Наездники - Булычев Кир - Страница 8

Сквозь заросли крапивы и кустов была проложена тропинка, словно там прошли путешественники в Эльдорадо. Знаете о такой стране золотых сокровищ в Южной Америке? По телевизору показывали. Но кто проложил тропинку и не взвыл от крапивных укусов – непонятно.

Олег Владиславович встал в начале пробитого в джунглях пути и сказал:

– Если тут пройти, то уткнешься в забор.

– Я тут не пройду, – сказала Верка. – У меня железных лат нету.

– Испугаешься – пройдешь, – усмехнулся Олег.

– Кто ж меня пугать будет?

– Найдутся желающие. Ты же заранее дрожишь.

– Ничего я не дрожу, – обиделась Верка.

– Этой тропинкой дойдешь до штакетника. Там одна планка вынимается. И попадешь на мой участок.

– Там не ваш участок, – сказала Верка. – Что я, не знаю, что он на Бирюзовую выходит? Там Папаня живет.

– Он мне сдал.

Впрочем, что в том удивительного?

Если посмотреть на поселок сверху, то увидишь квадрат. Одна его сторона – Советская улица, довольно широкая, она к станции ведет. В Советскую вливаются узкие улицы, без асфальта. Первая от станции – Вокзальная, там нам делать нечего. Потом наша, Школьная, а следующая – Бирюзовая. Они со Школьной параллельные и отстоят друг от дружки на длину двух участков, понятно? А четвертая сторона квадрата, куда Вокзальная, Школьная и Бирюзовая упираются, – это пруд, мелкий, заросший камышом, нечищеный, в нем даже рыба не водится, только лягушки. А дальше забор санатория для старых большевиков. Правда, старые большевики вымерли, теперь там кто-то другой отдыхает.

– А кто протоптал? – спросила Верка.

– Может, Папаня? – предположил Олег. – Может, ему так короче к станции ходить?

– Он вас пустил, а сам куда?

– А сам в сарайчике спит. Он говорит, что ему там уютнее.

– Ага, знаю, – кивнула Верка. – Он мне говорил.

Она здесь свой человек, старожил, а у Папани никогда не бывала. Знает, что он одинокий, но ей к нему идти незачем. И ему здесь делать нечего. Зачем тропинки протаптывать? Надо будет запретить, подумала Верка.

– Мое окошко в твою сторону выходит, – сказал Олег. – Если темно, ты на него беги. Я никогда свет не тушу. Даже когда на наблюдение ухожу.

– На что? – не поняла Верка.

– Я тут наблюдаю, – объяснил Олег. – Мне надо отыскать одно место, вернее, одного человека.

Верка не знала, спросить, что за место, или сосед сам расскажет.

– Так что не боись! – закончил Олег. – Мы с тобой, Зоя Космодемьянская!

И он смело пошел по тропинке, раздвигая крапиву локтями. Скоро крапива его совсем скрыла, только шляпа покачивалась над зарослями.

Было довольно темно, но от этого далекое желтое окошко в комнате Олега горело все ярче, а если подпрыгнуть, то его можно было увидеть целиком.

Олег исчез. И стало страшно.

Верка и так нервная, а тут все события дня сразу на нее навалились. Ничего вроде бы не случилось, а хочется бежать… Детеныши, бомжихи, Олег, бабины уколы…

Глава 4

Больше всего Верке захотелось кинуться к станции, сесть в электричку и спрятаться в настоящем московском доме. Пускай она там никому не нужна, на всех обижена, но дома НЕ СТРАШНО.

Она даже стала представлять, что, если дома заругаются, можно переночевать у Толстовой из второго подъезда. У нее двухкомнатная квартира и мать добрая. Если ей яблочек привезти и что-нибудь с огорода, она будет рада. А утром можно будет на первой электричке вернуться, Катьку подоить и прямо к бабе Элле в больницу.

Верка стала собираться, и от занятий сразу стало легче.

Сначала надо было сделать всякие домашние дела, покормить живность, подоить Катьку – ведь ее два раза в день доят, в мокрой темноте собрать яблок для толстовской мамы и хоть банку черной смородины, она еще осталась на большом кусте у калитки.

Теперь, когда Верка приняла решение, ей стало лучше. Как будто враги гнались за ней, гнались, но упустили ее след.

Верка потрясла большую яблоню, но отскочить не успела.

Вода рухнула с дерева, как водопад.

Верка промокла, словно выкупалась.

Яблоки посыпались с дерева и стали стукаться о траву. Некоторые попадали по Верке.

Как она на себя рассердилась! И холодно стало безумно, да еще, как назло, поднялся ветер.

Он нес заряды дождя. Казалось, что капли прилетают прямо с Северного полюса.

Верка плюнула на яблоки и побежала в дом. На крыльце сидел Котяра и жалобно мяукал, кого-то жалел – то ли себя, то ли Верку.

– А что? – громко произнесла Верка. – Добегу до станции.

Она пошла к калитке. Тут дождь усилился, и она вспомнила, что зонтика у нее больше нет.

Верка открыла калитку и ступила на улицу.

Один фонарь висел прямо возле калитки, второй совсем далеко, там, где улица Школьная вливалась в Советскую. Под фонарем кто-то стоял, не видно кто. Но стоял неподвижно, словно подстерегая Верку.

Чтобы ее не увидели, Верка тут же нырнула обратно в калитку и закрыла ее на щеколду, будто это могло выручить.

Кто там стоял?

Все было как в американском ужастике. Героиня идет к своей машине и слышит, как сзади стучат уверенные, быстрые шаги. Оборачивается – никого! Идет дальше. И снова слышит шаги.

А что дальше?

Черт знает, что дальше!

Верка вбежала в дом и чуть не прищемила хвост ворвавшемуся следом за ней Котяре.

В прихожей горела лампочка.

Тусклая, но трезвая, не допускающая никакой мистики.

Верка задвинула засов. Засов надежнее любого замка.

Конечно, самое славное – закрыть ставни. Но ставни были наружными, их закрывали только в тех редких случаях, когда все уезжали с дачи. И закрыть их можно было только снаружи. Плюнув на ставни, Верка обошла комнаты, проверила, закрыты ли окна. Хорошо бы задвинуть шторы, но занавеска осталась только на кухне, обеднела Верка.

В комнате, где Верка спала на бабиной кровати (при бабе приходилось спать на раскладушке), она не стала зажигать свет.

Знобило – жутко.

Она заставила себя раздеться, вытерлась полотенцем и отыскала в шкафу сухие трусики и майку. Потом натянула свитер. И носки. Стало теплее.

Верка нырнула под одеяло и только тут вспомнила, что хотела убежать в Москву. А кто там на улице стоял? Он ведь без зонтика был, хотя дождь сильный. Мужчина там был или женщина? В крайнем случае можно убежать к Олегу Владиславовичу… Стойте! Ведь окно этой комнаты выходит как раз в ту сторону, к сломанному штакетнику. Значит, в случае чего можно вылезти из окна и никто не перехватит.

Если ты хотя бы во сне понимаешь, как можно сбежать, сразу становится легче. Ведь враги о выходе не знают!

Она пригрелась и подумала: «Как я устала! И здорово, что не поехала в Москву, я бы по дороге промокла до воспаления легких. И умерла бы от страха. А сейчас я дома, никто меня не хочет убить, и я сплю…»

Сколько она спала, неизвестно. Но когда проснулась, было темно.

Она была в доме не одна.

Темно. Дождь постукивает по стеклу, слышно, как капли легонько барабанят по крыше. Это постоянный шум, привычный, но звук шагов в большой комнате сразу напугал Верку.

Кто-то шел по комнате, стараясь ступать негромко. Потом заскрипел стул. Он вообще-то скрипучий, но если вы думаете, что это Котяра на него вскочил, то ошибаетесь. От кота стул так не заскрипит.

Потом все стихло.

Сжавшись под одеялом, Верка пыталась успокоиться. Она себя уговаривала: ничего страшного, это дом скрипит, старый – вот и скрипит, это крысы бегают, они всегда по ночам бегают, на то они и крысы.

Но она знала, что это не крысы.

В доме люди.

А ведь она чуяла, что кто-то к ней заявится. Все события странного дня к этому вели.

Верка лежала, сжавшись котенком, коленки к животу.

И тут ее ударило по ногам!

Как электрическим током!

Почему она не закричала и даже не взвизгнула – невероятно! Верно, боялась тех, кто в соседней комнате, еще больше.

Что-то теплое пронеслось по ее боку, потом по плечу и полезло внутрь комочка, которым стала Верка.