Замри, умри, воскресни - Кайз Мэриан - Страница 89

Я сделала паузу, а когда снова подняла глаза, грабитель исчез так же бесшумно, как появился. Потом я вернулась в нашу спальню, растолкала Антона и рассказала о случившемся.

— Что за чертовщина! — сказал он. — Утром же поговорю с рабочими.

Верный своему слову, утром он первым делом позвонил бригадиру и разговаривал подчеркнуто учтиво, что лишь свидетельствовало о том, как он зол.

— Доброе утро, Макко. Можем мы сегодня рассчитывать увидеть вас и ваших коллег? Нет? А что случилось? Кто-то из родственников умер? Не говорите, не говорите, я сам угадаю. Ваша собака? Ваш четырнадцатиюродный брат? Ах, ваш отец! За этот месяц ваш старик умирает, если не ошибаюсь, уже в третий раз. Новая попытка? Надо ему попринимать рыбий жир.

Антон замолчал и слушал, что ему говорят. Потом что-то пробурчал и повесил трубку.

— Черт!

— Что такое?

— У него и вправду умер отец. Он даже плакал. Теперь они никогда не вернутся.

Я была в отчаянии. Джемма тут была ни при чем, но я все равно возложила вину на нее.

В этот день мне еще раз пришлось вспомнить Джемму. Таня Тил прислала с курьером окончательный макет моих «Кристальных людей». Не книга, а красавица: увесистый том в твердой обложке, оформленной в том же ключе, что и «Мими». На той обложке было размытое изображение похожей на колдунью женщины на синевато-сизом фоне. Здесь было слегка размытое изображение похожей на колдунью женщины на лавандово-голубом фоне. Сначала мне даже показалось, что рисунки идентичны, но, вглядевшись, я обнаружила массу различий. На обложке «Мими» глаза у женщины были голубые, здесь — зеленые. Та была в сапогах на шнуровке, эта — в туфлях на невысоких шпильках. Масса различий, просто масса.

Книга поступит на прилавки через два месяца, двадцать пятого октября, но уже с завтрашнего дня начнет продаваться в аэропортах в киосках дьюти-фри.

— Удачи тебе, книжечка! — сказала я и поцеловала свое творение, стараясь защитить от злых чар, посланных Джеммой.

Если бы я не валилась с ног от усталости, то отвезла бы ее Ирине.

У Ирины жизнь переменилась. Она познакомилась с украинским «бизнесменом» по имени Василий, который вытащил ее из угрюмого Госпел-оука и поселил в квартиру с прислугой в Сент-Джонс-Вуде. Он был от нее без ума. Она продолжала работать на неполную ставку, но лишь из любви к компании «Клиник», а не для того, чтобы зарабатывать.

— Как подумаю, что бесплатных образцов не будет, — жить не хочется. (Тут она мелодраматически ударила себя в грудь, после чего достала пудреницу с зеркальцем и проверила, в порядке ли помада.)

Я уже навещала ее в новом жилище — большой квартире с тремя спальнями в модном многоквартирном доме с полным набором услуг. В окна третьего этажа заглядывали ветви деревьев, и хотя я понимала, что это всего лишь дом русской девицы на содержании у украинского гангстера, выглядел он ужасно респектабельно. На мой вкус, небольшой перебор с золотом, но в целом очень миленько. Особенно я оценила отсутствие строительной пыли.

Мы послали Макко цветы на похороны отца и, кажется, вернули его расположение, потому что в понедельник все четверо были на месте. У всех появился странно деловитый вид, и мы уже решили, что швеллеры наконец займут положенное им место, как вдруг один из умельцев, Бонзо, сделал неловкое движение, задел опору лесов и высадил ею витражное окно над парадной дверью, которое радугой рассыпалось по земле.

Я терпела, когда эти неандертальцы обсуждали соски моей домработницы; когда они подолгу сидели в туалете с похабными журнальчиками; когда учили Эму сквернословить по-ирландски. Все это я снесла безропотно. Но витражное стекло было старинное, красивое, единственное в своем роде. Оно оказалось для меня последней каплей. Все переживания по поводу затянувшейся стройки, все мои надежды и разочарования разом обрушились на мою хрупкую нервную систему, и на глазах у изумленных Бонзо, Макко и Томмо я разрыдалась в голос.

Долгие недели забот и тревог, постоянные денежные затруднения, отчаянные усилия родить книгу, которая никак не хотела рождаться, и страх, что Джемма сделает что-то ужасное моей семье, — все это бурным потоком хлынуло из моих глаз.

Томмо, самый добросердечный из нашей четверки, смущенно произнес:

— Ну же, ну…

Бонзо же, словно в ответ на молчаливое порицание его проступка, вышел. Затем вернулся и сердито призвал к себе коллег, которые робко последовали за ним. Они ушли и не вернулись и спустя два дня. Я дошла до ручки. Всякий раз, как что-то не ладилось, я вспоминала о Джемме. Я действительно боялась, что у нее открылись колдовские способности. Она превратилась в моего злого гения, и вопреки всякой логике я все неудачи в своей жизни теперь относила на ее счет. Я пыталась говорить об этом с Антоном, но он — вполне резонно — отвечал, что Джемма тут ни при чем.

— При всем моем ангельском терпении даже я готов их поубивать, — объявил он. — В этом доме и сам далай-лама потерял бы выдержку.

Мы обсудили целесообразность приглашения другой бригады для завершения работы, но денег, как всегда, не было. И раньше, чем придут первые потиражные, и не предвиделось — иными словами, ждать надо было до конца сентября, то есть еще месяц.

Из-за подавленного настроения Антон потерял интерес к сексу, а я раздала всю косметику Зулеме, за исключением дорожного набора «Джо Малоун», поэтому мне ничего не оставалось, как самой позвонить Макко и просить, чтобы Бонзо вернулся.

— Вы его обидели, — заявил тот. «А ваш. сожитель обидел меня, когда глумился над моим горем», — слышалось в его тоне.

— Мне очень жаль, — сказала я. — Я не хотела его обижать.

— Он очень чувствительный.

— Мне правда очень жаль.

— Ладно, поговорю с ним, может, что и получится.

Зазвонил телефон. Это была Таня Тил. Но голос ее звучал натянуто. И говорила она слишком быстро.

— Да, Лили, есть новости. Хорошие. Мы решили переделать обложку. Тот вариант очень симпатичный, но слишком уж похож на «Мими». Новую уже сделали, курьер привезет вам на утверждение.

— Да, хорошо…

— Это просто отлично, можете мне поверить. Лучше, чтобы книги не путали.

— Таня, у вас все в порядке?

— Абсолютно, — сказала она. — Правда. Только утвердить эскиз надо срочно. Сегодня сдаем в типографию. Иначе выбьемся из графика. Курьер уже выехал. Если в течение получаса не появится, позвоните мне, я пошлю другого.

Через полчаса обложку доставили. Коричневая, размытая, очень серьезная. Полная противоположность первому варианту, но к содержанию книги подходит больше. Мне понравилось. Я позвонила Тане, та, как и в тот раз, тараторила с космической скоростью.

— Понравилось? Вот и хорошо. В аэропортах, наверное, уже голубая продается. Но это неважно. Когда книга появится в настоящей продаже, она будет в новой обложке.

— У вас правда все в порядке?

— Да, да, в порядке.

Что-то тут не так.

Это был поистине день «Докин Эмери», потому что следом позвонила мой рекламный агент Отали.

— Отличные новости! Вас хотят пригласить в «Одиннадцать часов».

Так называлась телевизионная дневная передача; несмотря на название, она была в эфире с половины одиннадцатого до двенадцати; вели ее две дамы, которые, похоже, ненавидели друг друга всей душой, но обращались друг к другу подчеркнуто ласково. Рейтинг у нее был высокий.

— Я понимаю, новая книга еще не вышла, но это национальный канал, и упускать такой шанс было бы преступно.

— Когда они хотят меня видеть?

— В пятницу.

Послезавтра. Я содрогнулась. Я же в абсолютно разобранном состоянии! Я снова подумала о Джемме; если бы ее пригласили в такую передачу, она бы была неотразима. У Джеммы классные костюмы, блестящие (и густые!) волосы и туфли на каблуках. Она всегда ухоженна. Я же и в лучшие времена выглядела неизвестно как, а сейчас и подавно.

— Чудесно! — ответила я, положила трубку и позвонила Антону.

— В пятницу меня приглашают на «Одиннадцать часов»! — Я почти кричала. — Национальный канал! Господи, как я себе отвратительна! И надеть решительно нечего. И с волосами так ничего и не придумала. Я себе не нравлюсь!