Гнев орка - Калашников Максим - Страница 54

Еще одна проблема, свидетельствует Туроу, — это саморазрушение американского общества в его нынешнем виде, которое наши доморощенные «демократы» рисуют в образе земли обетованной, земного рая, всячески стараясь перекроить Россию на манер Америки. Одно из самых жутких зол Туроу видит в телевизионной «культуре», которая тотально захватила США.

Кино и телевидение заменили семью для американских детей. Ребенок в США пялится в чертов «ящик» 21 час в неделю, тогда как с отцом проводит только пять, а с мамой — всего двадцать минут. До того, как стать подростком, янки видит на экране 11 тысяч убийств. Это хорошо объясняет нынешний феномен роста числа убийц среди молодежи.

Но даже и это не самое ужасное. Телевизор уничтожает саму способность человека мыслить, строить логические умозаключения, искать информацию. Раньше, когда в основном люди читали, тексты обращались к разуму, а не к чувствам. Телевизор возвращает в мир новой неграмотности. Не надо учиться читать — достаточно просто смотреть и слушать. Телевизор может напрямую вызывать любовь или ненависть, страх или радость в мозгу сидящего перед ним идиота, причем этот идиот даже не отдает себе отчета: а почему он, собственно, радуется или негодует? Телевизор может действовать на подсознание, на глубоко запрятанные инстинкты. Так действуют на подопытную крысу, вводя ей электроды в крошечные мозги. Телеобывателю показывают «бедных чеченцев», которых убивают «эти русские», — и он заходится в ненависти к нам. Ему не показывают, что чечены делали с русскими, — и для телезрителя этого как бы не было вообще. Не было десятков тысяч зарезанных, изнасилованных, ограбленных или изгнанных из Чечни славян, потому что этого не показывали по «ящику».

Туроу считает, что идиотизация американцев уже зашла слишком далеко. В телевизионном обществе современной Америки больше невозможны великие события из героического прошлого Америки. Такие, например, как дебаты о рабстве, победа Авраама Линкольна на президентских выборах или его великая речь в Геттисберге 1861 года, — потому что все это требует умных слушателей и читателей. Он сетует: язык телевидения становится все более бедным и грубым, а вслед за этим варваризуется и язык американцев. А разрушение языка, как вы, наверное, понимаете, — это разрушение мышления, превращение человека в обезьяну, в управляемого кретина. Туроу жалуется и на то, что стерта грань между подлинной историей и дурацкими «историческими фильмами»: американцы воспринимают бредни режиссеров как подлинные события. Смотря телевизор, люди покупают возбуждение — а это сродни наркомании.

Разрушается та мораль, которая и подняла Америку к вершинам могущества: трудиться и копить деньги, соблюдая при этом законы. Телевизор, сотни его викторин или игр типа «Колесо фортуны» учит совсем другому. Счастье — немедленно. Нет, нет, нет, мы хотим сегодня…

«…Индивидуальное потребление прославляется как единственный предмет личного честолюбия… индивидуальное достижение — как единственная законная цель. Для телевизионного героя нет смерти и ограничений реального мира. Нет долга и жертвы, нет общественной обязанности, нет общего блага. Любое поведение считается законным: ценности воплощаются не в действиях людей, а в их чувствах. Чувствуйте, но не думайте. Общайтесь, но не обещайте. Воспитывается цинизм, поскольку все герои в конечном счете изображаются как глупцы…

Под давлением средств массинформа, не верящих, что готовность ждать имеет какую-либо ценность, доля людей, верящих в ценность упорного труда, за последние десять лет упала с 60 до 44 процентов. Разрушение прошлого и устранение социальных механизмов, которые связывают личный опыт человека с опытом прошлых поколений, представляет жуткое явление конца XX века.

В нынешнем мире сосед, которого чаще всего приглашают в гости, — это нереальный сосед. Это телевизионная семья, которая гораздо (примерно вчетверо) богаче реальной средней американской семьи. Она оставляет у настоящей американской семьи крайне преувеличенное, ошибочное представление о том, насколько богат средний американец. Сравнивая себя с этой мифической семьей, все испытывают, в конечном счете, чувство ущербности.

В мире «средств» никто никогда не работает, кроме полицейских и торговцев наркотиками. Мир телевидения — это мир потребления без производства. В прошлом, если верить телевидению, ничего не надо было делать, чтобы обеспечить хорошую жизнь в настоящем. И в настоящем ничего не надо делать, чтобы обеспечить потребление в будущем. Инвестиций в будущее просто не бывает. Но капиталистическая экономика должна делать инвестиции в будущее, если она хочет выжить.

Капиталистическая культура и телевизионная культура превосходно подходят друг другу, поскольку обе заинтересованы в деньгах. Но их ценности несовместимы. Первая должна иметь в виду будущее, вторая же не видит никакого будущего, если это будущее требует жертв… Трудно даже представить себе возбуждающий телевизионный спектакль о людях, терпеливо откладывающих потребление для того, чтобы инвестировать в будущее…», — пишет беспощадный профессор.

Это очень важно. Туроу все время твердит о том, что США для выживания надо гораздо больше денег тратить на образование, высокие технологии, на воспитание молодежи. То есть — есть и роскошествовать поменьше, побольше сберегая. Но мешает телевизор.

«…Официально он поет гимны капитализму, но неофициально прививает целый ряд антипродуктивных ценностей. Имя этой игры — потребление. Никто не должен откладывать немедленное удовлетворение своих желаний. В стране телевидения примечательным образом отсутствуют творцы и строители. Временные кругозоры становятся все короче и вследствие идеологии телепрограмм, и ввиду способов подачи материала — все более быстрых переходов от одной сцены к другой. Поставьте хронометр во время вечерней программы новостей и измерьте, сколько времени телевизор отводит любому сколь угодно важному предмету.

Может ли деятель телевидения делать инвестиции и реформы, важные для будущего?…Он — крайний потребитель в настоящем. Откуда ему взять ценности для поддержания необходимых вложений в образование, научно-исследовательские работы и инфраструктуру? Что же случится, если их не будет?»

Туроу жалуется на повальное распространение так называемой функциональной неграмотности в США. Что это такое? Впервые один из нас столкнулся с этим в армии. Был в нашем взводе бойкий казах Елибаев. Вроде бы и на великорусском языке говорил отлично, и читать умел, и с нашей армейской электроникой управлялся хорошо. Но однажды я дал ему почитать интересную статью. И тут Елибаев, смущаясь, признался: я не могу читать. Я остолбенел. Как же так — ты же русский знаешь, грамоте обучен. Надписи ведь на пульте управления читаешь. Но оказывается, Елибаев не мог понять большого текста и воспроизвести его смысл. Его мозг не мог строить логические связи при чтении. Текст для него распадался на кучу понятных, но разрозненных слов. И если обычный человек, читая книгу, силой воображения своего вызывает в уме яркие картины прочитанного, то в данном случае Елибаев не мог представить ничего.

Оказывается, таких людей полным-полно в США, хотя и считается, что они обучены чтению-письму. Но это не мешает им тыкать в кнопки бытовой техники, копаться в моторе или смотреть все тот же телевизор. Среди моих имперских сверстников такая неграмотность была редким случаем. К сожалению, в Россиянии с ее культом примитивной жизни и засильем телевизора таких «умственных инвалидов» уже гораздо больше.

Об опасности утраты человеком способности читать говорил известный культуролог Йохан Хейзинга еще в 1941-м. В докладе «Недуг нашего времени» Хейзинга убеждал: чтение требует умственных усилий, воображения. Текст позволяет человеку вернуться назад и еще раз осмыслить написанное. А кино и радио (составные части телевидения) эту возможность напрочь убивают. В результате плодятся особи, обладающие каким-то полузнанием, с головой, забитой всяческой информационной шелухой, которые на самом деле не обладают ни настоящими знаниями, ни способностью критически мыслить, отделяя правду от откровенной лжи. Хейзинга оказался глубоко прав.