Случайный президент - Шеремет Павел - Страница 20

Вернулись мы в Минск, ночью перегнали материал в Москву, а утром я улетел в Болгарию — отдохнуть дня на три. Ничто не предвещало грозы.

26 июля

Чартерным рейсом авиакомпании «Белавиа» в субботу вечером я возвращался в Минск. С коллегами из белорусского телевидения распили пару бутылок вина и гадали, что могло бы произойти в Минске за недолгое время нашего отсутствия. Кто-то пошутил: в аэропорту, что как потенциального врага народа Шеремета уже ждут пограничники с таможенниками....

Первая тревога посетила меня как только вышел на трап. Он был был оцеплен пограничниками и людьми в штатском, однако, пока шли толпой к аэровокзалу, никого не тронули. Но едва вошли в здание,как появился начальник пограничного поста «Минск-2» полковник Луцкевич, и вот тут-то я понял, что дожил до крупных неприятностей. Полковник

шел мне на встречу со странной улыбкой на лице. (Этот целлофаново-настороженный оскал я буду помнить еще долго).

Луцкевич вежливо попросил пройти, но не на контрольный пост, а в соседнее помещение. Там нас уже ждали: пограничиник и двое в шататском. Офицер представился старшим лейтенантом Пашко.

18.30 Пашко вручает мне повестку с приглашением явиться в Главное управление пограничных войск к шести часам вечера. Расписываюсь в получении итут же двое в штатском выводят меня на улицу и по всем правилам оперативного задержания запихивают в «Жигули». «Боевое прикрытие» обеспечивали сотрудники спецслужбы пограничных войск.

18.45 Люди в штатском задерживают в здании аэровокзала водителя нашего бюро Ярослава Овчинникова. Забирают документы, ключи от автомобиля и без объяснений усаживают в специальную машину.

19.00 — Группа оперативников входит в квартиру оператора Дмитрия Завадского. В доме отмечали день рождения его сына. Были гости, дети. Дмитрий сориентировался быстро, подписывать повестку отказался и успел позвонить в наше бюро, предупредить, что его куда-то увозят.

В общем, операция по «захвату группы особо опасных журналистов» была проведена безукоризненно четко — три дня никого не трогали, дожидались, пока я вернусь.

Нас сразу повезли в Ошмяны. Даже в туалет водили с сопровождением — один становился за спиной, второй перекрывал выход из туалета, а старший лейтенант Пашко — рядом, слегка наклонившись и внимательно рассматривая то, что ниже пояса.

— Ты что, извращенец? — не стерпел я.

— А вдруг ты там чего-то перезаряжаешь...

Допрашивали нас до часу ночи. Спать разрешили в относительной свободе — в гостинице погранотряда, но звонить не позволяли. Заснули ближе к утру и больше, до 8 октября, не виделись друг с другом.

А в 2 часа ночи Пашко позвонил в наше бюро, где дежурил Дмитрий Новожилов и подтвердил: Шеремет, Завадский и Овчинников задержаны и находятся в Сморгони.

Дмитрий Новожилов: «Когда раздался звонок, я не спал. После странного звонка Дмитрия Завадского мы пытались выяснить в милиции, КГБ, у пограничнико — где ребята? Но никто ничего не говорил. И тут звонит какой-то старший лейтенант. Он скороговоркой выпалил, что все трое сотрудников Белорусского бюро ОРТ находятся в Сморгони у пограничников. Я успел спросить, когда их отпустят, но он бросил трубку».

27 июля

Утром 27 июля оперативный дежурный Государственного комитета погранвойск сообщил, что нас содержат под стражей в Сморгони. Но еще больше суток никто из родных, друзей и коллег не знал, что происходит.

Допрашивать нас начали с 9 утра. Дознаватели уже показали видеозапись программы «Время» за 23 июля с сюжетом о снятии Кречко с должности начальника Таможенного комитета. Я сам, кстати говоря, впервые увидел свой сюжет, поскольку в Болгарии, на отдыхзе, было не до родного ОРТ. В сюжете было три «криминальных» кадра: скамейка, забор и шлагбаум, снятые с литовской территории.И Из-за них-то нам и предъявили обвинение в «незаконном, умышленном, совершенном по предварительному сговору группой лиц повторно» переходе государственной границы. Я никак не мог понять — почему «повторно» — сюжет-то один. Оказывается, «сходили туда, вернулись обратно — вот вам и повторно!»

После обеда нас повезли в Ошмяны, на границу, на следственный эксперимент. Слава ехать отказался. И правильно сделал: меньше с ними разговариваешь — целее будешь.

Появился главный дознаватель — подполковник Страх. С утра нас запугивали этим самым Страхом: мол, он наводит ужас на пограничников и нарушителей, «только посмотрит своими пронзительными глазами и человек сразу всю правду рассказывает». Вообще-то, Страх и правда оказался страшноватым: низенький, худой, с мутными глазами и рыжими усами. Всю жизнь прослужил на Дальнем Востоке и, похоже, помешан на ловле шпионов. Но нам-то в чем каяться? — а потому гипнотические чары Страха впечатления не произвели.

Подполковник по телефону докладывает о ходе расследования, отмечает детали: «Держатся спокойно, мирно. Ничего не помнят. Будет непросто». В Минске долго совещаются. Часов в шесть вечера один из дознавателей шепотом сообщает, что нас троих арестуют и отправят в следственный изолятор, но еще неизвестно куда — в Минск или Гродно. Часа через два официально объявили о том, что мы задержаны по подозрению в нарушении границы. Репрессивная машина завелась и сделала первый оборот.

Ничего хорошего от Лукашенко я не ожидал, разве что провокаций — подкинут, например, оружие или наркотики, предвидел давления на близких и, в общем-то понимал — работать в этой стране мне больше не дадут. Но, чтобы бросили в тюрьму... К этому я не был готов. И вот: крепкие ворота, решетка...

Личный досмотр — самое первое и самое неприятное звено в цепи унижений, которые испытать каждый, оказавшийся за решеткой. Проверяют личные вещи, и все, кроме того, что в данный момент на вас надето, забирают. Затем раздевают до трусов и все осматривают, после чего заставляют снять и трусы, нагнуться, несколько раз присесть... Попробуйте проделать все это в окружении посторонних людей с явно выраженными недобрыми намерениями. Нижнее белье Пашко снять не потребовал, но нежно ощупал каждого.

— Ну нет, ты точно извращенец...

Еще часа три ждем, куда отправят. Держат в разных комнатах, в штабе погранотряда. Слышу, Диме и Славе разрешили позвонить домой, меня же к телефону не подпускают. К каждому приставили по два солдата — простые и добродушные парни. Все из деревень и честно рассказывают о своей службе: кто из офицеров на какой машине ездит, какой хороший у них командир отряда, вот только травма у него, потому, когда нервничает или волнуется, у него начинает болеть голова…

В 23.00 нам объявляют, что повезут в Гродно, в изолятор.

— Жалко. Подержал бы я вас еще дня три, все бы нам рассказали, — расстраивается подполковник Страх.

Тем же вечером в корпункт нашего бюро явились пятеро сотрудников КГБ. Чекисты перебрали бумаги, осмотрели шкафы, тумбочки, антресоли. К 23.00 обыск был закончен, протокол об изъятии вещей составлен. Добыча оказалось небогатой: общегражданский паспорт на имя Павла Шеремета, наши аккредитационные карточки, тексты некоторых видеосюжетов, и копия запроса на имя председателя Госкомитета погранвойск А.Павловского. Чекисты вели себя подчеркнуто нейтрально. Заявляли, что не знают о том, что с арестованными журналистами и где они сейчас. Один все кручинился, что сорвали его с праздника, послали на обыск прямо из-за стола. То же самое повторяли и те, кто проводил обыск на наших квартирах. Ничего важного, правда, не обнаружили и там.

Вспоминает Людмила Станиславовна Шеремет, моя мама:

— Видимо, КГБ уже следил за квартирой Павла. Только мы вошли в нее, как раздался звонок. Открываем дверь, а там «трое в гражданском». Мы, говорят, следователи из КГБ, нам надо провести обыск в квартире, где проживает Павел Шеремет. «А ордер у вас есть?» Показывают ордер. «А почему нет санкции прокурора на обыск?» Начинают что-то мямлить:«Вы знаете, сегодня воскресенье, прокурора на работе нет. Но по закону можно проводить обыск с уведомлением прокурора потом, это предусмотрено уголовным кодексом». Мы их впустили, потому что прятать нам было нечего. Правда, потом адвокаты объяснили, что следователи нас обманули, и мы могли их не впускать