Финт хвостом - Кинг Стивен - Страница 11

– Я знаю. Но мама снова меня ударит, и тогда мы опять убежим и отправимся в путь, и когда мы где-нибудь остановимся, отец найдет нас и побьет меня за то, что я снова не позаботился о маме.

– Но я буду с тобой, – сказала Мэриголд.

– Я знаю, – повторил Тимми несчастным голосом.

Только этого мало. Мэриголд уже мало. Как такое может быть?!

– Плохие мысли опять приходят, Мэриголд, – прошептал он. – Я хочу… – Он заплакал.

– Помнишь то хорошее чувство, когда ты разбил мою коробку? – спросила Мэриголд.

– Возьми меня с собой, в то безопасное место, Мэриголд! Забери меня от плохих мыслей!

– Я не могу, – вздохнула Мэриголд.

– Возьми меня в безопасное место в глубине твоих глаз!

– Я не могу. – Мэриголд взмахнула хвостом. – Но ты можешь, Тимми.

– Я боюсь, – всхлипнул он.

– Помнишь, как тебе было хорошо потом?

Мэриголд посмотрела на него. В темноте за диваном ее глаза были ярко-зелеными. И в глубине этих глаз Тимми снова увидел то доброе и безопасное место.

– Плохие мысли уже здесь, Мэриголд!

– Тебе нужна отдушина, – сказала Мэриголд голосом Джейн и вдруг заурчала, чего никогда прежде не делала. Ее урчание звучало почти как песенка. У этой песенки были слова, слова Мэриголд, которые были правдой: «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Тимми прокрался на кухню. Ножи были на месте – остро заточенные ножи для отрезания хвостов наглым мышам. Он взял два, по одному в каждую руку, потому что теперь ему больше не надо было нести Мэриголд, она сама радостно бежала за ним. Тимми и Мэриголд спустились в подвал. Тимми не был здесь с той, первой недели, когда они приходили сюда с Джейн смотреть котят. Плохие мысли тяжело наваливались на него, и ему было больно от них – так же больно, как и тогда, когда его бил отец…

Коробка за печкой была пуста.

– Джейн отдала котят в хорошие руки, когда они подросли, – сказала Мэриголд. Тимми посмотрел на нее. На ее золотистой мордочке не отражалось вообще ничего. И это было невыносимо.

– Мэриголд, плохие мысли опять наступают. Я не могу их остановить, мне от них больно…

На этот раз Мэриголд ничего не ответила, и это было гораздо хуже, чем ее спокойный и равнодушный взгляд. Гораздо хуже. Тимми поднялся по лестнице, потом – еще по одной, ведущей к спальням на втором этаже.

Джейн спала на боку, ее рот был слегка приоткрыт. Она храпела. Без очков ее лицо выглядело каким-то пустым. От плохих мыслей Тимми было так больно, что он едва сдерживал крик.

Тимми поднял нож. Он смотрел на Джейн, храпящую с открытым ртом. Только она не храпела, а шла по полянке, держа Бутс в руках. «Тебе нравится Бутс? Она очень ласковая. Хочешь взять себе одного котенка? Насовсем? Хочешь еще один сандвич с арахисовым маслом, малыш?»

– Я не могу, – прошептал Тимми.

– Давай, Тимми, – сказала Мэриголд, на этот раз голосом матери, нетерпеливым и злым. – Давай же, Тимми, какого черта… ты можешь хоть что-нибудь сделать правильно, маленький ты засранец…

Плохие мысли сжигали его изнутри. Кололи, били и жгли… и кровь, и мозги вытекают наружу… и у них больше нет рук… и их внутренности на полу… отрезать им головы разделочным ножом…

– Помнишь, как хорошо было в тот раз? – спросила Мэриголд. – Уже потом?

«Это тебе, – говорит Джейн. – Твоя мама сказала, что не разрешит тебе завести котенка и забрать его с собой, когда вы переедете в новый дом, так что я принесла тебе это. Вот здесь нажимаешь на кнопку…»

…«Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

И тогда Тимми увидел…

Оно было здесь, в глазах Мэриголд. Когда он сломал ее коробку, это было хорошо. Это была отдушина, это было спасение… Это был путь к Мэриголд, которая всегда будет рядом, и никогда не покинет его, и никогда не ударит, не причинит ему боль и не позволит, чтобы ему причинили боль нехорошие мысли. Отдушина – это путь в безопасное место в глубине глаз Мэриголд, просто плохие мысли пытались сбить его с толку, потому что они плохие. Он сломал коробку Мэриголд, но этим он только освободил ее. Освободил, чтобы она могла показать Тимми то безопасное место, куда никогда не проникнут плохие мысли… никогда-никогда…

– Спасибо, – сказал Тимми. Он сказал это вслух и поднес острый нож себе к горлу. Мэриголд улыбнулась. Тимми с силой вонзил нож куда нужно и услышал крик. Кто-то кричал, и не один человек, а двое. Но это было уже не важно, потому что теперь ему больше уже никогда не придется слышать, как кто-то кричит, и плохие мысли ушли, и он все же добрался до безопасного места в глубине глаз Мэриголд; до того места, где мыши гоняются за фермеровой женой, где Бутс и ее котята всегда будут вместе, и, конечно, там будет и Мэриголд, его кошка… его кошка; до того места, которое он создал сам, потому что никто не смог бы создать его для него. Безопасное место. Отдушина Мэриголд.

Сьюзан Вейд

Белая ладья, черная пешка[9]

Впервые Эллиот Франклин заметил странное поведение кошек спустя неделю после того, как его жена забрала дочь и уехала к родителям в Даллас.

– Останемся там до конца лета, – обещала Рита. – Анна сможет заниматься танцами у мадам Дюпре. Местная студия не приносит результатов – даже ты это видишь.

Эллиот не видел в хореографическо-театральной школе ничего дурного, за исключением маленького нюанса: они произносили «театор» вместо «театр». Но в любом случае в возрасте Анни танцы вреда не принесут.

Хореографическая школа не представляла для дочки огромного интереса, но Эллиот знал, что подобные замечания до добра не доведут. Поэтому пришлось довольствоваться обещанием Анни, что она, безусловно, умеет звонить по межгороду и, безусловно, помнит его рабочий номер.

– Кроме того, двенадцатую часть пожарного департамента Остина всегда можно найти в справочнике, – добавила Анни, – на тот случай, если я забуду. Чего не случится.

– А ты знаешь, в какую смену я работаю…

– Смена «Б», – ответила она. Ее серые глаза обвинили отца, что он усомнился в ее способностях. – К тому же я всегда помню твое расписание, папочка.

– Я буду скучать, – извиняющимся тоном признался Эллиот. – Очень.

Анни обняла отца.

– Я тоже, папочка. Но это всего лишь на шесть недель.

Он знал, где она подхватила эту фразочку – Рита все возражения отметала именно этими словами. Однако у него не хватило смелости предупредить дочь, что шестью неделями дело, вероятно, не обойдется.

Рита не сумела привыкнуть к Остину. Она принадлежала Северному Далласу до мозга костей. Эллиот подозревал, что выйти замуж ее побудил лишь юношеский протест, и когда он закончился, она начала мечтать о переезде.

В июне ему исполнилось тридцать шесть – возраст, который сделал его слишком старым для перевода в другие пожарные части. Целых четыре недели после того, как Рита объявила о своих планах, он подозревал, что жена выжидала момент. Ждала, когда Эллиот окончательно застрянет в Остине, чтобы навсегда уехать в Даллас.

Если Рита не вернется к началу школьных занятий, это будет значить, что она его бросила. Но если обвинить ее раньше времени, она начнет уверять, что все замечательно, а у него паранойя.

По мнению Эллиота, после восьми лет совместной жизни с Ритой паранойя появится у любого здорового мужчины. Но этот спор совсем из другой оперы – из оперы под названием «Кто больше сумасшедший».