Лифт На Эшафот - Калеф Ноэль - Страница 13

Она любила, когда он сердился. Бог знает почему, гнев считается истинно мужским проявлением характера. Сама того не замечая, она, не вынимая руки из кармана плаща, гладила свой живот. Повинуясь некоему подсознательному ходу мысли, она робко прервала Фреда:

– Ты думаешь, мы скоро сможем пожениться?

Он допивал вторую чашку чая и поперхнулся:

– Ну и вопросы у тебя! Я-то откуда знаю?

Она упорствовала, подойдя к нему ближе:

– Но ты меня любишь! Ты ведь сказал, что хочешь на мне жениться!

Он взял в рот кусок побольше, чтобы дать себе время подумать. Он не мог ударить в грязь лицом перед единственным существом, воспринимающим его всерьез. Тереза уселась по-турецки в вольтеровском кресле. Фред одновременно покончил с размышлениями и тостом. Он принялся расхаживать по комнате, размахивая руками. Его тень плясала на стене, становясь больше по мере того, как он удалялся от лампы.

– Это неслыханно! Тут посвящаешь свою жизнь тому, чтобы разрушить до основания буржуазное общество, не оставив камня на камне. А ты мне говоришь о женитьбе… Ты, значит, не способна хоть иногда подчинить свои интересы общественным?

В сущности, ему совсем не хотелось сердиться, а Тереза была такая хорошенькая… Он пожал плечами, присел рядом и провел тыльной стороной ладони по ее коленям.

– Впрочем, какое это для тебя имеет значение? Ты разве не счастлива вот так?

– Счастлива, Фред. Есть лишь одна вещь…

– Брось! Думай о нас. Мы здесь, вместе…

Голос Фреда стал хриплым, рука на колене Терезы делалась все тяжелее. У Терезы кружилась голова, но она старалась устоять. Он продолжал говорить, не без притворства: если он хотел почувствовать себя взрослым, надо было, чтобы Тереза разделяла его желания, а он знал, как одурманивающе действовали на нее его слова. Но напряжение не оставляло девушку, тогда Фред прибегнул к средству, которое назвал про себя «ускоренный процесс»: он склонился к Терезе и прильнул к ее губам. Обычно она теряла голову от поцелуя. Но на этот раз она высвободилась и с отчаянием в голосе повторила свой вопрос:

– Фред! Ты женишься на мне?

– Разумеется, – ответил он поспешно. – Мы же договорились?

Он пытался обнять ее, насильно поцеловать, чтобы сломить это неожиданное сопротивление.

– Хоть это и мещанство? – упорствовала Тереза, отступая перед его натиском. – Фред, ответь мне ясно… Ты меня не бросишь?

Но это было уже слишком для его тщеславия. Он принял гордый вид:

– Ответить тебе ясно в данных условиях – это значит унизить свое достоинство. Послушай меня хорошенько, Тереза, потому что сама ты в этом никогда не разберешься. Когда речь идет о совести, мы друг другу ничего не должны!

Он съел кусочек тоста и продолжил:

– Мы квиты. Я получал наслаждение с тобой. Но и ты тоже. Ты не можешь утверждать обратное. Вот что касается совести.

Тереза была прелестна; в плаще, приоткрывшемся на груди, она внимательно слушала, слегка наклонив голову, силясь понять. Фред схватил ее за руку, поцеловал в ладонь.

– Разумеется, я женюсь на тебе, хотя б для того, чтобы позлить папу.

– Ты обещаешь мне это, Фред? Клянешься?

Он вытаращил глаза:

– Да что с тобой, Тереза?

Просветлев, она улыбнулась. В ее глазах блестели слезы радости.

– Я беременна, Фредди.

Он застыл, разинув рот. Руки у него опустились. Теперь она, соскользнув с кресла на ковер, прижалась к нему.

– Я такая слабая, Фредди… Еще такая мещанка… Это не моя вина, но… У меня никогда не хватит мужества самой воспитывать его…

Глава VIII

В прихожей квартиры на улице Молитор Женевьева, опустошенная, застыла в неподвижности, как парусник в безветрие, утративший способность двигаться. Она с подавленным видом посмотрела на брата. Жорж запыхался и тяжело дышал. Жестом он велел горничной удалиться, тяжело опустился на стул.

– Ну, – сказал он, – теперь ты убедилась? Его нет… Ты сама уверилась…

Она хотела сказать «да», но не смогла. Слова застревали в горле. Жорж в раздражении отвернулся.

– Стоило нестись за мной по лестницам как сумасшедшей, будоражить моих соседей под тем предлогом, что он за это время, наверное, вернулся. Подумать только, что я послушал тебя.

Он с трудом поднялся:

– Спокойной ночи, Женевьева. Постарайся уснуть.

Она нагнала его у двери:

– Ты уходишь?

Жорж кивнул:

– Пойду домой, прилягу. Чувствую себя неважно… – Он пальцем указал на сердце…

– Я думала, ты хочешь…

– Набить ему морду? Да, в какой-то момент, в приступе гнева. Но предпочитаю позаботиться о своем здоровье…

Ему стало жалко сестру, и он попытался улыбнуться:

– Не переживай так, дорогая, завтра утром вы помиритесь и…

Увидев, как лицо Женевьевы исказилось от ярости, он замолчал. Она с трудом произнесла слова:

– Никогда! Слышишь! Никогда! Если б он еще сейчас был дома. Но так поступить! Я никогда не прощу ему! О! Не бросай меня, Жорж, не оставляй одну, умоляю. Вспомни, ты обещал папе, что будешь заботиться обо мне…

– Но я не оставляю тебя одну…

– Признайся, что ты мне не веришь, признайся… – торопливо продолжала Женевьева.

– Да нет же, я верю… ты разведешься. Ну хочешь, в понедельник мы пойдем к моему адвокату?

– Нет! За то, что он сделал тебе…

Не дожидаясь ответа, она бросилась в спальню, стала выдвигать ящики небольшого секретера, разбрасывая вокруг бумаги.

– Что ты ищешь? – спросил Жорж, присоединяясь к ней.

– Его бухгалтерские книги. Настоящие. В ЭКСИМ все подделано из-за налогов, из-за тебя, из-за всех, кого он надувал.

Жорж, слегка обеспокоенный, хмурясь, стоял на пороге. Она протянула ему три толстых блокнота:

– На, возьми и посмотри.

– А зачем ему потребовалось записывать все свои махинации? – спросил он недоверчиво.

Она расхохоталась:

– Ах! Бедный мой Жорж, ты слишком наивен. Чтобы лучше разбираться! Он так запутался в своих доходах и тратах! Он даже не знал, у кого лучше занять денег! По вечерам он читал мне все это, чтобы я посмеялась.

Увидев страдание на лице брата, она опомнилась:

– Но не над тобой, клянусь. Над тобой мы никогда не смеялись, Жорж. Я бы этого не позволила.

Она бросилась к нему в объятия.

– Ты знаешь, как я люблю тебя, Жорж, как ты мне дорог. Не оставляй меня на милость этого мошенника. Когда-нибудь он убьет меня. Он на это способен…

– Ну, ну, не теряй голову, Жину…

Он осторожно гладил ее по волосам, разрываясь между желанием обрести покой и нежностью к сестре. Разрушительная сила, овладевавшая Женевьевой, пугала его. Позже она наверняка во всем раскается.

– Послушай меня. Утро вечера мудреней. Поговорим в понедельник. До тех пор ничего нельзя сделать. Если ты по-прежнему будешь настаивать, мы потребуем развода, а… пока убери все. – Он протянул ей блокноты, которые она отказалась взять назад. – Убери, чтобы он даже не знал, что я видел их…

Женевьева сделала огромное усилие, чтобы говорить спокойно, и ей это удалось:

– Ты думаешь, у меня очередная истерика. Не заблуждайся. Посмотри. Повторяю, прекрасно отдавая себе во всем отчет: я не передумаю. Я сама желаю оказаться перед свершившимся фактом. И поэтому отдаю тебе всю его бухгалтерию. Надо, чтобы его арестовали.

– Очень тебе это поможет.

– Это поможет при разводе.

Жорж похлопал ее по щеке:

– Эх ты, наивный человек. Тот факт, что ты замужем за мошенником, еще не достаточен, чтобы аннулировать брак. Одно с другим не связано. Надо доказать, что он тебе изменяет.

– Значит, пойдем и поймаем его на месте преступления.

– Куда?

Она задумалась, покусывая пальцы.

– Он, должно быть, на Монмартре. Идем туда.

Жорж беспомощно развел руками:

– Не мы должны его застать, а полицейский комиссар.

– У меня идея. А что, если я заявлю в полицейский комиссариат об исчезновении моего мужа?

Бедный Жорж присел на край кровати, взял сестру за руку и привлек к себе.