Замри, умри, воскресни - Кайз Мэриан - Страница 19

Спустя некоторое время грохот стих. Черт. Что еще? С упавшим сердцем он увидел, как Робби и Гэри входят в гостиную с одинаково порочным выражением лица. Забавно: оба — просто копия матери, но у нее выражение совсем не такое. Или…

Гэри взяла в руки пульт и небрежно переключила каналы.

— Я смотрю матч, — сказал Ноуэл.

— Старый козел! Это не твоя квартира.

Гэри пощелкала пультом, оставила без внимания все интересное и остановилась на трансляции официальных похорон какого-то кардинала. На экране медленно двигалась похоронная процессия.

Тишина в комнате нарушалась монотонными погребальными песнопениями.

Робби изрек:

— Мы тебя ненавидим.

— Да, ты нам не отец.

— Скорее тянешь на деда. Только еще старше.

Ноуэл молчал. Не мог же он им сказать, что он их тоже терпеть не может. Он еще надеялся завоевать их расположение.

— Она поехала тратить твои денежки, — продолжала Гэри. — Она же только из-за этого с тобой. Накупит всяких классных вещей себе, мне, Робби и нашему папе, а когда деньги у тебя кончатся, она тебя выгонит. Если ты к тому времени не окочуришься.

Своими грубыми ремарками Гэри попала в точку. Колетт и впрямь с ошеломляющей скоростью тратила его деньги.

— Съешьте по шоколадке. — Ноуэл знал, что дети любят сладкое.

— Да ну… Это дерьмо, а не конфеты. Вот «Ферреро Роше»…

Наконец в двери повернулся ключ. Слава богу. Вошла Колетт и бросила на стол кучу пакетов из «Маркса и Спенсера».

— Привет, любимый. — Она поцеловала Ноуэла в нос и лукаво добавила: — А у меня для тебя подарок.

Неужели пироги со свининой, обрадовался Ноуэл. С жирком вкуснее не бывает. Что за женщина! Правильно он сделал, что ушел от своей милой женушки, даром что та тридцать пять лет хранила ему верность.

Колетт полезла в сумку и выудила сверток, хрустящий точь-в-точь как пакет с пирогами. Но это оказались не пироги. Это был бюстгальтер. Нейлоновый, черный с бирюзовым. Довольно смелый. Рука Колетт нырнула обратно и достала такие же трусики.

— Милые штанишки, — бесстрашно произнес Ноуэл.

— Это не штанишки. — Колетт игриво швырнула в него кружевным клочком, тот приземлился ему на темечко, растрепав зачесанные через лысину волосы и наэлектризовав всю его седую голову. — Это упряжь.

Упряжь. Ноуэл знал, что это означает. Это означает, что сегодня она будет настойчива. Опять. Но сначала будет показ мод, Колетт станет выхаживать по спальне в своих модных трусиках, демонстрировать ему задницу и танцевать вокруг пресса для глажки брюк — за неимением шеста. И так — каждый вечер.

Она была ненасытна, он — вконец измучен.

— Там у тебя еще что-то в пакете? — спросил он, все еще надеясь на пирог со свининой.

— А как же! — Она выудила на свет такой же пояс с резинками.

Ноуэл жалобно кивнул. Безумием было ожидать, что она привезет ему пирогов со свининой. Никогда ему их больше не видать. Колетт говорит, он уже не молод, организм изношен, артерии все в бляшках.

Но низкокалорийная диета, на которой она его держала, была убийственна.

КОНЕЦ

Что скажешь? Может такое быть, правда? Вот было бы здорово! Все бы отдала, чтобы он только вернулся домой.

Пора было нанести визит Джонни Рецепту. Он оказался занят разговором с дамой, которая жаждала получить эффективное средство от грудного кашля.

— Вот Джемма, наверное, знает.

— Знает что?

— Сколько надо взять с собой денег в Париж на выходные?

— Много, — ответила я. — Очень много.

— Он считает, четыре сотни хватит. — Миссис Грудной Кашель кивнула в сторону Джонни.

— Ну, это уж как минимум. В Париже прекрасная обувь. И украшения. И одежда. Еще о ресторанах не забудьте. — Господи ты боже мой! — Хотела бы я съездить в Париж!

— Я тоже, — поддакнул Джонни. Мы встретились взглядами.

— Я тебя свожу, — сказал он. — На пару недель.

— Тогда уж лучше на месяц. — Мы оба расхохотались. Миссис Грудной Кашель с улыбкой смотрела на нас.

Но когда мы с Джонни угомонились, посмотрели друг на друга и вновь зашлись смехом, улыбка у нее померкла.

— А что смешного?

— Нет, ничего, — задохнулся Джонни. — Ничего. — Это-то и было самое смешное.

ТО: Susan…[email protected] /* */

FROM: Gemma [email protected] /* */

SUBJECT: Новое свидание

Ни за что не угадаешь. Этот малыш Оуэн мне опять позвонил. Сказал, что посмотрел на свою ногу — чего-то в ней недоставало, и понял, что исчез огромный синяк, который я ему поставила, когда § прошлый раз спихнула с кровати. Спросил, есть ли надежда на повторное представление, и, кажется, застал меня врасплох, потому что я ответила — да. Окончательно еще не сговорились. Не знаю, как стану отпрашиваться у мамы, но что-нибудь придумаю. Я собираюсь повеселиться всласть…

Целую,

Джемма.

Это хорошо, что я собралась куда-то сходить. Постоянное, часами, сидение дома с мамой губительно сказывалось на моем восприятии реальности. Я беспрерывно фантазировала на тему рушащихся отношений папы с Колетт и затем сочиняла свои короткие эссе. Это было мое единственное утешение. Я создавала воображаемый мир, в котором, помимо всего прочего, Колетт теперь отказывалась работать, мотивируя тем, что у нее есть муж; у папы возникли неприятности с начальством, и он постепенно начинает приходить в себя.

До чего же я хотела, чтобы мама с папой опять были вместе. Было ужасно ощущать себя членом разрушенной семьи, хоть мне уже и исполнилось тридцать два.

Я забросила свои фантазии на тему фермера-кинорежиссера и целиком посвятила бессонные утренние часы сочинению разнообразных сюжетов по образу и подобию всяких романтических историй, которые все до единой заканчивались счастливым воссоединением моих родителей. Особенно мне нравился тот, где под каким-то предлогом — скажем, в связи с днем рождения общего друга — им приходится вместе совершать длинное путешествие, машина посреди дороги ломается, и они оказываются в домике в какой-то глуши, разыгрывается гроза, свет вырубается, они слышат какой-то странный шум и по соображениям безопасности спят в одной постели.

Но самым любимым моим сюжетом был тот, где папа заезжает к маме якобы затем, чтобы забрать почту. У нее красивая прическа, она скромно, но очень удачно подкрашена и одета в саронг и купальник. Выглядит — закачаешься.

— Ноуэл, — говорит она с теплотой, которая его повергает в смущение. — Как я рада тебя видеть. Я как раз собиралась обедать. Не хочешь составить компанию?

— Ну… не знаю. У тебя что на обед?

— Поджаренные тосты с сыром и ветчиной и бутылочка дивного шардонне.

— Колетт мне сыр не разрешает.

— А меня Гельмут считает вегетарианкой, — сухо отвечает мама.

— Значит, тебе тоже нельзя.

— Вот как? — По маминому лицу медленно ползет коварная улыбка. — А давай нарушим. Если ты никому не скажешь, то и я буду молчать.

— Ну, хорошо.

— Сегодня такой чудесный день, давай сядем в саду.

Они устраиваются за столиком, и солнце им улыбается. В колышущиеся на ветру пурпурные цветки наперстянки влетают и с сытым жужжанием вылетают трудолюбивые пчелки. Мама надевает темные очки от Шанель. Помада у нее такая стойкая, нисколько не бледнеет от еды. Папа смотрит на чудесный сад, некогда являвшийся его большой гордостью и отрадой — до того, как его поманила кружевная «упряжь».

— Я и забыл, какой тут солнцепек.

— А я — нет. — Мама вытягивает загорелую ногу. — Это же кильмакудская Ривьера, дорогой. Ну же, рассказывай. Как тебе живется с Клодетт?

— С Колетт.

— Ой, прости. С Колетт. Все в порядке, да?

— Прекрасно. — Сказано скорбным тоном. — А как у тебя с Гельмутом?

— Восхитительно. С таким обилием секса даже не знаю, что делать.

— А… Гм-мм…

— Секс… — машет рукой мама, слизывая с пальцев сыр. — Только о нем они и думают, эти молодые люди. Можно подумать, они его только что изобрели. Все это грустно.

— Ага. Готовы выжать тебя до капли. — Папу вдруг прорывает. — Что плохого в том, чтобы просто пообниматься? Почему всякий раз нужно все доводить до конца? Почему я не могу хотя бы раз лечь в постель и сразу уснуть?