Хлеб с ветчиной - Буковски Чарльз - Страница 37

41

В то время, когда я гнил в РТОК, другие ребята продолжали заниматься спортом. Они создавали команды, участвовали в турнирах, получали наградные значки и кадрили девчонок. Мои дни по большей части проходили в строевой подготовке под палящим солнцем. Все, что я видел, это затылок и уши впередистоящего. Я быстро начал разочаровываться в военном деле. Мои же братья по оружию рьяно начищали свои ботинки и с большим воодушевлением участвовали в учениях. Я не видел в этом никакого смысла. Просто из нас готовили свежее пушечное мясо. Но, с другой стороны, я также не мог представить себя в футбольном шлеме, наплечных щитках, бело-голубой майке с номером 69, пытающегося блокировать сразу нескольких бугаев из другой команды — вонючих животных, пропахших табаком — только для того, чтобы сынок окружного прокурора мог спокойно обойти левого защитника. Вся проблема была в том, что приходилось выбирать между одним злом и другим. Результаты выбора не имели никакого значения, все равно вас брали за жабры и ебали по полной программе, к двадцати пяти годам большинство людей уже становились полными кретинами. Целая нация болванов, помешавшихся на своих автомобилях, жратве и потомстве. И самое гнусное — на президентских выборах они голосовали за кандидата, который больше всех походил на серое большинство.

Меня брала тоска. Ни в чем не находил я интереса и, что самое гнусное, не искал способа, чтобы выбраться из этого тупика. Другие, по крайней мере, имели вкус к жизни, казалось, что они понимают нечто такое, что мне недоступно. Возможно, я был недоразвит. Вполне вероятно. Я частенько ощущал свою неполноценность. Мне хотелось просто отстраниться от всего. Но не было такого места, где я мог скрыться. Суицид? Ничем не лучше, чем любая другая работа. Я предпочел бы уснуть лет этак на пять, но разве мне бы позволили.

Итак, я был учеником средней школы Челси, состоял в РТОК, давил свои прыщи. Это обстоятельство всегда напоминало мне, каким я был недоноском.

Это был великий день. Проходил заключительный тур соревнований по мастерству владения оружием. От каждого отряда участвовало по одному человеку — победители в своих подразделениях. Каким-то образом я оказался в длинном строе финалистов. Не знаю, как так случилось, что я победил. Собственно, я никогда не рвал жопу и не выделялся успехами.

Была суббота. Трибуны заполнили отцы и матери соревнующихся. Прозвучала сигнальная труба. Судья дал отмашку шашкой. Последовали команды. Оружие на правое плечо! Оружие на левое плечо! Винтовки замелькали, перескакивая с плеча на плечо, приклады то опускались на землю, то снова взмывали, чтобы опуститься на плечи. Трибуны пестрели девицами в голубых, зеленых, желтых, оранжевых, розовых и белых платьях. Было жарко, скучно, а действо смахивало на безумие.

— Чинаски, вы будете отстаивать честь нашего эскадрона!

— Есть, капрал Монти!

А девочки все сидели на трибунах в ожидании своего любимого, победителя и законного распорядителя. Грустно было об этом думать. Стайку голубей вспугнул поднятый ветром обрывок бумаги, и они поднялись, шумно захлопав крыльями. Я жаждал опиться пивом. Мне хотелось быть где угодно, но только не здесь.

Как только участник делал ошибку, он покидал строй. Вскоре осталось шесть, пять и вот уже трое. Я был среди них. Мне не нужна была победа, я знал, что скоро вылечу. Я хотел побыстрее выйти из игры, мне все это надоело, я устал, да еще эти мерзкие прыщи. Насрать мне было на все их награды. Но я не мог ошибиться специально. Капрал Монти очень обиделся бы.

И вот нас осталось только двое. Я и Эндрю Пост. Этот Пост слыл всеобщим любимчиком. Его отец был знаменитый адвокат но уголовным делам. Он находился сейчас на трибунах вместе со своей женой. Пост обливался потом, но действовал точно и решительно. Мы оба знали, что победит он. Я чувствовал энергию поединка, и вся она была на его стороне.

Все правильно, думал я, ему это нужно, это нужно его семье. Только в этом случае вся эта суета имеет смысл.

Мы продолжали отрабатывать разнообразные приемы из курса владения оружием. Краем глаза я видел штангу ворот и думал о том, что если бы я хорошо постарался, то смог бы стать великим футболистом.

— Готовсь! — прогорланил командир, и я передернул затвор.

Прозвучал только один щелчок. Слева щелчка не последовало. Эндрю Пост словно окаменел. Приглушенный стон раздался со стороны трибун.

— К ружью! — последовала последняя команда, и я завершил упражнение.

Пост сделал то же самое, но затвор его винтовки был открыт.

Церемония награждения победителя проходила несколькими днями позже. К счастью для меня, в этот день полковник Сассекс вручал награды и за другие соревнования. Я стоял в общем ряду победителей и ждал своей очереди. Прыщи донимали меня пуще прежнего, и, как назло, когда я надевал свою форму из коричневой шерстяной ткани, солнце палило особенно нещадно. Каждый волосок этой блядской рубашки давал о себе знать нестерпимым зудом. Я не был образцовым солдатом, и все знали это. Я победил совершенно случайно, потому что ничуть не переживал по этому поводу. Мне было очень неудобно перед полковником, я знал, что он обо мне думает, и наверняка он знал, что я о нем думаю: эта его исключительная преданность своему делу и безграничное мужество вовсе не казались мне чем-то необыкновенным.

Наконец Сассекс добрался до меня. Я стоял по стойке «смирно», но умудрился мельком оглядеть его. Слюна подсохла. Возможно, когда полковник хорошенько опорожнял свой мочевой пузырь, она не выделялась так интенсивно. Сассекс приколол мне медаль, затем пожал руку.

— Поздравляю, — сказал полковник и вдруг улыбнулся. Да, усмехнулся и пошел дальше.

Ах ты, старый хрыч! Я даже зауважал его…

Я шел домой, медаль лежала у меня в кармане. Я размышлял. А собственно, кто он, этот полковник Сассекс? Один из нас, простой человек, которому тоже хотелось есть, спать и срать. Всем приходится как-то приспосабливаться, искать определенную форму, чтобы существовать. Будь то обличье доктора, адвоката или солдата — большой роли не играет, что именно это будет. Просто, выбрав определенную форму, приходится идти в этом обличье до конца. Сассекс свой выбор сделал. Таковы правила: или вы умудряетесь вписаться в общую схему, или подохнете на улице.

Не доходя до первого проспекта, мне попался маленький запущенный магазинчик. Я остановился перед его витриной. Много разных предметов было выставлено за стеклом, и на каждом висел пыльный ценник: несколько подсвечников, электрический тостер, настольная лампа. Стекло витрины было грязным как внутри, так и снаружи. Сквозь слой ныли и грязи я видел двух игрушечных псов, которые весело улыбались, и миниатюрное пианино. Весь товар выглядел весьма непривлекательно. В магазине не было ни одного посетителя, я не видел никого, кроме продавцов. Много раз я проходил мимо этого места, но никогда не обращал на него внимания.

Чем дольше я всматривался в этот странный мир, тем больше он нравился мне. Ничего не происходило на его территории. Это было место покоя и сна — владения смерти. Я был бы счастлив служить клерком в этом магазинчике, но только до тех пор, пока его дверь не открыл бы первый посетитель.

Я отвернулся и пошел дальше своей дорогой. Достигнув проспекта, я ступил на проезжую часть — под моими ногами оказалась решетка канализационного люка. Она смахивала на огромный черный рот, ведущий в самое чрево земли. Я достал из кармана медаль и бросил ее в смердящую пасть. Моя награда исчезла в темноте.

Я вернулся на тротуар и прямиком направился домой. Родители были заняты уборкой. Была суббота, и значит мне надлежало подстригать газон и поливать цветы.

Я переоделся в рабочую одежду и вышел во двор. Отец наблюдал за мной из-под своих черных и суровых бровей. Я открыл двери гаража и осторожно выкатил газонокосилку задним ходом. Лопасти машины не вращались, но были отточены и ждали своего часа.