Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич - Страница 31

— И что будешь мне бухтеть, партизан черножопый? — осведомился старикан.

— Товарищ генерал… — сказал я необидчиво. — Вы знаете Зону?

— Ни хера я не знаю вашу сраную Зону! — буркнул дед. — Ты знаешь — ты и веди… В армии хоть служил?

— Нет, — честно сказал я. — Не служил.

— И правильно! — неожиданно обрадовался дедан. — Не хрен там делать! Это раньше была армия, а теперь — говно! Еще с Мишки Меченого, мать его так. У тебя выпить нет?

Выпить у меня было — неприкосновенный, так сказать, запас, сокрытый от товарищей. Пришлось им пожертвовать. Генерал высосал флягу без особых проблем, сплюнул и сказал:

— Слабовато. Спиртяжки бы настоящего, а это — хохляцкий ректификат… Свиней поить.

— Что будем делать-то, товарищ генерал-полковник? — спросил и, умолчав, что «настоящий» спирт у меня тоже имеется. Я запасливый, не то что Аспирин, который по каждому поводу призывает «прохватить по соточке», а потом начинает бегать в поисках.

— Снимать штаны и бегать! — сказал генерал. — Ты тут главный, не я. Кабы против нас натовские дивизии, я бы… А тут — ты хозяин. Я, конечно, с народцем поговорю, объясню, что и как… Херово, боец, что там дети…

— Их трое всего, — уточнил я.

— Трое! И бабы! И два пидораса из подтанцовки Кири Филлипова, тоже с нами летели, чтоб у них в заднице ракитка выросла… Зверинец, боец! Как ты их поведешь?!

— Не бросать же… К тому же вон тот, Бернштейн, — он все наши услуги в итоге и оплатит.

— Разумно подошел, партизан, — согласился генерал. — Грабь, как говорится, награбленное. — Потом наклонился пониже. — Ты это серьезно?

— Сам не знаю, — признался я. — С одной стороны, своих немного стимулировать. С другой — народ вроде подуспокоился, у нас же привыкли «товар-деньги-товар», а на халяву доверять уже как-то не принято… Так ими командовать легче. Ну, типа я гид-экскурсовод, за все уплочено.

— Черная башка, а варит, — с уважением сказал генерал. — Ты, психолог, короче, если какие сложности, обращайся сразу ко мне. Я их построю и выгребу через одного. А теперь давай собирать манатки и валить отсюда. Не нравится мне здесь. Покойники всегда новых покойников к себе манят.

Мудро, подумал я. Толковый дедан.

— Секундочку, товарищ генерал-полковник. Есть еще одно неотложное дело.

Я вернулся к столпившимся пассажирам, смерил глазами блондинку и поманил профессора:

— Господин профессор, вы видите во-он на том кусте нечто, что вам должно быть хорошо и печально знакомо?

— На каком кусте? — вытянул шею Петраков-Доброголовин. Я показал на куст со «жгучим пухом» и громко сказал:

— А тот, прямо на который бежала вот эта барышня. Объясните-ка, профессор, барышне, да и всем пассажирам, что бы произошло с ней, с ее ребенком, который непременно побежал бы ее догонять, если бы не господин Соболь.

Профессор прищурился, разглядывая куст. Я спросил:

— Узнаете? Это называется «жгучий пух», та самая аномалия, из-за которой вам пришлось ссать себе на руки.

Профессор густо покраснел. Я не унимался:

— Расскажите же пассажирам, профессор. А то они, может, до сих пор думают, что тут курорт и все такое… Сильно жгло?

— Сильно. Невыносимо, — пробормотал профессор и протянул вперед руки, на которых до сих пор виднелись следы ожогов.

— Хотите сами проверить, барышня, нет? — поинтересовался я у блондинки. Она в ужасе отступила и с благодарностью посмотрела на Соболя.

— А теперь обдумайте все вышесказанное и не вздумайте гулять по поляне. Мужчины, со мной.

Я оставил профессора отвечать на вопросы пассажирок, Соболя — присматривать за ними всеми, а сам с остальными двинулся в сторону самолета.

Мы экстренно провели масштабный анализ того, что осталось от аэробуса. Собрали продукты (их оказалось значительно меньше, чем я полагал, — вероятно, в самолетах нынче очень хреново кормят; кое-что добыли, распотрошив багаж, в котором нашли, кстати, кое-что из спиртного), медикаменты, загрузились минеральной водой. Радиационный фон был более-менее сносным, и я прикинул, что в идеале до Периметра уцелевшие пассажиры доберутся в относительном здравии, хотя потом им лечиться и лечиться. В аптечках, понятное дело, арадиатинов не было.

Вернувшись, мы свалили на поляне весь добытый скарб, и я велел женщинам — тем из них, кто был в туфлях с каблуками-шпильками — переобуться во что угодно другое.

— Но где… — пискнула одна из пассажирок.

— Снимите с трупов, — сухо сказал я. — Тех, кто не переобуется, оставлю здесь. Точно так же рекомендую надеть куртки, джинсы, брюки и тому подобную одежду, которая годится для длительного перехода по пересеченной местности. Никаких мини юбок. Выполнять.

Скуля, пассажирки потянулись собирать одежду. Конечно, не обязательно было снимать ее с трупов — в конце концов, хватило багажа. Но напугать тоже бывает полезно. Не ныли только стюардессы и, как ни странно, истеричка-блондинка. Она с готовностью направилась к самолету, велев дочке сидеть и ждать ее. Последнее мне очень не понравилось: дети есть дети, не знаю я таких, что слушались бы команд, как сторожевые собаки. Вторая мамаша в растерянности осталась на месте, держа за руку двух пацанов, тоже лет пяти-шести. Я окликнул капитана Заяц:

— Побудьте с детьми, пока мамаши подберут им и себе обувь и одежду. Вы — после. Без вас не уйдем, обещаю.

Капитан Заяц серьезно кивнула и занялась этими тремя детьми. Других, к счастью не было.

Мужиков я подрядил собирать носилки для раненых из древесных стволиков, одежды и ремней. Ремни опять же велел снимать с покойников. Неходячих раненых, кстати, оказалось двое. У девушки лет двадцати трех был сломан позвоночник, бортмеханик отделался переломами ноги, но был по-прежнему без сознания. Головой долбанулся, видать.

И дети… слава богу, с выжившими матерями. И точно так же слава богу, что погибшие матери со своими детьми и погибли. Службы психологической помощи у меня не имеется, кто бы самому помог. Детям придется дать арадиатины из наших аптечек, иначе бессмысленно их тащить через Зону, чтоб похоронить вскорости. Главное — сделать это так, чтобы не случилась истерика среди остальных. А то знаем мы это: «Я вам заплачу любые деньги, только дайте мне лекарство…».

Всего оказалось ровно девятнадцать человек. Сначала мне показалось, что их больше. Стюардесса пискнула, что на борту было сто двадцать три, включая экипаж… Что ж, не так уж плохо отделались. Хотя, с другой стороны, какое уж тут везение, раз их занесло в Зону.

Из девятнадцати выживших имелось, как я уже сказал, двое раненых, трое детей и семь женщин, включая стюардесс и капитана Заяц. Плюс двое гомиков. Передвижной цирк Кости Упыря, чтоб он перевернулся…

Не было ничего удивительного, что братья-сталкеры смотрели на меня как на идиота, который слепил из собственного дерьма куколку и самодовольно пускает над ней слюни. Вернее, смотрел Аспирин — Пауля и Соболя вместе с парой пассажирок я отрядил охранять периметр, чтобы никто из мутантов не прибыл на шум в рассуждении, чего бы покушать.

В самом деле, я дебил. Что бы их, выживших пассажирок, тут оставить, а потом прислать тех же военных сталкеров, пусть вытаскивают, как хотят. Все равно же будут искать рано или поздно. Но я чуял, что скоро выброс. Каким местом чуял — даже и не объяснить… А выброс им не пережить. Да и до выброса дожить — тоже надо постараться. Это я тут же подкрепил в своем сознании выстрелом в мелкую псевдоплоть (не нашу подругу), которая учуяла сырое мясо и похотливо кралась за низенькими кустами. Одна радость — пока они тут подъедят трупы, мы сможем спокойно отойти подальше. Такая свалка еды приманит всех в округе, кто знает толк в свежей человечинке… А уж в не очень свежей — у-у-у!

Я пожалел, что с нами нет попа Дормидонта. В трудные минуты жизни люди тянутся к богу, тем более сейчас это модно. Священник весьма бы пригодился, снял бы часть психологических проблем, да и с выживанием в Зоне у него явно нет особенных сложностей. Вон, грибы даже местные жрал, и то ничего.