Дезертир флота - Валин Юрий Павлович - Страница 33

Квазимодо засмеялся:

– Да ты совсем выздоровел. Ишь как загибаешь. Только не греби как сумасшедший.

– Не могу. Мне больно до дрожи. А весло меня успокаивает.

– Тогда по кругу греби. Нам далеко уходить незачем. Утром вернемся.

– Сдурел?!

– Это ты сдурел от боли. У нас все хозяйство там осталось. И жратва, и котелки. Об оружии я уже не говорю.

– А если ОНО засветло не уйдет?

– Чего это не уйдет? Всегда уходило. Что, ему твою жеваную ногу сидеть дожидаться?

Где-то рядом плеснула рыба. В воде отражались звезды. Боль в поврежденной ноге слабела. Посапывая от последних приступов боли, фуа отложил весло.

– Ты извини, – непонятно зачем сказал Квазимодо. – Я не хотел, чтобы больно было, только сильно торопился. Этот, расплывчатый, уже чуть за задницу нас не взял.

– Да я понимаю, – глухо сказал фуа. – Я же ругался так, чтобы полегчало.

– Это правильно. Мне, как услышу «дермоед», сразу легче становится. А то ты все молчишь, скромный, как девка изнасилованная.

– Сам ты девка. Криворукая. Следующий раз предупреждай, когда со мной как с мешком обращаться будешь.

– Обязательно. Только ты у нас по воде главный. Так что в следующий раз, когда сматываться будем, ты должен уже в лодке сидеть и мне свою лапу лягушачью протягивать.

Фуа хмыкнул:

– Я постараюсь. Слушай, Ква, а я в это чудище почему не попал? Я ведь целился правильно. Да и рядом было.

– Ты попал. Только этот морок, похоже, только огня боится.

– А кто это такой был?

– Я почем знаю? Это вас, дарков, спрашивать нужно. Тварь-то из ваших.

– Это я-то дарк? – возмутился ныряльщик. – Да у нас на островах, кроме моргенов,[23] ногглов[24] и селков[25] никто из ночных и не водится. Это вы, люди всегда с дарками в игры играете. Ты вот зачем с ним разговаривал? У него ни переда, ни зада нет. Чем он, по-твоему, с тобой разговаривать должен?

– Да мне все равно чем. Леди Катрин всегда сначала договориться старалась, а уж потом рубиться.

– Ну и как, получалось? – полюбопытствовал фуа.

– Иногда. Нынче разве кого нормального найдешь? Любят все железом помахать, клыками поклацать, прямо спасу никакого нет. Культуры и искренности народу не хватает, – печально известил вор, – все как сговорились, вонючки недоношенные…

Все вещи оказались лежащими на месте. Только котелок оказался сплющен едва ли не в лепешку. Квазимодо посмотрел на свет – вроде не прохудился.

Вор таскал вещи в лодку. Ныряльщик их укладывал. Сидя в лодке, фуа, как ни странно, почувствовал себя гораздо лучше.

– Ну что, поплыли?

Квазимодо, стоя по колено в воде, осматривал поляну, где они прожили почти пятнадцать дней. Не так уж и плохо было. Сами себе хозяева, да и пожрать всегда было чего.

– Любуешься? – пробурчал фуа. – А я, между прочим, в здешних местах чуть три раза не погиб.

– «Чуть» не считается. Куда бы мы ни поплыли, найдется место, где умрем по-настоящему.

– Предлагаешь не искать неизвестности и дождаться этого смутного ночного?

– Нет уж, – сказал Квазимодо, забираясь в лодку, – этого ночного уже знаем. Еще раз – неинтересно.

Лодка поднималась по течению. Гребли друзья не торопясь, никто не подгонял, но все равно свободная лодка двигалась быстро. На ходу фуа умудрялся ловить рыбу. Грубая снасть, с которой так мучился Квазимодо, ныряльщику ничуть не мешала. Готовили добычу на коротких стоянках. Жаренная на вертеле или запеченная в листьях рыба получалась великолепной – в приготовлении таких блюд Ныр не знал себе равных. Правда, для достойного гастрономического эффекта Квазимодо приходилось лазить по прибрежным кустам, отыскивая нужные листья и коренья. Фуа, невзирая на искалеченную ногу, перестал быть запуганной человеко-лягушкой, и теперь вполне мог покомандовать товарищем. Квазимодо не спорил, в делах, связанных с рыбной ловлей, ныряльщик разбирался куда лучше. В решении всех остальных проблем непререкаемым авторитетом оставался сам вор.

– Да, интересная мы компания, – сказал Квазимодо, без спешки отделяя поджаренную кожицу от белой мякоти. – Я одноглазый, ты пока одноногий. Кто встретит – оборжется. Нам еще безрукого слепого колдуна не хватает и девки-жонглерки. Могли бы представления давать.

– Я уже могу ступать на ногу, – возразил фуа, насаживая на деревянный вертел новую рыбу.

– Жаль. Тогда тебя придется девкой-жонглеркой переодеть. Иначе денег не заработаешь.

– Отличная мысль. Может, мне начать тренироваться? Например, регулярно метать ножи в сильно умных и красивых жуликов?

– Ладно-ладно. Ты пока ногу свою перепончатую тренируй. Гордый да заносчивый ты, Ныр, стал, прямо страх. Ты, случаем, не принцем там, на своих островах, был?

– Сам ты принц.

– Понятно. Ну, если мы не лорды благородные, то неплохо бы помнить, что лучше себя не выпячивать. Людям ни тебя, ни меня любить не за что. Они и не будут.

– Я знаю. – Фуа пристроил вертел над углями. – Может, мне не стоит людям показываться? Попадется жилье, ты зайдешь в деревню, разведаешь, что там, а я подожду у реки, лодку посторожу.

– Нет, так не пойдет. Если ты не собираешься к себе на острова возвращаться, то нужно приспосабливаться к людям. Так, одному, прожить трудно.

– Толку с твоих людей. Чем они помогут? Только по ребрам надают да жабой обзовут.

– Что да, то да, – согласился Квазимодо. – Не стоит ждать милости от людей. Взять эту самую их милость – вот наша задача. Люди – это не только пинки да блевотина трактирная. Это еще и денежки, и одежда новая, и оружие подходящее. Бабы, в конце концов. Ты ведь, Ныр, когда-то и жениться надумаешь.

– Я?! На человечьей бабе?! Меня с них воротит. Я тебе уже говорил.

– Ну, красоток с перепонками для тебя найти трудновато. Хочешь, не хочешь – придется с женщинами попробовать. Вдруг когда-нибудь наследников захочешь. Или вы там у себя икру мечете?

Квазимодо увернулся от шлепка потрошеной рыбой по затылку, сочувственно вздохнул:

– Я и говорю, как такому горячему парню без бабенки обходиться?

– Заткнулся бы ты насчет баб, – раздраженно пробормотал фуа. – Самому тебе жениться нужно.

– Вот найду одноглазую обезьяну – тогда сразу посватаюсь.

– Что ты со своей рожей и глазом так носишься? Не такой уж ты и страшный, если присмотреться.

– Ну да – если с этой стороны смотреть. – Вор шлепнул себя по здоровой стороне лица. – Довольно трудно трахать бабу, держась исключительно слева от нее. Я еще не научился. Впрочем, какая спешка? Я еще юный.

– А сколько тебе лет? – с любопытством спросил фуа.

– Шестнадцать вроде.

Ныряльщик сел прямо. На его лице отразилось явное изумление.

– Я думал, ты куда старше.

Квазимодо улыбнулся:

– Нет, мне еще шестнадцать лет, у меня еще имеется один глаз и уйма планов на будущее. Правда, все они почему-то пока нечеткие.

Фуа поерзал, удобнее вытягивая больную ногу, и грустно пробормотал:

– А у меня вообще нет никаких планов.

– Ничего, доберемся до людей, и станет все понятно. Главное – разузнать обстановку. А там решим, что делать. Тебя не удивляет, что мы за столько дней не встретили ни одного человека?

Ныряльщик пожал плечами:

– Меня удивляет, почему мы не встретили ни одной лодки или плота. Река удобна для судоходства.

– Думаешь, людей не пугают аванки?

– Мы только одного встретили. На море тоже плавать небезопасно. Разве купцов это останавливает?

– Да, жадность куда только не заведет, – согласился Квазимодо. – Доедаем рыбу, пока на запах никто не пожаловал, и спать.

Во второй половине дня лодка подошла к порогам. Сотни маленьких каменных островков торчали из-под воды. Течение стало почти непреодолимым. Лодка с трудом продвигалась вперед. Квазимодо несколько раз предлагал повернуть к берегу, но фуа упрямо гнал маленькое суденышко вперед. Бурлила и звенела пенная вода. Ныряльщик каким-то чудом находил путь. Лодка вертелась среди каменных мокрых спин, но медленно продвигалась вперед. Квазимодо уже давно перестал что-либо предлагать, только, повинуясь командам, яростно работал веслом. Спина трещала от напряжения.