи! Беппо, слезь с парты, пожалуйста… Если вы не замолчите, я больше ничего не скажу.

Класс на минуту стихает.

– Итак, у нас есть две ложи в цирк на сегодняшнее представление, – продолжает учительница, – вы придете сюда к шести часам.

– Билеты! – кричат ребята. – Покажите билеты!

Многие из них никогда в жизни не видели билетов в цирк. Вот они – розовые бумажки, открывающие двери в мир чудес, который они знают только по афишам. Мэри Роч оттопыривает нижнюю губку.

– Подумаешь, как интересно! – говорит она презрительно. – Я, наверное, уже раз десять была в цирке.

– Хвастает, ставлю пять пенсов, что хвастает, – шепчет Нил.

– Тогда уступи мне твой билет, – просит Беппо, – я поведу нашу Франческу. Она еще никогда не была в цирке.

– Зачем? – пожимает плечами Мэри. – Мама всегда говорит: «Дают – бери». Нет, билет мой, я тебе его не отдам.

– Вот жадина!

– Оставь ее. Не видишь разве: ей самой хочется пойти с нами, – примирительно говорит Чарли.

ПОВАРИХА РОЧ

– Внимание! На прошлом уроке я объясняла вам простые дроби, – говорит учительница, – итак…

Однако в этот день дробям не везет. Раздается стук в дверь, и Беппо, выглянув, объявляет, что какая-то дама хочет видеть учительницу Флору Аткинс.

– Дама?

– Да, мэм, вот этакая дама. – Беппо очертил в воздухе огромный круг.

Миссис Аткинс закрыла учебник арифметики: – Прошу вас сидеть тихо, пока я переговорю с посетительницей.

Она вышла из класса, притворив дверь. Но ветхие стены пропускали не только воду, но и звуки, и весь класс от слова до слова слышал все, что говорилось в коридоре.

– Вы – здешняя учительница Аткинс? – раздался каркающий голос, выходивший как будто из бездонной бочки.

При первом звуке этого голоса Мэри встрепенулась и подошла ближе к дверям.

– Да, я преподаю в этой школе, – отвечала учительница.

– Я хотела поговорить с директором, но его сейчас нет, а я слишком занята, чтобы ходить дважды по такому делу, – продолжал каркающий голос. – Моя фамилия Роч.