Финт хвостом - Кинг Стивен - Страница 37

Это был приятный вечер – и это была большая ошибка. В следующий раз я попросил курьерскую службу прислать именно Элис. Это казалось совершенно естественным. Большую часть заказов мне стала привозить именно Элис – куда больше, чем можно было объяснить простым совпадением.

Если бы не этот обед, может, ничего бы и не случилось. Мы ничего не сказали друг другу, не обменялись каким-то особенным взглядом. Я никак не отметил этот день в календаре.

Но мы постепенно влюблялись друг в друга.

На следующий вечер мы с Нэнси первый раз за долгое время поругались. Обычно мы редко спорили, она была слишком хорошим менеджером для этого.

Ссора была короткая и очень странная. Было уже поздно, я сидел в гостиной, вяло пытаясь заставить себя включить телевизор. Я слишком устал, чтобы читать, и телевизор предоставлял хоть какую-то возможность расслабиться. До этого я слушал музыку, и сейчас сидел, завороженно глядя на миганье красных и зеленых индикаторов на дисплее проигрывателя. Нэнси работала за кухонным столом. Свет лампы выхватывал из темноты разложенные перед ней бумаги.

Внезапно она вскочила, прошла в гостиную и в ярости закричала что-то несвязное. Я невольно привстал в полном шоке, пытаясь понять, что такое она кричит. Уже позднее я понял, что в ту минуту наполовину спал и злобный голос, заполнивший комнату, сильно напугал меня.

Она кричала, что я завел кошку, что она видела эту кошку под столом в кухне, нечего оправдываться, кошка все еще там, и я должен немедленно пойти и выкинуть кошку на улицу. Как я мог так поступить, зная, что она терпеть не может кошек, как я мог завести кошку, не спросив ее, и вообще, это лишнее доказательство моего эгоизма и мерзкого характера.

Мне понадобилась пара минут, чтобы все это понять и начать оправдываться. Я был в таком шоке, что даже не рассердился. В конце концов я вместе с Нэнси пошел на кухню и заглянул по стол. К тому времени мне стало немного жутковато. Мы обыскали весь дом, коридоры, ванную, спальню – разумеется, никакой кошки в доме не было.

Я усадил Нэнси на диван в гостиной и принес нам по чашке горячего чая. Приступ злости прошел, но ее всю трясло. Я попробовал поговорить с ней, выяснить, что на самом деле ее напугало, что вызвало настолько преувеличенную реакцию. Я не был уверен, что Нэнси сама понимала, что с ней вдруг случилось. «Кошка», скорее всего, была просто брошенным ботинком, или даже ее собственной ногой – в почти полной темноте и не такое покажется. Мои родители всегда держали кошек, и, уехав от них, я частенько сам ошибался в таких случаях, думая, что по привычке увидел кошку.

Мои объяснения не слишком убедили Нэнси, но она немного успокоилась. Она казалась такой робкой и тихой, мне всегда стоило труда соотнести этот образ с той решительной Корпоративной Сотрудницей, которой она была большую часть своего времени. Я прибавил огонь в электрическом камине, мы сели перед ним и долго разговаривали. Говорили даже о ее булимии, о которой никто, кроме меня, не знал. Я никогда не понимал, в чем причина этого расстройства. Видимо, отчасти, в невозможности контролировать свою жизнь и мир вокруг. Но более глубокое понимание мне было недоступно. Я ничего не мог сделать, кроме как выслушать ее, но даже это было лучше, чем ничего.

Чуть позже мы отправились в постель и осторожно, нежно любили друг друга. Она расслабилась и заснула, все еще в моих объятиях, и я первый раз поймал себя на том, что чувствую что-то вроде жалости к ней.

Примерно через неделю мы с Элис снова обедали вместе, только на этот раз уже не случайно и дальше от дома. Во второй половине дня у меня была деловая встреча в городе, а Элис по работе оказалась в том же районе. Я сказал Нэнси, что, возможно, придется пообедать с заказчиком, но она не обратила на мои слова никакого внимание, озабоченная очередным конфликтом в офисе, близящимся к развязке.

Со времени предыдущего обеда прошло уже несколько недель, но я не чувствовал никакой неловкости из-за встречи с Элис, видимо потому, что все это время мы много раз говорили друг с другом. Каждый раз, когда она привозила мне заказ, она задерживалась на пару чашек кофе – вместо одной – и даже как-то позвонила мне, чтобы спросить что-то о компьютерах. Сказала, что подумывает купить себе компьютер, хотя я и не понимал, зачем он ей.

Тем не менее, я отдавал себе отчет в том, что я делаю: обедаю с другой женщиной, более того, предвкушаю нашу встречу. Мои чувства и действия приобретали особое значение, когда я говорил с ней, поскольку они принадлежали кому-то, достойному внимания. Какая-то часть меня ощущала, что этот факт важнее, чем несколько сомнительное обращение с правдой. Но, если честно, я старался вообще об этом не думать.

Когда я вернулся домой, Нэнси сидела и читала в гостиной.

– Как прошла твоя встреча? – спросила она.

– Отлично, совершенно отлично.

– Замечательно, – сказала она и вернулась к своему журналу. Можно было бы попробовать поговорить о чем-то, но я знал, что мой голос будет звучать неестественно и напряженно. В результате я отправился в спальню и свернулся калачиком на кровати, не в силах уснуть.

Я почувствовал, что начинаю засыпать, как вдруг прямо над моих ухом раздался низкий голос:

– Убирайся, – сказал голос. – Убирайся отсюда.

Я открыл глаза. Сам не знаю, что я ожидал увидеть: наверное, лицо склонившейся надо мной Нэнси. Но рядом никого не было. Я чуть расслабился, готовый поверить, что все это мне приснилось, как вдруг я снова услышал ее низкий голос, повторяющий те же слова.

Я осторожно встал с постели и на цыпочках подкрался к двери на кухню, откуда мне было видно гостиную. Нэнси стояла в темноте перед большим окном, глядя на что-то на улице:

– Убирайся, – тихо повторила она.

Я повернулся и пошел спать.

Незаметно пролетела еще пара недель. Той осенью время вообще исчезало неизвестно куда. Я был очень занят заказами, и каждый день что-то настолько захватывало мое внимание, что я едва успевал заметить, как прошла еще одна неделя.

Одной из тех вещей, которые постоянно занимали мое внимание и стали частью жизни, были наши встречи с Элис. Мы разговаривали о всех тех вещах, которых мы никогда не касались с Нэнси, потому, что они ее совершенно не интересовали. Например, Элис любила читать. Нэнси тоже читала – меморандумы, отчеты и всякую корпоративную ерунду, которая поступает к нам из Штатов. Но она не читала книги. Она даже параграфы полностью не читала – только самое необходимое для того, чтобы использовать это для работы, знать, что идет по телевизору, или быть в курсе последних новостей. Для нее каждое предложение было просто строчкой в меморандуме, который она читала, чтобы получить новую информацию.

Элис читала ради самих книг. К тому же, она начала писать – отсюда и интерес к компьютерам. Я как-то упомянул, что написал пару статей много лет назад, еще до того, как я решил остановиться на профессии графического дизайнера. Элис сказала, что написала несколько рассказов и, после моих бесконечных уговоров, принесла их мне почитать. Я не разбираюсь в литературе профессионально, так что я не могу сказать, насколько то, что она написала, было ново и интересно. Но они захватили меня, и я по несколько раз перечитал каждый рассказ. С моей точки зрения, это достаточно хорошо. Похоже, она была довольна моей реакцией.

Мы разговаривали почти каждый день и виделись пару раз в неделю. Она привозила или забирала мои заказы, а иногда я заставал ее за чашкой чая в кафе «Грусть». Мы держались непринужденно, как старые друзья.

Мы с Нэнси ладили между собой и неплохо сосуществовали рядом друг с другом. У нее были ее друзья, у меня – мои, изредка мы встречались с ними вместе, как пара, ведущая активную социальную жизнь. Мы хорошо смотрелись вместе – словно серия рисунков моделей из светского журнала. Жизнь, если считать это таковой, продолжалась. С едой у нее было то не очень хорошо, то совсем плохо, и я принимал это, как печальную данность, поскольку явно не мог ничего сделать, чтобы помочь ей. Огромная часть нашей жизни была нацелена на то, чтобы воспроизводить ее идею того, как должны жить двое молодых преуспевающих людей, и у меня не было достаточно сил, чтобы развеять этот обман, чтобы показать, что таится под поверхностью нашего существования. Я ни разу не упомянул ту ночь, когда видел ее, стоящей перед окном в гостиной – я не знал, как заговорить об этом.