Лилит - Калина Саша - Страница 18

— Пугать уже больше не надо, хватит. Что вы все-таки хотите?

— Я вам уже сказал, Маша, я ничего не хочу от вас.

Достаточно и того, что вы здесь.

— Вы как, вы считаете себя нормальным?

— Абсолютно нормальных людей нет. — Он поднялся со стула. — Чувствуете себя вы, я вижу, удовлетворительно, какое-то время у вас будет еще слабость и, возможно, небольшая головная боль, но это скоро пройдет. Я доволен вами. Я сейчас принесу вам поесть.

— Не надо. Я объявляю голодовку.

— От этого выгадаю только я.

— Сэкономите на картошке?

— Нет. Просто у голодного человека слабеет воля.

— Она мне сильная и не нужна, я все равно не знаю, чего вы от меня хотите.

— Если вам будет что-то нужно, позовете меня.

— Я погремлю цепью вместо колокольчика.

— Вон за той дверью, — он указал на стену, к которой была прикреплена цепь, — удобства, необходимые каждому человеку.

Я, присмотревшись, увидела дверь, она была заклеена такими же обоями, как и стены, поэтому ее сразу трудно было увидеть.

— Надеюсь, там все продезинфицировано?

— Я врач, а врачи в вопросах санитарии — педанты.

— Будем надеяться, что вы если и не хороший врач, то хороший педант. Все, вы свободны.

— Свет оставить?

— Да. Если он мне не будет нужен, я разобью лампочку стулом.

— Лучше позовите меня. У вас сильный голос, значит, я услышу.

И он вышел. В замке провернулся ключ, и послышались удаляющиеся шаги.

Откуда он может знать о моем голосе? Я ему его еще не демонстрировала.

Когда я только проснулась, я еще не сознавала до конца, что происходит, тем более проснулась после сильного снотворного (и не слабого кошмара). Но сейчас я уже почти полностью пришла в себя, и во мне стало появляться бешенство — меня, как животное, посадили на цепь!

Редко, очень редко во мне появляется это чувство — бешенство, я даже не помню, когда такое со мной было, даже Вадик во мне вызывал не бешенство, а просто злость, хоть и очень сильную.

Теперь, когда в комнате был свет, я могла получше рассмотреть эту чудесную картинку — «Маша Климова на цепи».

И даже в трех экземплярах, потому что в этой комнате стоял старый запыленный трельяж.

Мне сразу захотелось схватить стул и начать бить им по чему попало, что подвернется под руку, и начать можно было именно с трельяжа, не потому что я в нем видела себя, а потому что зеркала очень эффектно бьются. Но я сдержала себя от этого порыва.

Теперь, уже при свете, я стала рассматривать, насколько хорошо я прикреплена к стене.

Сначала я осмотрела наручник с приделанной к нему цепью, подергала ее. Нет, тут, кажется, бессмысленно пытаться что-либо сделать: рвать цепи — это не то, что у меня хорошо получается, даже если бы я работала в цирке, я не выбрала бы себе такого аттракциона.

Я подошла к стене и снова посмотрела, как эта цепь вделана в нее. Кажется, надежно. На всякий случай я снова взялась за цепь и подергала ее. С этим было все ясно. Я снова вернулась к наручнику.

Как и каждый, в кино я видела, как люди иногда открывают наручники булавкой, шпилькой или другими подобными вещами. Что получается у кого-то, может получиться и у меня. И я стала искать у себя в карманах что-нибудь такое.

И я сразу нашла — ключи. Ключи от квартиры, и от своей, и от Сережкиной, и от его мастерской. Были на месте и ключи от машины. Нет, не на месте, они лежали не в том кармане, куда я их привыкла класть, когда не брала с собой сумочку. Ну правильно, Владислав же отгонял мою машину.

Но это ладно, главное — снять наручники.

Сережкины ключи были на обычной стальной проволоке, плотно свернутой колечком в спираль.

Я сняла сначала оба ключа, положила их обратно в карман, а потом стала пытаться распрямить эту пружинку. Я бы согласилась сломать еще хоть несколько ногтей (тем более их теперь все равно придется все подрезать, раз уж один сломан), лишь бы у меня это получилось, но проволока оказалась очень жесткая.

Я так разнервничалась (а попробуйте не нервничать, когда вас посадили на цепь!), что у меня ничего не получается, что отшвырнула эту проволоку в сторону и стала от злости, как дура, стаскивать с себя наручник.

Нет, никакая я не дура! Одной рукой я ухватилась за наручник и стала вытягивать из него кисть другой руки, и вдруг почувствовала, что моя кисть начинает вылезать из него.

Мужики придумали эти штуки для самих себя, и правильно — женщину все равно не удержишь ни от чего никакими замками, если она этого не захочет или чего-то очень захочет.

Удержать женщину можно только лаской, нежностью, любовью, еще мужественностью, но уж никак не силой.

Было больно, я содрала кожу, не до крови, но я вытащила свою руку, я освободилась!

Но пока я освободилась только наполовину — была еще закрытая на замок дверь. Нет, не наполовину, а даже всего на треть, потому что за той закрытой дверью где-то был еще Владислав. Но пока что мне нужно было что-то сделать с дверью.

Я подошла к двери и подергала ее, она чуть болталась.

Вот если бы найти узкую и прочную железку, просунуть ее между дверью и дверным косяком, очень может быть, что я смогла бы тогда освободиться на две трети.

В этой комнате, как я поняла, были собраны всякие ненужные Владиславу вещи, зачем он их здесь держал, непонятно, может, как память, семейные реликвии: кровать, трельяж и цепь.

Тут я обратила внимание на дверь, которая вела ко всяким удобствам, в отношении санитарии совершенно безопасным, по утверждению Владислава (если он такой педант в санитарии, мог бы и полы вымыть здесь). Выключатель был рядом с дверью. Я открыла дверь, там было темно, я щелкнула выключателем — загорелся свет.

В этой комнатке была даже ванна. Я стала все здесь осматривать.

Я ничего не нашла ни в ванне, ни под ней, ни в унитазе, ни за ним, ни в умывальнике, ни под ним. Нет, когда я присела и посмотрела зачем-то снизу на раковину умывальника, то увидела, что она поддерживается двумя железками, вбитыми в стену, точнее, вмазанными не то гипсом, не то цементом, в общем, чем-то таким.

Я ухватилась за раковину и стала дергать ее вниз и вверх.

Но оказалось, что она совсем не прикреплена к этим железкам, а только лежала на них. Я сняла ее и положила на пол. А потом попробовала потянуть на себя обе железки, но не сразу, а по очереди. Выдернуть я их не смогла, но одна из них слегка шаталась, как молочный зуб лет в восемь. Я стала раскачивать ее. Из стены посыпались крошки и мелкие камешки, а через полминуты я, со всей силы дернув ее, вырвала эту железку.

Именно о такой железке я мечтала, если не всю жизнь, то последние пятнадцать минут: длиной она была, может, только чуть меньше чем полметра, а та часть, которая была вделана в стену, сужалась к концу и была тонкой и плоской.

Я быстро вышла из комнаты с удобствами и подбежана к двери, которую мне нужно было открыть.

Я стала пытаться просунуть острый конец железки в щель между дверью и дверной рамой чуть ниже замка. Не так-то это просто было. Но постепенно дерево стало проминаться, расщепляться, и наконец острие железки влезло достаточно глубоко. И тогда я толчками стала надавливать на нее.

Дверь открылась резко, с сухим треском. Выскакивая из комнаты, я споткнулась о порог и чуть не грохнулась на под.

Я невольно махнула рукой, чтобы удержать равновесие, как "раз той, в которой осталась зажата железка. Шума от раскрывшейся двери было и так достаточно, и я бессознательно постаралась не выронить из руки это железо, чтобы шума не было еще больше. Но, махнув рукой, я ударила им себя по ноге чуть ниже колена. Было так больно, что я сама не знаю, как сдержалась и не запищала.

Будет синяк, и синяк уже второй, который я заработала в этом доме (первый, когда ударилась коленом обо что-то, перед тем как увидеть привидение). Но ничего, Владислав ответит мне за оба синяка.

Я положила железку на пол и стала тереть ушибленное место. Но занималась я этим недолго, а тут же подумала, что надо закрыть дверь, потому что вокруг было темно и Владислав мог увидеть свет.