Родина слонов - Калганов Андрей - Страница 2

Если бы жизнь его новой рабыни не висела на волоске, разве совладал бы Хосхар с желанием? Он мужчина, а мужчина имеет право овладеть невольницей, когда того захочет. Разве не позволил бы Хосхар вкусить наслаждения и своему старшему сыну Чогару? Но их страсть убила бы рабыню. И Хосхар решил!

— Присмотришь за отарой, — сказал он Чогару, — а я отвезу девчонку к моей жене — твоей матери.

— Я покорен тебе, — сглотнув слюну, проговорил Чогар.

Хосхар положил драгоценные одежды в седельную суму, перекинул рабыню через седло, прикрыл своей овчинной безрукавкой, чтобы не замерзла, я повел коня к родной юрте.

Нет, не рабыню везет Хосхар — наложницу. Теперь у Хосхара, как у самого Бурехана, будет наложница. Хосхар решил!

Глава 2,

в которой Светка пытается понять, где она оказалась, и делает неправильный вывод

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась степь. Стояло раннее утро. Из-за горизонта медленно выползало огромное солнце. Светка прислушалась. Издалека доносились собачий лай, блеянье овец, гортанные выкрики пастухов. Она попыталась встать, но лишь приподнялась на локте и вновь упала на влажную от росы траву. «Как я, черт возьми, здесь очутилась?» — подумала, проваливаясь в полузабытье. Воспоминания нахлынули на нее. После разгрома Пасеки — секты, сколоченной одним мерзавцем, — Светка с неделю пряталась по чердакам и подвалам во славном городе Пскове, пока не улеглась шумиха. А потом, как и планировала, добралась до родной деревеньки, открыла двери дома, в котором раньше жила, забрала документы и кое-какие деньги.

Отчим был большой шишкой в секте. И за его домом приглядывала милицейская «наружка» — на предмет выявления связей. Но о «наружке» Светка узнала только на обратном пути, когда поняла, что за ней увязался «хвост». На проселок менты не выходили, прятались за деревьями, следуя параллельным курсом.

Будто бы ничего не замечая, Светка спокойно шагала по проселку. Она рассудила, что, если бы хотели, давно уже повязали. А раз не повязали, значит, желают выяснить, куда она идет и зачем. Вот и пусть выясняют.

Неспешным шагом она дошла до Пагорей. Рослых деревьев здесь почти не было — постарался пожар, бушевавший в восьмидесятых. Зато разросся такой малинник, что в нем можно было утонуть, как в море. В малинник Светка и нырнула.

За Пагорями начинался дремучий лес. Надо только продраться сквозь кусты, добежать до буераков, а там ее уже с собаками не сыщешь. Известными ей одной тропами Светка выйдет на большак. Поймает попутку и исчезнет на необъятных просторах родины.

Ей кричали, чтобы остановилась, стреляли в воздух. Светка бежала, не разбирая дороги, не обращая внимание на ветви, хлещущие по лицу. Только бы оторваться!

Кажется, у самой границы Пагорей оступилась и полетела в невесть откуда взявшуюся яму. А потом... потом Светка очутилась в степи.

Во второй раз Светка очнулась под ворохом овечьих шкур, в полутемном жилище. Через отверстие в крыше лился тусклый свет. Посреди жилища горел очаг, над которым на трех железных ногах стоял почерневший от копоти казан. Женщина в наряде, напоминающем монгольский — стеганый темно-синий халат, войлочная безрукавка, сапожки из мягкой кожи, — помешивала в казане дымящееся варево.

Женщина бросила на Светку неприветливый взгляд и, заметив, что та пришла в сознание, приказала, подкрепив слова жестом:

— Поднимайся и помоги мне.

Светке на миг показалось, что она перенеслась на два года назад. Тогда истфак Петербургского государственного университета организовал на военном полигоне ролевую игру «Степь». Чтобы студенты прочувствовали быт и нравы древних кочевников.

И Светка прочувствовала. Ходила в национальных монгольских одеждах, жила в юрте, варила плов, доила кобылиц и говорила на древнетюркском, выученном ради поездки на спецкурсах.

Сейчас она вновь очутилась в юрте, вновь услышала тюркскую речь. Только вот чуяло сердце — университет здесь совершенно ни при чем.

Светка кивнула и, преодолевая слабость, откинула овечьи шкуры, встала. На ней был стеганый халат, темно-синий, как и на хозяйке, только весь в заплатах и подвязанный не тонким кожаным ремешком, а обыкновенной веревкой. Войлоки, покрывающие пол юрты, были очень старыми, и девушка зябко поежилась, ощутив босыми ступнями, как от земли тянет холодом.

— Девчонка, должно быть, сбежала от какого-нибудь хана или бека, — ворчала женщина, — у него юрта наверняка была устлана драгоценными коврами, и ее ногам было тепло и мягко. Руки у девчонки изнеженные, без мозолей, не то что у тебя, Юлдуз. Разве такими руками поставишь юрту, разве такими руками острижешь овцу? Эта бездельница, наверное, только и умеет, что соблазнять чужих мужей. Ай-валяй, мой глупый муж нашел себе забаву, а тебе, Юлдуз, — обузу. Придется тебе, Юлдуз, делать за нее работу, пока она ублажает Хосхара. Придется учить языку Ашина, чтобы она могла шептать слова любви моему Хосхару. Ай-валяй, привез из степи Хосхар твою смерть, Юлдуз.

«Вот дура, — чуть не сорвалось у Светки, — да нужен мне твой Хосхар тысячу лет!»

Она мысленно досчитала до десяти, глубоко вздохнула и... решила принять правила непонятной игры, в которой участвовала помимо воли. Женщина очень напоминала сумасшедшую, а с сумасшедшими, как известно, не спорят. Себе дороже!

— Все ли благополучно? — опустив взгляд, поприветствовала она хозяйку.

Та не ответила на приветствие, что по степным законам считалось страшным оскорблением.

— Мой муж Хосхар, который привез тебя из степи на спине своего коня, говорил, что ты не знаешь нашего языка. Разве мой муж обманул меня? — Голос женщины звучал подозрительно, и Светка поняла, в каком обмане подозревается Хосхар.

«Похоже, мне не рады, — усмехнулась девушка, — ничего удивительного — обыкновенная бабья ревность».

— Ваш досточтимый муж прав: я чужестранка и плохо знаю язык потомков Ашина, — не поднимая глаз, проговорила Светка на тюркском. — Я благодарна за гостеприимство.

— Что ты умеешь делать?

— Я умею доить кобылиц.

— У нас нет кобылиц, — проворчала женщина. — У нас есть старая коза со свалявшейся шерстью. И две овцы. Две, потому что мой глупый муж третью прирезал, сказав, что должен принести жертву великому Тенгри за то, что тот послал ему тебя. Мясо этой овцы мы едим уже девять дней, тебя же я поила мясным отваром, пока ты металась в бреду, чтобы ты не умерла. И еще у нас есть пятеро сыновей, которые постоянно голодны и которые, как и их отец, станут пасти скот Бурехана, когда вырастут, потому что мы бедны и не сможем им дать коней, не сможем снарядить их, как подобает снаряжать воинов. А теперь еще появилась ты... И тебя тоже надо кормить. А когда ты родишь ребенка моему глупому мужу, ребенка тоже придется кормить. Ай-валяй, почему ты не пропала в степи? Зачем мой глупый муж приказал выходить тебя?

«Очень мило! — подумала Светка. — Значит, какой-то ненормальный пастух, воображающий себя древним тюрком, привез меня в юрту и теперь собирается сделать наложницей. И, судя по всему, мое согласие не требуется!» Еще свербило, как она оказалась в степи. «Потеряла сознание, очнулась — степь. — Ничего более умного в голову не приходило. — Да какая теперь разница? Надо выкручиваться, а не размышлять что да как».

Женщина строго посмотрела на Светку.

— Иди за мной, — сварливо сказала она и, откинув полог, вышла из юрты. — Вон — отава. Принеси катыши, чтобы было что бросить в очаг.

«И полей сто розовых кустов по дороге», — невесело усмехнулась Светка.

Раз великий Тенгри снизошел до ничтожного Хосхара, послал ему удачу, значит, надлежит принести Тенгри жертву. Так рассудил Хосхар.