Головорез - Брюер Стив - Страница 26

Трикотажный Берет проследил за взглядом девушки и злобно уставился на Соломона. Соломон отвел глаза. Сегодня вечером ему не до мужских разборок. Он все еще слишком взвинчен из-за того, что Шеффилды сваливают вину на него. Как всегда.

Половина жизни, отравленной их враждебностью, промелькнула в сознании Соломона. Братья Шеффилды уже выросли, когда его мать пришла на работу к Дональду, но они всегда видели в Соломоне угрозу. Потому, возможно, что Дон так явно выделял Роуз. Когда она погибла и Дон оставил Соломона при себе, его сыновья затаили злобу. Жить с этой неприязнью было тяжеловато, и Соломону все труднее становилось сдерживать свой гнев, делать то, чего от него ждали, и говорить: «Да, сэр».

Обычно он старался не думать о своей матери и Доне и о том, что могло между ними быть. Они со стариком никогда на эту тему не говорили. Однако Соломон знал, что именно сильное чувство Дона к его матери открыло перед ним двери дома Шеффилдов. Он уже давно отработал свое пропитание, быть может, даже заслужил право считаться членом семьи. Но Крис и Майкл никогда этого не допустят. Избалованные ублюдки.

Соломон допил пиво и заказал еще, надеясь, что холодный напиток остудит его изнутри.

Он поднял глаза и обнаружил, что темноглазая женщина по-прежнему смотрит в его сторону. На лице Трикотажного Берета зарождалась буря. Соломон отвел взгляд. Выпил еще пива. В зеркале бара он увидел, что Трикотажный Берет встал с табурета. Девушка схватила его за руку, но он вырвался — похоже, без больших усилий — и направился к Соломону.

Вот черт. Только не сегодня, парень.

Табурет справа от Соломона пустовал, и Трикотажный Берет встал рядом. Он стоял вплотную к Соломону, дожидаясь, пока тот обратит на него внимание. Соломон смотрел прямо перед собой.

— В чем дело? — спросил парень. — Почему ты строишь глазки моей девушке?

Соломон вздохнул, но промолчал. Может, парню наскучит, и он уйдет.

— Я с тобой говорю, придурок.

Девушка самодовольно улыбнулась. Она получила, что хотела. Вечер еще может стать памятным.

— Эй. — Парень ткнул Соломона пальцем в плечо. — Я с тобой разговариваю.

Соломон повернулся к нему и, не повышая голоса, произнес:

— Ты совершаешь ошибку.

Трикотажный Берет выдвинул вперед челюсть:

— Это ты совершаешь ошибку. Пялишься на мою девушку.

— Послушай меня, — совсем негромко сказал Соломон, — у меня плохое настроение. Если ты заставишь меня выместить его на тебе, ты останешься калекой. Понял?

Парень выпятил грудь, но Соломон заметил промелькнувшее в его глазах опасение.

— Подумай о будущем. Ты же не хочешь думать, оглядываясь назад: «Именно в тот день моя жизнь пошла псу под хвост. Я мог бы оставить того парня в баре в покое. Но я лез на рожон. Даже после того, как он меня предостерег».

Трикотажный Берет часто заморгал. Нижняя губа у него задрожала. Соломону нужно было дать ему возможность с честью выйти из положения.

— Да ладно, я тебя слышу, — сказал он громче. — Я все равно ухожу.

Он допил пиво и поднялся. Парень посторонился. Их взгляды встретились, и Трикотажный Берет сразу поумнел. Он вернулся к своей девице, которая так и сидела на высоком табурете, довольная, как кошка. Она пялилась на Соломона, когда он шел мимо нее к выходу, надеясь подлить масла в огонь. Но ее дружок занимался своим пивом.

Соломон глотнул прохладного вечернего воздуха и опустил плечи, пытаясь снять напряжение. Ему нужно было убраться с оживленной улицы, прочь от людей, прежде чем он на ком-то сорвет свою злость. Сейчас уже наверняка можно было без опасений вернуться в квартиру у парка Лафайет. Крис и Майкл, без сомнения, разъехались по домам. Дональд спал. Соломону и самому не помешает отдохнуть.

Он дошел до угла и посмотрел вверх, на восемь кварталов кручи, с которой он спустился, чтобы добраться до Юнион-стрит. Подъем наверх займет полчаса и, пожалуй, потребует специального снаряжения. Соломон нажал кнопку быстрого набора на своем телефоне и попросил ночную группу безопасности прислать ему машину для подъема на холм.

Потачка себе. В чем-то он был так же избалован, как братья Шеффилды. Деньги Дона устраняли любой дискомфорт. Работа на него давала роскошь и власть.

Соломон, без сомнения, будет по ним скучать, когда лишится их.

Глава 28

Утром в среду Дональд Шеффилд сидел в столовой в своей квартире в Сан-Франциско, в открытые окна задувал прохладный ветерок. Гул городского транспорта напоминал монотонный шум океанских волн, и время от времени с Калифорния-стрит доносился звон трамвая.

Миссис Вонг оставалась в квартире всю ночь, обслуживая его семью, вместо того чтобы вернуться домой, к своей собственной. Она все уговаривала Дона чего-нибудь поесть, но ему хотелось только черного кофе. В глаза словно песку насыпали, а усталость давила на тело, как тяжелое пальто. Потеря внучки отзывалась в груди пульсирующей болью.

Он вздохнул, и этот звук словно бы вызвал Соломона. Великан появился в дверях, одетый на выход. Его гладкая голова была вся в мелких порезах, словно нанесенных при неумелом бритье, белки голубых глаз покраснели.

— Доброе утро, — сказал Дон. — Поспал хоть немного?

Соломон пожал могучими плечами, как будто сон не стоил и упоминания.

— Как Дороти?

— Лучше, мне кажется. Грэм дал ей успокаивающее, и она всю ночь спала. Сюда летит Тед, чтобы забрать ее назад, в Лос-Анджелес.

Дон был невысокого мнения о последнем возлюбленном Дороти. Тед Хендрикс, как все, кому деньги достались без большого труда, относился к жизни слишком легко, что вообще свойственно жителям Южной Калифорнии, где все непостоянно. Прилет Теда в Сан-Франциско свидетельствовал о том, что он хотя бы пытается вести себя как надо.

— Думаете, ей было бы лучше остаться здесь? — спросил Соломон, и у Дона возникло знакомое чувство, что Соломон читает его мысли.

— Естественно, мне бы не хотелось отпускать ее от себя. Но она рвется домой, и таких уж веских доводов в пользу ее задержки здесь у меня нет. Дороти может устроить похороны с помощью друзей. Возможно, так ей будет легче.

— Да, сэр.

Пиджак Соломона распахнулся, когда он сел за стол, и Дон увидел, что Соломон нашел замену пистолету, конфискованному полицией. Он хотел было спросить, где тот его раздобыл, но передумал. Некоторых вещей ему лучше не знать.

Он указал на выпуклость под рубашкой Соломона.

— Тут тебя задело?

— Пустяки. Не пришлось даже накладывать швы. Сегодня утром я наложил свежую повязку.

— Нельзя, чтобы в рану попала инфекция.

— Да, сэр.

— А порезы на голове?

— Осколки стекла. Пустяки. Правда.

Соломона явно беспокоило что-то другое, но он не был расположен говорить об этом.

— Я собирался поехать сегодня в Окленд. Поискать след того, кто стрелял в Эбби.

Дон покачал головой:

— Оставь расследование убийства полиции. Пусть лучше они этим занимаются. Если ты попадешься им, когда будешь вести собственные розыски, они могут поднять шум.

— Я не планировал им попадаться, — заметил Соломон.

— Сегодня утром у нас другие проблемы, — сказал Дон. — Я только что говорил с Фрэнком Прайсом. Адвокат Грейс подала ходатайство о получении финансовой информации по всему нашему имуществу. Она добивается полной проверки наших счетов независимой аудиторской фирмой. Я не хочу, чтобы толпа чужаков совала нос в наши дела.

— А наши юристы не могут…

— Я уже дал поручение фирме Прайса, — сказал Дон. — Но я не уверен, что они смогут отвести данный запрос. Если мы станем противиться, создастся впечатление, будто нам есть что скрывать. Если не станем, детали всех сделок за последние тридцать лет сделаются достоянием гласности.

— А суд не может потребовать от аудиторов неразглашения тайны?

— Конечно, может. Но Лусинда Крус ее разгласит. Она мечтает о том, чтобы весь мир узнал, чего мы стоим и как мы получили наши деньги. А мне нет нужды говорить тебе, что речь идет о конфиденциальной информации.